Свт. Иоанн Златоуст
Ст. 12-13 И войдя Иисус в церковь, изгна вся продающия и купующия в церкви, и трапезы торжником испроверже, и седалища продающих голуби. И глагола им: писано есть: храм Мой храм молитвы наречется, вы же сотвористе и вертеп разбойником
Об этом говорит и Иоанн, только говорит в начале Евангелия, а Матфей в конце. Поэтому вероятно, что так случилось два раза, и притом в разное время. Это видно и из обстоятельств времени, и из ответа иудеев Иисусу. У Иоанна говорится, что это случилось в самый праздник Пасхи, а у Матфея - задолго до Пасхи. Там говорят иудеи: кое знамение являеши нам (Ин. II, 18) ? а здесь молчат, хотя Христос и укорил их, - молчат потому, что все уже дивились Ему. Тем большего достойны обвинения иудеи, что Христос не один раз делал это, а они все еще не переставали торговать в храме, и называли Христа противником Божиим, тогда как и отсюда должны были видеть честь, воздаваемую Им Отцу, и собственное Его могущество. Они видели, как Он и чудеса творил, и как слова Его согласны с делами Его. Но они не убеждались и этим, а негодовали, не смотря и на то, что слышали пророка, говорящего об этом, и отроков, не по летам своим прославлявших Иисуса. Потому Он, обличая их, приводит слова пророка Исаии: дом Мой дом молитвы наречется. И не этим только показывает Христос Свою власть, но и тем, что исцеляет различные болезни. Приступиша, говорится, к Нему хромии и слепии, и исцели их . И здесь Он являет Свою силу и могущество. Но иудеи не трогались и этим, но видя и последние чудеса Его и слыша отроков, прославляющих Его, сильно негодовали и говорили Ему: слышиши ли, что сии глаголют ? Христу лучше бы надлежало сказать им: слышите ли, что сии глаголют? Ведь отроки воспевали Его, как Бога. Что же Христос? Так как иудеи противоречили столь очевидным знамениям, то Христос, чтобы сильнее обличить их и вместе исправить, говорит: несте ли чли: из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу ? И хорошо Он сказал - из уст, так как слова их происходили не от разума их, но Его же сила двигала несовершенным еще языком их. Это изображало также и язычников, которые прежде немотствовали, но потом вдруг начинали вещать великие истины убедительно и с верою, - и вместе немало утешало и апостолов. Именно, чтобы апостолы не сомневались, как они, будучи людьми простыми и необразованными, могут проповедовать народам, отроки наперед истребили в них всякое беспокойство и внушили им твердую надежду, что Тот, кто научил отроков прославить Господа, сделает и их красноречивыми. Это чудо показывало также, что Он есть Господь природы. Дети, еще не достигшие зрелого возраста, вещали великое и достойное неба; а мужи говорили слова, исполненные всякого безумия. Такова-то злоба! Итак, поелику много было причин, от которых раздражались иудеи, например, толпы народа, изгнание из храма торгующих, чудеса, пение отроков, то Христос опять оставляет их, чтобы утишить их гнев, и не хочет предлагать им Своего учения, чтобы они, снедаемые завистью, не пришли еще в большее негодование от Его слов.
Беседы на Евангелие от Матфея.
Прп. Иустин (Попович)
Ст. 12-13 И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им: написано, - дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников
Храм – это обиталище Бога, следовательно – домъ молитвы, ибо с Богом общаются прежде всего молитвой. Если в храм входят с корыстолюбивым, сребролюбивым желанием, то храм превращается в вертепъ разбойниковъ. Боголюбивая молитва – это выражение и излияние боголюбия. Самостная молитва – это слуга грехолюбивого самолюбия. Настоящая молитва всегда богоустремленна, и поэтому человеколюбива, потому что всегда помогает и умножает то, что есть в человеке божественного и богоустремленного. Поскольку храм – дом молитвы, он есть тем самым школа бессмертности человеческой, школа беспредельности человеческой, школа вечности человеческой ибо он обессмертствует, обезграничивает, овечнует то, что в человеке есть богоустремленного, богообразного.
В переносном смысле: душа – это обиталище Бога, если она домъ молитвы, если она молитвенная. Молитвенная же значит, что она богоустремленная и желает жить с Богом и в Боге. Но душа превращается в вертепъ разбойниковъ, если она не молится: ее окрадывают и разграбляют, ее делают больной страсти как разбойники. И все, что относится к ней, относится к вертепу разбойников. Сребролюбие, самолюбие, ненависть, похоть, гордость, пакость, злоба, зависть и остальные грехи превращают душу в вертеп разбойничий. Если появляется в душе какое бы то ни был евангельское желание или богоустремленная мысль, страсти как разбойники набрасываются на нее со всех сторон, чтобы ее уничтожить и погубить. Большим трудом душа превращается в домъ молитвы = в обиталище Бога. Как? Принуждением себя к молитве, постепенным приучением себя к святым добродетелям евангельским, пока они не станут составной частью нашей души и не вытеснят из нас всех разбойников = все страсти. А добродетели эти суть: вера, молитва, пост, любовь, кротость, смирение, терпение и другие. В этом святом лике добродетелей – молитва предводительница.
Вы церковь Бога Живаго (2 Кор. 6:16) : ναός, temple, храм. Дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников . Ты - Церковь: душа постоянно на коленях (на молитве), все существо в постоянном богослужении; если перестанет молитва, то как я буду жить завтра? - Входишь в разбойничьи расчеты, в вертеп, в который превратили церковь. Церковь для молитвы, не для разбоя. Разбойничает с душой культура, цивилизация, ибо она вносит в душу вещественное, царство вещей: деньги, яства, голубей, книги (см.: Ин. 2:14), - и из дома Отчего делает вертеп разбойников… Вещи мы внесли в душу, о, Господи, в дом Твой. Ведем разбойничьи расчеты… Твои вещи мы выкрали, на все налепили свои ярлыки, образ наш - человеческий, разбойнический. Господи, да приидет Царствие Твое и да изгонит разбойников из души моей.
Подвижнические и богословские главы.
Блж. Иероним Стридонский
Ст. 12-13 И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им: написано: «дом мой домом молитвы наречется »; а вы сделали его вертепом разбойников
Сопровождаемый толпой верующих, которые одежды свои расстилали по пути, чтобы осленок шел не повреждая ног, Иисус входит в храм и выгоняет всех, которые продавали и покупали в храме: он опрокинул столы обменивавших монеты и разбросал сиденья продавцов голубей и сказал им, - приводя свидетельство Писания (Ис. 56:7) , - что дом отца Его должен быть домом молитвы, а не пещерой разбойников или домом торговых сделок (Иер. 7:11) . Так написано и в другом Евангелии (Ин. 2:16) . Относительно этого места прежде всего надо узнать то, что, по предписанию закона, в этом святейшем во всем мире храме Господа, куда стекался народ из всех почти стран иудейских, приносились бесчисленные жертвы, - особенно в праздничные дни, - из баранов, быков и козлов; в то время, как бедняки, чтобы не остаться без жертв, приносили птенцов, голубей и горлиц. В большинстве случаев было так, что те, которые приходили издалека, не имели жертвенных животных. Таким образом, священники придумали, каким образом брать добычу от народа, и стали на месте продавать всякого рода животных, необходимых для жертвоприношений, так что они за один раз и снабжали неимущих, и сами снова получали обратно то, что было продано. Но такие обороты их часто оказывались неудачными вследствие недостаточности покупателей, которые сами нуждались в средствах и не имели не только жертвенных даров, но даже и средств, чтобы купить птиц и дешевых подарков. Поэтому [священники] поставили там и меновщиков монеты, которые под поручительство ссужали деньги [нуждающимся]. Но так как законом было предписано (Лев. 25:36 ; Втор. 23:19) , чтобы никто не брал лихвы и потому не мог пользоваться деньгами, отдаваемыми в рост, ибо они не только не давали никакой прибыли, но даже могли быть потеряны; поэтому они измыслили другой способ, так называемых колливистов (Collybistas). Латинский язык не имеет выражения для передачи смысла этого слова. Колливой у них называлось то, что мы называем tragemata, то есть маленькие дешевые подарки [гостинцы], например: поджаренный горох, изюм и яблоки разного рода. Таким образом, колливисты, не имея возможности при отдаче денег в рост брать лихвы, брали взамен разные предметы, так что то, чего не позволялось [брать] в виде денег, они требовали предметами, которые приобретались за деньги, как будто не об этом проповедовал Иезекииль, говоря: Не берите лихвы и сверхдолжного (Иез. 22:12) Господь, видя в доме Отца Своего такого рода сделки, или разбойничество, побуждаемый пылом духа, - согласно тому, что написано в Шестьдесят восьмом псалме: Ревность по доме Твоем снедает меня (Пс. 68:10) , - сделал себе бич из веревок и выгнал из храма большую толпу людей со словами: Написано: Дом Мой назовется домом молитвы, а вы сделали его пещерой разбойников . В самом деле, разбойник - тот человек, который из веры в Бога извлекает прибыль, и храм Божий он обращает в пещеру разбойников, когда его служение оказывается не столько служением Богу, сколько денежными сделками. Таков прямой смысл (juxta historiam). А в таинственном значении Господь ежедневно входит в храм Отца своего и извергает всех, как епископов, пресвитеров и диаконов, так и мирян, и всю толпу, и считает одинаково преступными как продающих, так и покупающих, ибо написано: Даром получили, даром давайте (см. Мф. 10:8). Он также опрокинул столы меновщиков монет. Обрати внимание на то, что вследствие сребролюбия священников алтари Божий называются столами меновщиков монет. И опрокинул скамьи продавцов голубей, [то есть] продающих благодать Святого Духа и делающих все, чтобы пожирать подчиненных им людей, о которых Он говорит [или: говорится]: Которые пожирают народ Мой, как хлебную пищу (Пс. 13:4) . Соответственно простому смыслу голуби не были на сидениях, а в клетках; на сидениях могли сидеть только продавцы голубей. А это почти бессмысленно, потому что понятием сидение (cathedra) указывается преимущественно на достоинство учителей, которое сводится ни к чему, когда бывает смешано с прибылями. То, что мы сказали о Церквах, каждый пусть понимает в отношении к самому себе, ибо апостол говорит: Вы храм Божий есте, и дух Божий живет в вас (1 Кор. 6:15) Пусть не будет в доме сердца нашего торговых сделок, ни продажи, ни купли, ни жадности к подаркам, чтобы не вступил Иисус в строгом гневе и не очистил наш храм только с помощью бича, чтобы сделать его домом молитвы из пещеры разбойников и из дома торговли.
Толкование на Евангелие от Матфея.
Блж. Феофилакт Болгарский
Ст. 12-13 И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им; написано: дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников
Как господин дома, то есть храма, Господь изгнал торгующих, показывая, что принадлежащее Отцу принадлежит и Ему. Он так поступил, с одной стороны, имея попечение о благолепии в храме, а с другой - обозначая отмену жертв, ибо, изгнав быков и голубей, выразил, что нужно не такое жертвоприношение, которое состоит в заклании животных, а нужна молитва. Он говорит: «дом Мой - домом молитвы наречется, а вы сделали его вертепом разбойников» , ибо в вертепах разбойников происходят убийства и кровопролития. Или же Он назвал храм вертепом разбойников потому, что там продавали и покупали; а любостяжание и есть страсть разбойников. Торжники - то же, что у нас меняльщики. Голубей продают торгующие степенями церковными: они продают благодать Святого Духа, явившегося некогда в виде голубя. Они изгоняются из храма, ибо недостойны священства. Смотри и ты, как бы не сделать храм Божий, то есть свои помыслы, вертепом разбойников, то есть демонов. Ум наш будет вертепом, если мы допустим склонные к вещественному помыслы о продаже, купле, о корысти, так что станем собирать и самые малые монеты. Равным образом мы сделаем себя вертепом разбойников, если будем продавать и покупать голубей, то есть утратим духовное наставление и рассуждение, какое в нас есть.
Толкование на Евангелие от Матфея.
Евагрий Понтийский
Будь внимателен к себе, дабы ради выгоды, пустого удовольствия или преходящей славы не высказаться тебе о чем–либо неизреченном и не быть изверженным из священных притворов, уподобившись продающим в храме птенцов голубей.
Умозритель, или к тому, кто удостоился ведения.
Евфимий Зигабен
И вниде Иисус в церковь Божию и изгна вся продающыя и купующыя в церкви, и трапезы торжником испроверже и седалища продающих голуби
Подобное говорит и Иоанн, но он говорит в начале Евангелия, а Матфей и другие – под конец. Очевидно, что Христос совершил это дважды и в различное время. Тогда иудеи говорили Ему: кое знамение являеши нам? – а теперь они молчат. И обрати внимание на их небрежность: они торговали в храме. Одни продавали нуждающимся необходимое для жертвоприношения, т.е. овец, волов, голубей, как объявил Иоанн, и другое подобное, а другие – покупали. Торжники (κολλυβισται) – это люди, имеющие мелкие деньги; их также многие называют меновщиками, потому что κολλυβος мелкая монета и κολλυββιζω – значит «менять». Итак, Христос вошел в храм с большой властью, как Домовладыка, и удалил вышеупомянутых и все вышеупомянутое, показывая Свою власть над всем, которую Он, как Бог, имел, и смелость, так как был безгрешен, – затем, заботясь о благолепии Своего храма, – показывая отвержение кровавых жертв, и научая нас смело действовать в защиту Церкви.
Толкование на Евангелие от Матфея.
Лопухин А.П.
И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей
Об очищении Христом иерусалимского храма здесь говорится во второй раз. О первом очищении рассказано было Иоанном (2:13-22) . События, рассказанные евангелистами, так сходны, что подавали повод не только к обвинениям евангелистов в так называемых передержках, но и к глумлениям и издевательствам по поводу того, что они здесь совершенно перемешали одно и то же событие, относя его то к началу служения Христа (Иоанн), то к концу (синоптики). Такие возражения делались, по-видимому, не только в новое время, но и в древности, и вызывали опровержения. Так, обсуждая этот факт, Златоуст утверждает, что были два очищения, и в разное время. Это видно и из обстоятельств времени, и из ответа иудеев Иисусу. У Иоанна говорится, что это случилось в самый праздник Пасхи, а у Матфея - задолго до Пасхи. Там говорят иудеи: каким знамением докажешь Ты нам, что имеешь власть так поступать? А здесь молчат, хотя Христос и укорил их, - молчат потому, что все уже дивились Ему.
С мнением, высказанным Иоанном Златоустом, согласны многие как древние, так и новые экзегеты (за исключением, конечно, отрицательных критиков, и притом лишь некоторых); мнения, что евангелисты здесь рассказывают об одном и том же событии, в настоящее время придерживаются немногие. В самом деле, ни синоптики, ни евангелист Иоанн не могли ошибочно перемешать такого важного события, как очищение храма. Последнее вполне подходит и к началу, и к концу служения Мессии. Первоначальное очищение могло произвести сильное впечатление и на начальников, и на народ; но потом, как это обыкновенно и везде бывает, злоупотребления опять развились и сделались вопиющими. Второе очищение поставлено в едва заметную связь с ненавистью начальников храма, которая повела к осуждению и распятию Христа. Можно даже сказать, что ничто больше не содействовало такому концу, как обстоятельство, что Спаситель Своим поступком сильно затронул различные имущественные интересы, связанные с храмом, потому что известно, что нет труднее и опаснее борьбы с ворами и разбойниками. И не будучи священником, Спаситель, конечно, не входил теперь в сам храм. Неизвестно даже, входил ли Он во двор мужчин. Местом событий был, несомненно, двор язычников. На это указывает и само выражение, употребленное здесь всеми синоптиками, το ίερόν (прибавка θεού в других местах не встречается - здесь она сделана для особенной выразительности), которое, в отличие от ό ναός, или собственно здания храма, обозначало все вообще храмовые постройки, в том числе и двор язычников. Торговля могла происходить только во дворе язычников, что и выражается через πωλοΰντας καί αγοράζοντας εν τω у Матфея и Марка. Здесь продавались жертвенные животные, ладан, масло, вино и другие принадлежности храмового богослужения. Здесь же стояли “столы меновщиков” - κολλυβιστών, слово, встречающееся у Ин. 2:15 и еще только здесь у Матфея и Марка в Новом Завете. Торжники (κολλυβισταί), по Феофилакту и Зигабену, - то же, что меняльщики (τραπεζίται), а κολλυβος - дешевая монета вроде обола или сребренника. Они назывались еще (по Зигабену) καταλλάκται (менялы). Что касается до скамей (καθέδρας), то некоторые думали, что они поставлены были во дворе язычников для женщин или приносились ими самими, так как будто бы они занимались преимущественно продажей голубей. Но в евангельском тексте на женщин нет никакого намека, а скорее можно предполагать здесь мужчин, потому что причастие “продающих” (των πωλούντων) у Матфея и Марка мужского рода. Дело просто объясняется тем, что “скамьи” или лавки были нужны для клеток с голубями, а потому и стояли в храме. Интересное аллегорическое толкование дает здесь Иларий. Под голубем он разумеет Духа Святого; а под скамьею - кафедру священника. “Следовательно, Христос опрокидывает кафедры тех, которые торгуют даром Святого Духа.” Всех этих торговцев “изгнал” (έξέβαλεν) из храма Христос, но “кротко” (tamen mansuetus - Бенгель). Это было чудо. На такой поступок не решились бы и многочисленные воины (magnum miraculum. Multi milites non ausuri fuerant, Бенгель).
Толковая Библия.
Валентина Лушникова
«Храм мой, храмом молитвы наречётся»…
рассказ
Весна в том году в Петербурге была ранняя. Снег на улицах растаял быстро. Несколько дней стояла теплая погода, а после ледохода по Неве, ночью разразился шторм. Небесная хлябь обрушилась на город дождём со снегом. Холодный северный ветер свистел по улицам и переулкам, разгоняя случайных прохожих по домам. С Ладоги шла большая вода. Река дыбилась, испытывая гранит набережных на прочность. Но три золотых шпиля, три иглы, устремлённые в небо: Петропавловского собора, Адмиралтейства и Михайловского замка - твёрдо стояли на своём посту и заклинали разбушевавшуюся стихию успокоиться. Ближе к рассвету буря стала стихать. Когда ветер успокоился, вместе с осторожным рассветом на город опустился туман.
Вслед за хмурым утром пришёл день. Пробираясь сквозь серые тучи, солнце посылало на город мягкий свет. Санкт-Петербург приобрел чёткие очертания, очаровывая людей совершенством городских пейзажей. Утро наполнило улицы пешеходами и машинами. «Медный всадник» «принял» первых посетителей. С набережной туристам открылся великолепный вид на правый Невы берег с Ростральными колоннами и Петропавловской крепостью, а на левом берегу за памятником Петру Первому, исполином встал Исаакиевский собор.
В Исаакие, в одном из символов Санкт-Петербурга, я впервые побывала, будучи ещё студенткой, в семидесятые годы прошлого века. С изумлением рассматривала тогда интерьеры главного храма России и слушала гида, рассказывающего о храме, людях и о событиях так, что рассказ поражал воображение.
Собор, построенный в ХIХ веке Огюстом Монферраном, и ныне олицетворяет собою силу и мощь Российской империи. Он и по сей день является одним из значительных сооружений в городе. Трудами многих тысяч людей построен уникальный город на Неве и возведён главный храм России, каменная книга, безмолвно повествующая о могуществе Бога и торжестве христианства. Памятником мастерам и строителям, их силе несломленного духа красуется город на Неве, где над историческими постройками центра доминирует Исаакиевский собор, как гимн Богу и человеческому труду.
Но история собора, также как история возникновения города Санкт-Петербурга, драматична. В течение 40 лет на строительстве храма ежегодно работало более 2 000 человек. Ещё 2 000 человек ежегодно работала в каменоломнях Карелии. Условия работы на стройке были тяжёлые. Воплощая художественное оформление грандиозного сооружения, художники тоже трудились на грани возможного.
Зодчий собора, сражаясь за дело своей жизни, смог в её конце поставить точку. Но любое на этом свете хрупко. Рок оставил отметину на Исаакие. Белый цвет мрамора, которым облицевали собор, со временем от перенасыщенного влагой воздуха начал постепенно приобретать всё более серые тона, и сооружение стало терять свою первоначальную воздушность. В конце жизни Монферран с горечью признался в ошибке. За счёт потемневших стен безупречное архитектурное сооружение подошло к концу строительства тяжеловато.
Архитектор скончался в год открытия Исаакиевского собора, в возрасте 72 лет. Он завещал похоронить себя под его сводами. Но ему, католику по вероисповеданию, в этой просьбе было отказано. Недаром великий и глухой музыкант Людвиг Ван Бетховен, вещи, казалось, несовместимые, в конце своей жизни воскликнул: «Жизнь есть трагедия. Ура!» Бетховен, также как и зодчий Исаакия Монферран, выстоял во всех трудных испытаниях, выпавших на долю, закаляя и совершенствуя душу. Они оба ушли в иной мир с чистой совестью. Главное задание на Земле от Всевышнего ими выполнено.
Но, не смотря на все преграды, жизнь продолжается и неустанными трудами многих людей человеческое общество медленными шагами движется вперёд, совершенствуясь. И возникает такое диво дивное, как бетховенские сонаты и симфонии, как Исаакиевский собор, как славный город Санкт-Петербург. Слушая экскурсовода в те далёкие для меня годы, я думала о возможности работать в Исаакиевском соборе, где всё вокруг сверкает и переливается дивными красками, а за красотами чудного храма безмолвно наличествуют его создатели, напоминая о своём подвиге.
Прожив в Петербурге более 30 лет, я много здесь видела удивительного и потрясающего красотой. Но иногда вспоминаю ту уникальную экскурсию, экскурсию в соборе и человека, рассказывающего так, словно читал замечательную поэму о людях.
Говорят, что все наши сокровенные желания и помыслы сбываются, если мы выучимся верить и ждать. Спустя более двух десятков лет, после того, как впервые побывала в Исаакиевском соборе, иду туда устраиваться на работу.
Летом наплыв туристов в Санкт-Петербург огромен. Большую популярность в городе имеет музей Исаакиевского собора. Число посетителей в нём исчисляется миллионами. До поздней осени в течение пяти месяцев (май - сентябрь), с утра до вечера он постоянно принимает всё новые и новые группы туристов. В связи с большим потоком людей, в собор временно берут дополнительное число экскурсоводов и контролёров.
Стоял холодный апрельский день. Солнышко только что пробилось сквозь тучку, оставив по солнечному зайчику на каждом золочёном куполе Исаакиевского собора, когда подошла к нему с южной стороны. После ночного дождя, отливая серебром, блестел на солнце мокрый асфальт. Постояла немного в сквере на Исаакиевской площади, рассматривая грандиозное сооружение и собираясь с мыслями на тот случай, если меня будут экзаменовать на экскурсовода. С рельефа на фронтоне над портиком, юный Христос тянет к людям руки. Справа от Богоматери стоит Иосиф. Их окружают пастухи и прорицатели, пришедшие поклониться Христу. Согбенные позы пришедших связаны единым движением в сторону Богоматери с Младенцем, указывая положением тел на явление истины на Землю. Читаю надпись на фронтоне: «Храм мой храмом молитвы наречётся»…
К южным воротам собора, через которые входят в музей туристы, поднялась по обласканным солнцем ступенькам из красного мрамора. Контролёр, узнав о цели посещения, объяснил, что служебный вход находится с северной стороны храма. Обошла сооружение с трех сторон и вновь поднялась по мраморным ступенькам. Ступени такие же, как и южные, но вид у них сумрачный. На них никогда не падает луч солнца. Объясняю охране цель визита и прошу пропустить меня в администрацию музея. Попутно спрашиваю разрешение осмотреть на северной стене храма уникальные рельефы: «Несение креста» и «Положение в гроб» - ваятеля Клодта, большого мастера в своём деле. У туристов, побывавших в Санкт-Петербурге, на долгое время остаётся в памяти Невский проспект, вместе с конями Клодта на Аничковым мосту. Работы мастера безупречны. Они приковывают взгляд, восхищая. Разглядывая детали рельефа на стене собора, думаю о людях, которым удалось оставить след на земле. Судьба умельцев не баловала. Чтобы поведать миру о жизни со всей полнотой мироощущения, преодолевая трудности, сил они положили много. Но дело, которое удается завершить, и есть высшая награда, которую земной человек редко получает при жизни. «Слава - солнце мёртвых», - так сказал знаменитый французский писатель Оноре де Бальзак, автор «Человеческой комедии», изображенной в его литературных трудах.
Переступив порог собора, лелею надежду, что меня могут взять экскурсоводом. Ранее я водила экскурсии по экспозициям в музее восковых фигур. Но мне отвечают, что экскурсоводами в Исаакий берут только искусствоведов. К такому ответу была готова и соглашаюсь работать на контроле. Тешу себя надеждой, что со временем всё может поменяться. Главное, что меня берут на работу. А там будет видно, что и как.
Выйдя из офиса, остановилась в центре храма, любуясь на богато убранный собор. Туристический сезон ещё не начался. Посетителей в зале было мало. В утренние часы, рассеянные по храму, люди терялись на его огромной территории. Собор казался пустым. С восточной стороны прямо передо мной блестел золотом резной алтарь, отделанный малахитом и лазуритом, с яркими мозаичными иконами. С огромного витража за открытыми царскими воротами, на меня пронзительно смотрел Воскресший Иисус Христос. Перекрестилась на изображение Спасителя и перевела взгляд вверх. С центрального нефа на помощь людям летела Богоматерь в окружении святых. В сводах купола, одна за другой являлись многофигурные росписи на библейские сюжеты художников Бруни и Брюллова, объединённые единым ритмом в одно действие. Красота собора приковывала взгляд и завораживала. Уходить не хотелось, но, переведя взгляд в сторону, увидела, как из офиса вышел мой будущий начальник охраны, и, стушевавшись, поспешила к выходу. После собеседования я забыла попросить разрешение на осмотр музея. Уходя, задержалась у южных ворот храма, разглядывая бронзовый барельеф на тему битвы Александра Невского со шведами.
В Санкт-Петербурге живу на улице Рубинштейна. Это центральный район города, самое его сердце. Путь от дома до музея Исаакиевского собора занимает у меня приблизительно 25 минут. В утренние часы, когда «час пик» уже прошёл, народу в городе мало. Я наслаждаюсь тишиной и красотой города, над которым встаёт солнце. Шагнув в ХХI век, пышным карнавальным шествием отпраздновала северная столица России свой 300-летний юбилей. После городского праздника, ещё более помолодевшая, она, как и встарь, ловит на себе восхищённые взгляды. Утренний летний ветерок приятно холодит мне лицо. На моих ногах удобные спортивные тапочки, купленные в Тель-Авиве за 200 $. Как сказал продавец обуви, точно такие же, какие покупает себе знаменитая теннисистка Штефи Графт. Идти в них сущее удовольствие. Нога как в бархате: нигде не трёт, не жмёт. Такие тапочки, мечта любого пешехода. Предпочитаю носить их всё теплое время года, с сожалением расставаясь на зиму.
Вступившему на Исаакиевскую площадь грандиозный собор является взору сразу, вместе со звуками, напоминающими отдалённый морской прибой. Огромное здание окружают 48 монолитных колонн из красного мрамора, ростом по 17 метров каждая, с четырёх сторон образуя портики. И, кажется, что не ты идёшь к храму, а он сам огромными колоннами шагает к тебе навстречу, увеличиваясь в размерах и уменьшая в росте человека.
На втором ярусе здания ещё 24 колонны несколько меньшего размера поддерживают удлинённый золочёный купол. У его основания приземлились фигуры ангелов с благословляющими жестами, беря всех вокруг под защиту и покровительство. Гигантские рельефы на фронтонах портиков несут смысловое содержание возведённого собора. По углам фронтонов стоят 12 фигур Апостолов, с неистовыми жестами, словно предостерегая от людей от грехопадения. Четыре лёгкие колокольни на кровле здания, светясь золотом шатров, окружают центральный купол. Отзываясь на эфирное дуновение, они как будто звучат еле слышным колокольным звоном, наполняя музыкальными звуками воздух вокруг. Крышу храма по углам завершают крылатые фигуры ангелов со светильниками. Они придают зданию стройность, ставя массивное сооружение на крыло.
Приблизившись к собору, вижу, что на царственных колоннах собора кое - где остались отметины вражеских снарядов времён Великой Отечественной. После войны их реставрировать не стали, а оставили как «шрамы войны», в память о мужестве жителей города, не сдавших город неприятелю. Враги, окружившие город, прямой наводкой по Исаакию не били. Поэтому в народе жила молва, что собор охраняют апостолы на кровле и ангелы, приземлившиеся у основания купола. Теперь и храм, как ветеран войны носит на своём теле отметины, каждая из которых, словно медаль за отвагу.
Фашистская Германия планировала захватить город на Неве быстро. Но гордый и красивый Петербург, голодный и холодный, прожил в осаде более 2 лет, но не сдался на милость победителям. Обозлённый мужеством солдат и городских жителей, Гитлер поклялся захватить город и стереть его с лица земли. Но в те лихие годы восстал из пепла русский народ. Петербург отстаивали не только живые, но и мертвые солдаты в окопах, вместе канувшими в лету строителями города. Отстаивали вместе с Богородицей. Икону Казанской Божьей Матери обнесли на самолёте перед осадой города. Иначе феномен не сдавшегося Петербурга, тогда ещё Ленинграда, объяснить нельзя. 900 дней и ночей фашисты не смогли одолеть полуголодных защитников, которым не хватало даже оружия. Ополченцы добывали автоматы в рукопашном бою у противника. Город, расположенный на ровной как стол местности, и потому открытый для наступления со всех сторон, не смогли взять враги, окружившие его и вооружённые по последнему слову техники. Небеса берут под защиту то, что творится на Земле по Божьему благословению. И тогда происходит невероятное: полчища тёмных врагов не могут одолеть более слабые по земным меркам силы. Так было не раз. Вспомним незабвенного воина Александра Невского, который не знал поражений в сражениях, охраняя рубежи родины. Но истинная сила праведного Александра Невского в другом. Талантливый полководец, стратег, тонкий и мужественный дипломат, он согласился на плен в орде, дав тем самым противнику гарантию, что русские не пойдут на татар войной. За это время Россия получила возможность мирно жить и окрепнуть.
Православный Исаакиевский собор действовал после смерти зодчего ровно 70 лет. До 28 июня 1928 года, до того времени, когда советское правительство издало указ, по которому здание собора переходило в ведение «Главнауки» в качестве музейного памятника. Спустя десятилетия, предвидя сложную судьбу своего детища и защищая от посягательств на святое место, Огюст Монферран начертал на южном фронтоне собора: «Храм мой храмом молитвы назовётся»…
Но собор всё-таки закрыли и вывезли из него огромное количество ценностей и церковной утвари. В здании провели исследовательские работы и установили, что собор на своем фундаменте стоит прочно. Открылся он после небольших реставрационных работ уже как музей в 1931 году и сразу стал иметь широкую популярность. В том же году к центру его купола подвесили маятник Фуко, медный шар весом 56 кг, на тросе длиной 95 метров. Он демонстрировал посетителям вращение земли вокруг своей оси.
17 июня 1990 года, в «Неделю всех святых, в земле Российской просиявших», после долгого перерыва в Исаакиевском соборе вновь прошла первая церковная служба. Божественную Литургию в соборе совершил Святейший патриарх Московский и всея Руси Алексий Второй. К этому замечательному событию маятник Фуко из храма изъяли, а к центру купола вернули голубя, олицетворяющего святой дух, который занял свое прежнее место. С этого дня собор работает одновременно и как музей, и как храм. В левом пределе, освещённом в честь великомученицы Екатерины, по выходным дням стали собираться на церковную службу верующие люди. В это время центральная часть храма и правый его придел принимают туристов. В остальные дни, собор работает как музей. Но по большим престольным праздникам музей закрывается. В главном алтаре Исаакиевского собора торжественно идёт православная служба.
Каждое утро, приходя на работу, я вхожу в ворота за северным портиком храма. Собор открывается в десять часов, но все его работники приходят к девяти часам. Час времени до начала трудового дня в храме пролетает незаметно. В огромном здании работает закон места и времени, заставляя его бежать быстрее.
Моя работа заключается в том, чтобы организовывать группы из людей, прошедших контроль, и передавать их экскурсоводам. Работаю в паре с постоянным работником, Раисой Ивановной. Это женщина пенсионного возраста, высокая и худощавая. Она приходит на работу в светлом платье и ажурной вязаной шляпке. Потом переодевается в служебную форму с красным пиджаком. У меня униформы нет. Я хожу на работу в белой одежде.
Народу в собор идёт много. Работая вдвоём, мы едва поспеваем за большим потоком людей, которые входят в музей через десять турникетов на контроле. Но общается со мной моя сотрудница неохотно. Да что неохотно? Мягко сказано. Вернее, совсем не разговаривает. В те небольшие промежутки времени, когда поток людей ослабевает, и мы присаживаемся на стулья, она молчит. Расспросить её о чём-то невозможно. У неё на всё один ответ: «Не знаю». Пробую поговорить с ней на тему живописи. В ответ: «Я не разбираюсь». Смотрю по сторонам. Любуюсь красотами богато украшенного храма. На колонне у входа, чуть правее западных ворот живописное панно «Рождество Христово»: Богородица склонилась над новорожденным младенцем. От иконы веет спокойствием и умиротворением. А моей душе не по себе от упорного молчания моей коллеги. И так из дня в день. Но однажды коллега разговорилась со мной и поведала свою печальную историю. Ранее Раиса Ивановна занимала в соборе должность главного бухгалтера. После того как пережила трагедию, похоронив дочь, работать на прежнем месте не смогла. Закончив рассказ, снова замкнулась. Мне от её молчания плохо. Да и ей, по-видимому, не совсем хорошо. В соборе иконы и скульптура разговаривают с людьми. Около меня трудиться живая женщина, безмолвствующая, как каменная. Обстановка на рабочем месте такая, как будто меня за что-то наказали. За что?! Непонятно.
Как-то утром по пути на работу встретила молодую женщину, бывшую учительницу, работавшую в музее смотрителем. На ней была униформа музея. Она только что получила её из ателье. Разговариваю с ней, но беседа в лад не строится. В храме увидела, как моя спутница подбежала к начальнику охраны и стояла около него, смиренно опустив голову. Усмехнулась про себя: фаворитка. Ещё недавно она работала, так же как и я, на входе, организуя группы людей для экскурсий, после того как туристы прошли контроль. А вот уже ходит по залу, в униформе музея, между посетителями, непосредственно в зале собора, наблюдая за порядком. Разница между той и нашей работой у входа в музей, большая. Наша напряжённая.
Контингент обслуживающего персонала музея за счёт своего возраста, разный. В основном женщины, бывшие педагоги, люди по своей профессии контактные. Но никто из них не спешил пообщаться со мной. На мои попытки поговорить коллеги отвечали односложно. Общались со мной странно. Подойдут, скажут пару слов и уходят, словно разочаровала в чём-то. Для меня это неестественно. Я по характеру - лидер. Общение по касательной, мне непонятно. Работу в своей жизни меняла много раз. Каждый раз возглавляла коллектив, в котором умела построить деловые отношения с сотрудниками. Теперь - рядовой работник, которого коллеги почему-то отторгают. Мучительно пытаюсь понять, что во мне не так? Пытаюсь посмотреть на себя и ситуацию с разных сторон. И не вижу причин, по которым меня игнорируют.
Через месяц совместной работы у входа, мою молчаливую сотрудницу переводят смотрителем на колоннаду собора. Расставаясь со мной, она неожиданно произносит речь, объясняя мне, почему на новом месте работать лучше. Смотрю на неё и не верю своим ушам. Оказывается, моя напарница умеет много говорить. Объявляет Раиса Ивановна решение об уходе с показной радостью, но чувствую, что коллега идёт на другое место работы неохотно. Может быть, она не хочет идти на колоннаду, потому что туда трудно подниматься. Каждое утро нужно одолеть по винтовой каменной лестнице 365 ступенек вверх, а женщина не молода.
В пару со мной ставят энергичную женщину лет пятидесяти, бывшую учительницу младших классов. Её зовут Зинаида. Имя почему-то без отчества. Общением она меня тоже не жалует. Ухитряется глядеть на меня сверху вниз, словно я недостойна, находиться рядом с ней. Сразу отмечаю, что женщина проворная. Работает хорошо, если не сказать, жёстко. «Хватает» людей на входе, и сразу заставляет их двигаться в нужном направлении. Этим она несколько огорошивает людей, которые, переступив порог величественного собора, и так робеют. Я поступаю иначе: даю людям возможность несколько секунд оглядеться. Ко мне подходит одна из сотрудниц и говорит, указывая на Зинаиду: «Ловко работает». Удивлённо смотрю на неё. Сей «жест» мне непонятен. Работает моя коллега расторопно, но я не отстаю.
Это случилось вдруг. В промежутке короткого времени, когда около нас нет туристов, напарница срывается на меня в крик. Вижу открытый рот и искаженное в гневе лицо. В мой адрес идут оскорбления, неизвестно почему и за что. На какое-то время я глохну и не понимаю смысла того, что она кричит. Только ощущаю, что орёт, орёт грубо и неприлично. Мне не по себе. Не зная, как поступить, молчу. Ссориться в соборе? Для меня это невозможно. Экскурсовод с улицы вводит новую группу людей, и крики прекращаются. Мы снова работаем, но теперь иногда ловлю в свою сторону злобные взгляды Зинаиды. За что? Непонятно…
Вошёл начальник контрольно-пропускной службы. Под впечатлением прожитых неприятных минут спрашиваю:
Почему на меня кричат? - и получаю непонятный ответ:
Не обращай внимания. Потом будете дружить.
Новый вопрос застрял на моих устах. Что всё это значит? Почему поддерживается нездоровая ситуация на рабочем месте? В храме! На меня с детства никто и никогда не кричал. Родители за всю жизнь меня ни разу не наказали. Как и со всяким взрослым человеком, позднее со мной случалось разное. Было и такое, когда меня пытались незаслуженно в чём-то обвинить. Но я всегда умела постоять за себя. Здесь ситуация иная: в соборе мы с Зинаидой делаем одно дело. Работаем слажено. Почему кричит?
Терроризирует меня коллега по работе день, потом второй, третий...
Когда Зина начинает на меня орать, я странным образом глохну и не понимаю смысла того, что несётся из её уст. Только вижу искажённое в злобе лицо. Но мне всё равно не по себе. Молчу, хотя ответ давно вертится на языке. Смотрю вверх. Позы статуй Пророков на восточных сводах храма беспокойны, движения порывисты. Как будто разгневанные святые грозят людям жестокой карой, наблюдая за безобразными внизу сценами. Иконы и скульптуры охраняют мир и покой Исаакия. Как могла возникнуть скандальная ситуация в соборе? Почему Зина не боится богохульничать? Но, главное, почему её не призовут к порядку? Около входных дверей с фрески «Переход израильтян через Чёрное море» Моисей властным жестом показывает соплеменникам на легионы египетских солдат, которых поглощает море. Сим красноречивым жестом, он напоминает, что зло наказуемо. А под фреской развёртывается иная драма. Меня унижает и оскорбляет коллега просто так, без причин. Ещё и ещё раз объясняю сама себе: мы работаем в храме, на святом месте, среди икон, величайших духовных ценностей. Базарная ругань здесь невозможна по сути нашего положения. И не перестаю удивляться, почему не одёрнут зарвавшуюся женщину?! Понимаю, что от меня чего-то ждут. Но что ждут?!!
Я терпела ругань Зинаиды и терялась в догадках. Самое первое, что приходило на ум: «Меня пытаются спровоцировать на ссору». Но зачем?! И почему?! Тяжело переживая Зинину ругань и бойкот со стороны сотрудников, внешне стараюсь быть спокойной, хотя это мне дается нелегко.
В обеденный перерыв я спустилась в подвал Исаакия, где находятся туалетные комнаты. Стояла у раковины и мыла руки, когда женский голос попросил меня: - Не оглядывайся и слушай. Зина не виновата. Это козёл заставляет её, тебя гнобить. Это он никому не разрешает с тобой разговаривать. Ждёт, когда ты прибежишь к нему с просьбой о помощи. Тогда он потащить тебя в уединённое место т….ть. Хочешь здесь работать, раздвигай ноги. И не строй из себя целку!... Не оборачиваясь, перебиваю невидимого собеседника:
Неужели никто не дал ему отпор?
Договорить мне не дают:
Много будешь знать, скоро состаришься! Стой, как стоишь! Я ушла. Простучали каблучки по каменному полу. Оглянулась. В двери мелькнул красный форменный пиджак. Поражённая молвой, остаюсь на месте и никак не могу прийти в себя. Вон оно что! Неужели такое возможно? В соборе!!! Потом, я же не молоденькая девочка, которой можно манипулировать, а взрослый человек, которому за сорок. Мой характер сформирован. Женщин, ищущих любовные приключения, видно сразу.
Сколько простояла так, потрясённая, не помню. Но когда сдвинулась с места, ощутила в теле лёгкость. С моих плеч свалился тяжкий груз неведения. Предупреждён, значит вооружён. Облегчённо вздохнула.
Не успела прийти на рабочее место, как Зина вновь набросилась на меня с руганью. Гляжу прямо ей в глаза и говорю давно заготовленную фразу:
Уважаемая, вы в соборе. Ведёте себя, как базарная баба на рынке. Постыдитесь!
И она замолчала. Вид у неё стал жалким. Лицо исказило гримаса плача: сейчас разрыдается. Смотрю на неё и думаю о том, почему не ответила скандалистке должным образом сразу, а позволила долго оскорблять себя. Ну да Бог с ней. Я отвернулась, а напарница куда-то побежала, оставив меня на рабочем месте одну. Краем глаза вижу, что к ней навстречу пошёл начальник охраны. Дальше наблюдать, не было времени. В дверь входили туристы…
В тот день Зинаида на рабочее место не вернулась. А на другой день её отправили продавать контрольные билеты на право сделать фотографию на колоннаде. Остаюсь у входных дверей одна. Вот когда мне пришлось нелегко. Вертелась, словно «белка в колесе». Удивительно, но я справилась с работой, которую мы раньше делали вдвоём. Сотрудники по-прежнему избегают общения со мной, но я так устаю на работе за день, что и думать об этом, нет времени.
Как-то воротилась в собор с обеда и вижу, что среди коллег по работе происходит какое-то движение. Все переговариваются друг с другом, решая какие-то вопросы. Спрашиваю о причине суматохи. Мне объясняют, что начальник охраны составляет списки людей, которые будут работать на колоннаде в белые ночи. Оплата идёт в двойном размере. Желающих подработать много. Контролёры договариваются друг с другом, кто с кем будет работать в паре. Но меня сотрудники присоединиться к ним не приглашают.
В конце рабочего дня начальник охраны сам подошёл ко мне. Рост у него чуть ниже среднего, но плечи очень широкие. Лицо улыбчивое. Взгляд ласковый. На вид ему лет пятьдесят пять. Но голова абсолютно седая. Он из бывших кадровых военных. Служил на флоте политруком. Предложил работу в ночную смену. Я отказалась. Он сверкнул очами:
Деньги не нужны?
Нужны. Но всех не заработаешь.
От подработки отказываюсь, но прислать человека в помощь к дверям на входе, не прошу. Лучше уж одной, чем придёт кто-то с оскорблениями.
На другой день в обеденный перерыв в столовой начальник охраны сел за мой стол. Вопросительно смотрю на него, предполагая, что он объявит, кто будет работать со мной в паре у дверей. Но он, как всегда, улыбаясь, говорит мне о новом поручение. Утром надо будет приходить на работу ещё на час раньше. Мне доверяют открывать собор. Нужно будет брать ключ на вахте, и отворять им северные ворота. В знак согласия, молча киваю головой, и он быстро уходит. После обеда меня ждал человек, который показал вход в собор через подвал, когда его двери закрыты.
Теперь прихожу на работу в собор к 8 часам. Задание мне нравится. Беру у охраны огромный ключ, сделанный ещё полтора века назад. Мне кажется, что я священнодействую, поворачивая ключ в двери. Потом спускаюсь в подвал и поднимаюсь через правый придел собора в алтарь, освящённый в честь Александра Невского. Перекрестившись, его прохожу быстро. Понимаю, что по своей принадлежности к женскому полу, находиться здесь не должна. Иду в зал и открываю огромный засов входной двери северных ворот. В храм сразу входит начальник охраны. В течение часа мы с ним в соборе одни. Я сижу за стойкой контрольного пункта у дверей, мой начальник - в зале. Он держится от меня на расстоянии, но всё время находиться в зоне моей видимости. Мы не разговариваем. С интересом рассматриваю всё вокруг. Стены и пол собора облицованы 14 сортами нежнейших оттенков мрамора. Благородные тона мраморной облицовки эффектно сочетаются с темной бронзой массивных дверей, с позолотой скульптур и с яркими красками росписей. Ближе к западной стене в высокой арке роспись «Видение пророка Изеркиля». Изеркиль яростно обличает грешников, которые в страхе жмутся к земле. Еще ближе к воротам фреска «Сотворение светил». В глубине нефа изображена грозная фигура Савоафа с воздетыми к небу руками.
Вопрос, зачем мне поручено открывать собор, если начальник приходит на работу одновременно со мной, излишен. Но перед его молчаливой атакой, я не чувствую себя беззащитной. Весь собор, с иконами и скульптурой, молча, поддерживают меня. Одинокий мужчина в зале храма, двигаясь от экспоната к экспонату, удаляется от меня, и на фоне интерьеров грандиозного собора, фигура его становиться всё меньше и меньше. Несмотря на бездействие, час времени пролетает быстро. Приходят другие сотрудники, и все мы расходимся по своим местам.
Потом было общее собрание, на котором хотела задать вопрос об оскорблениях, но промолчала. Унижать, в конце концов, перестали. Не задала вопрос и о помощи около дверей. Второго человека рядом со мной так и не поставили. Неожиданно мне объявляют, что я буду работать на колоннаде. Мы меняемся местами с Раисой Ивановной. Она возвращается на старое место к дверям южного входа. Понимая, что лишних вопросов здесь не задают, молча, соглашаюсь. Колоннада так колоннада. Только спрашиваю про служебный лифт. Отвечают, что лифта нет. Размышляю про себя о том, что в течение дня: утром и в обед нужно будет два раза одолеть 365 ступенек вверх. Лихо. Это туристы развлекаются, поднимаясь на колоннаду бегом по каменной винтовой лестнице. Такой вход на рабочее место, препятствие. Одолевать его нужно будет каждый день дважды. Успокаиваю себя тем, что обедать можно на колоннаде, не спускаясь вниз. Возьму еду из дома. Видно, у меня было расстроенное лицо, и заведующая экскурсионным отделом меня успокоила: «Я главная здесь, внизу, ты будешь главной наверху собора». И говорит мне о том, что в связи с переходом на другое место работы обязанность открывать храм, мне отменяют.
Утром следующего дня на колоннаду меня провожает начальник охраны. Вверх мы поднимаемся на служебном лифте. Оказывается, он существует! Странно только, почему мне не говорили про него до последней минуты? В лифте мы стоим с ним по разным сторонам и мой начальник, молча и с улыбкой смотрит на меня. Понимая, что ради минуты наедине с этим мужчиной и происходят все изменения вокруг меня, улыбнулась в ответ:
Хорошо, что есть лифт.
Мы быстро оказались наверху, внутри «барабана» второго яруса. Весь его пол завален строительным мусором и разным хламом. Никак не ожидала увидеть здесь такой хаос. Почему начальство не наведёт здесь порядок? За лето музей зарабатывает огромные деньги.
Через потайную дверь, выходим на обзорную площадку колоннады и обходим мои будущие владения. За массивными красными колоннами, огороженная по внешней стороне металлическим кованым прутом, дорожка по кругу. Её размеры: 1,5 метра шириной и приблизительно 70 метров длиной. Отсюда открывается великолепная панорама на город.
С юга Исаакиевская площадь. В центре - элегантный памятник Николаю Первому на вздыбленном коне.
С Запада, в ясную погоду можно наблюдать корабли на Финском заливе.
Северный фасад Исаакия обращён на площадь Декабристов. Отсюда восхитительный вид на Неву с «Медным всадником». По правую сторону, совсем близко в небо возносится Шпиль Адмиралтейства с корабликом наверху. Но сам архитектурный ансамбль не видно. Он прячется за деревьями Александровского сада.
Для оформления восточной части площади прекрасной рамой служит фасад особняка бывшего князя Лобанова-Ростоцкого. Но «картина» за ним, печальная. Вид с высоты на некрашеные крыши и облезлые стены домов с проходными дворами, портит городской пейзаж. Почему-то этот небольшой участок города не ремонтируется, и он остается грязным и неухоженным, идя в разрез с остальным великолепием центра Санкт-Петербурга.
Кроме меня на колоннаде постоянно находятся охранник и Зинаида, которая продаёт билеты на право сделать фото. Ещё женщина, которая торгует сувенирами. Свою кассу с билетами Зина расположила в служебной будке. Но там она не сидит, а торгует билетами стоя у навесной лестницы, у входа на обзорную площадку. Туристический сезон в полном разгаре. Народу идёт много. Фотоаппараты есть почти у всех туристов. Около Зины на подвесной лестнице над кровлей собора выстраивается длинная очередь. Проворно работать у неё пока не получается. Нет навыка в торговле. Но она старается никого не пропустить. Деньги за билеты она берёт со всех, но билет даёт не каждому. Иногда Зинаида уходит в рабочую будку и закрывается в ней. Считает деньги.
Теперь работаю целый день на ногах. Постоянно делаю круги по обзорной площадке. Смотрю за порядком. Главное, чтобы никто не вышел с обзорной площадки на кровлю, за ограждение кованым прутом. Бывают и такие любители приключений. Туристам, которые делают фото без билета, делаю замечание и прошу купить билет. Хозяйка сувенирной лавки и охранник, видя такие мои отношения с посетителями, советуют мне самой брать деньги с туристов. Возражаю, говорю, что не имею на это права. В ответ они заявляют мне в два голоса в унисон: «Ну и дура».
На моём прежнем месте работы у входных дверей был стул. Там можно было иногда присесть. Здесь отдохнуть негде. На колоннаде предусмотрена служебная будка с местом для сидения, но её занимает Зинаида. Вот где мне оказывают добрую службу мои удобные спортивные тапочки. Отдохнуть нет возможности, а ноги не болят. Делая многочисленные круги по колоннаде, невольно замечаю, что и охранник, и женщина торгующая сувенирами, берут с туристов деньги за билет на фото. Сделать замечание им, не могу. Скомпрометирую в глазах посетителей не только коллег, но и весь музей. Если сказать позже, они откажутся, прекрасно понимая, что поступают незаконно, так же как и Зинаида, которая не всем туристам отрывает билеты, оплатившим услугу за право на фото…
Ко мне на колоннаду поднялся начальник охраны. Он предложил мне экскурсию на обзорную площадку над главным куполом Исаакия. На маленькую колоколенку на самом верху собора. Обзорную площадку там сделали в 60 годы прошлого века, во время очередных реставрационных работ в храме. Такого рода вояж организуют только для знаменитых гостей города и работникам музея. Завтра утром нужно прийти к 8-ми часам. За час успеем побывать на главном куполе. Я согласилась.
Спустившись в обеденный перерыв вниз, зашла в офис, где меня записали на экскурсию. Оказалось, что кроме меня будет только ещё одна женщина, экскурсовод. Должно было быть две женщины, но вторая почему-то отказалась.
Уходя с работы, напомнила женщине-гиду, с которой меня записали на экскурсию, что завтра утром мы поднимемся на купол собора. И очень удивилась, когда та ответила, что у неё поменялись обстоятельства. На экскурсию она не придёт. От её слов мне стало неспокойно. Поход на купол собора вдвоем с начальником охраны, ничего доброго не предвещал.
Проведя целый день на ногах, ночью спала крепко. В пять утра проснулась от звонка будильника и почувствовала себя ещё более тревожно, чем вчера. Предчувствую, что идти на экскурсию вдвоём с начальником охраны не нужно. У меня горела голова. Ощущаю, как поднимается температура. Меня трясёт. Поставила под мышку термометр. 38, 5! Выпила валерьянку и аспирин и снова легла в постель, чтобы согреться. В 8 часов утра опять смерила температуру. Нормальная… Быстро начала собираться на работу…
В 9 часов утра в соборе ко мне подошёл начальник охраны и недовольным тоном спросил, почему я не пришла на экскурсию. О том, что не было и второй женщины-гида, он промолчал. Извиняюсь и объясняю, что утром плохо себя почувствовала. Он возмутился:
Почему не позвонила?
Удивилась:
Ко мне домой.
Помилуйте, откуда у меня ваш номер телефона?
Август в Петербурге редко бывает знойным. Постепенно уходит нежаркое северное лето. Деревья в Александровском саду начали набрасывать на себя осенние наряды. Число посетителей на колоннаде поубавилось. А в середине месяца Зинаиду с обзорной площадки перевели вниз. На неё кто-то нажаловался, что продавая билеты, она организует большие очереди. Вместе с ней колоннаду покинул и охранник. Билеты, которые продавала Зина, передали мне и предупредили, чтобы людей в очередь не выстраивала. Торгую билетами, не выходя из будки, периодически делая обход смотровой площадки.
В последние числа августа, в связи с наступлением нового учебного года, количество посетителей на колоннаде ещё уменьшилось. Уходит лето, а отношения по-доброму с контрольно-пропускной службой в соборе у меня так и не сложились. В обеденный перерыв, иногда общаюсь с экскурсоводами, которые охотно отвечают мне на вопросы о соборе. А утром, в обед и вечером, когда расходимся по домам, женский коллектив контрольно-пропускной службы держится вместе. Они постоянно болтают между собой, вместе о чём-то шепчутся, вместе смеются. Я существую отдельно. Но если что-то спрашиваю, мне отвечают. Сама себя успокаиваю. Значит и это должна пережить. Ничего страшного. Не блокада Ленинграда.
Осень в Петербург приходит стремительно. Она наступает на город сразу, принося с севера и с запада ненастье. Короткие августовские дни всё чаще разрешаются холодными дождями. Когда дует северный ветер, на колоннаде он пронизывает насквозь. Моя служебная будка находится с восточной стороны обзорной площадки. Но она дырявая и плохо защищает от холода и ветра. Женщина, которая торгует на северной стороне колоннады сувенирами, надела на себя меховую телогрейку и зимние сапоги. Я принесла на работу теплую куртку.
В один из ненастных дней, на колоннаду поднялся начальник охраны. Руководитель принёс мне добрую весть. Как всегда улыбаясь, он сообщил, что меня оставляют в соборе на постоянную работу, а в выходной день на колоннаде переоборудуют служебную будку. Поставят новую и теплую. Такую, чтобы не продувало.
И, действительно, как по волшебству, новая будка на колоннаде появилась. Её оборудовали всем необходимым: маленький стол, стул и телефон внутренней связи. Провели свет, поставили электрический обогреватель и начальник охраны, весело улыбаясь, вручил мне от нового помещения ключ, как залог моей новой работы, объявив, что я, «хозяйка новых апартаментов».
На дворе уже сентябрь. Ветры дуют всё чаще. Но служебная будка от холода, дождя и ветра защищает хорошо. Думаю о том, что посетителей на колоннаде зимой будет мало. В будке тепло. Буду брать на работу книгу.
А ещё через несколько дней ко мне опять подошёл начальник охраны и оповестил меня, что на следующей неделе я должна пойти на примерку в ателье. Как постоянному работнику, мне будут шить фирменный костюм.
В ателье пойти не успела. Ко мне подошла сотрудница и передала другую просьбу начальства: «Форму для меня шить пока не будут. В ателье не ходить». Спрашиваю:
Больше ничего не передавали?
Отвечает:
В свой предпоследний рабочий день в Исаакие, в обеденный перерыв подошла к заведующей экскурсионным отделом, которая в апреле месяце вела со мной переговоры о приёме на работу. Спросила о решение по поводу моей постоянной работы в соборе. Мне дважды её обещали. Ответ удивил:
Неизвестно…
Но завтра мой последний день работы по временному договору.
Получаю ещё один неопределенный ответ:
Ещё не вечер.
Понятно. От меня ждут ответных действий. Время до вечера есть. Я должна сделать первый шаг, дальше всё пойдёт по накатанной дорожке. Может быть, за «это» меня и оставят на работе в соборе. Если удовлетворю прихоти козла, с неизвестными фантазиями. Но маловероятно. Слишком долго держала его на расстоянии.
После нескольких ненастных дней, последний день сентября был на удивление теплым. Расставалась с Исаакиевским собором в хорошую погоду. Совсем по-летнему грело солнышко. Только деревья уже все облетели и стояли голые и печальные, качая чёрными ветками в предчувствии холодов и зимних метелей. А на работу утром в тот день не вышел ни один человек из администрации собора. Все ушли в отпуск. В тот день мне казалось, что в храме из его работников я вообще одна. В обед в столовую пришли всего два экскурсовода. Из контрольно-пропускной службы видела только одного мужчину, который и в обеденный перерыв остался сидеть в служебной будке на контроле при входе в Исаакий. Весь женский коллектив контрольно-пропускной службы, во главе с начальником, исчез.
После рабочего дня спустилась в подвал, чтобы забрать в шкафчике личные вещи. Вдруг слышу:
Я оглянулась и увидела женщину. Она держится от меня на расстоянии примерно в шесть метров. На фоне серых подвальных стен её очень хорошо видно. Будто свет идёт от неё. Эта женщина, разговаривая со мной, всё время двигается. Одета просто, но ярко: белая блузка и красный, широкий и длинный сарафан. Такой, как на крестьянках до революции с полотен Васнецова. Раньше среди работников в храме её не видела. Однако ощущение, что она знакома. Но на контроле она точно не работала! А экскурсоводы собора выглядят совсем по-другому. На каждом из них обязательно какой-нибудь модный аксессуар одежды. И взгляд у них иной: твердый. Эта женщина на меня не смотрит и в то же время как будто смотрит. Может быть, она из тех людей, кто убирает храм? Нет, непохоже. В соборе работает народ разный. В нашем обществе законов по охране труда сейчас нет. Всё перемешалось. Бывшие научные сотрудники моют полы: кто в музее, кто в ресторане. Каждый выживает, как может. Поэтому определить человека по внешнему виду к профессиональной принадлежности сложно. А женщина опять говорит мне:
Валентина Васильевна, придёте на будущий год работать в собор?
Нет, на уборщицу она явно не похожа. И снова женщина говорит мне так ласково, будто видеть ей меня радость:
Валентина Васильевна, обязательно приходите на следующий год работать в собор.
Но ко мне не подходит. Чувствую, что и мне подойти к ней нельзя. Подсознательно понимаю, что женщина в курсе всех здешних событий. Откуда вот только она взялась? Отвечаю неопределенно:
Не знаю…
Я уходила, а в след мне неслось:
Валентина Васильевна, обязательно приходите работать в Исаакиевский собор следующим летом!
Удивлённая участием, не знала, что ответить и что думать об этой странной встрече. Но та женщина меня поддержала. Грусть ушла.
Покидая Исаакиевский собор, из подвала опять поднялась в храм. Постояла посередине зала, любуясь его красотами. Вдруг меня поразила радостная мысль: «Неужели приходил кто-то из святых поддержать меня»! С этой радостной мыслью, перекрестившись на воскресшего Христа в алтаре, вышла из собора через южные ворота. Остановилась около сквера напротив храма и оглянулась на него. С барельефа «Поклонение волхвов», юный Христос радостно тянет к людям руки…
Дошла до памятника Николаю Первому на Исаакиевской площади, и опять повернулась лицом на собор. Сделала прощальное фото на память. На фоне Исаакия, элегантный памятник по проекту Монферрана: всадник на коне на двух точках опоры, освещённый солнцем. Изваян он группой художников, среди которых скульптор-волшебник Клодт. В лучах заходящего солнца блестели купола собора. На самом верху неприметная колоколенка, над большим куполом, самый малый, шестой купол собора. Люди обычно его не замечают, поглощённые обозрением красиво разукрашенного крупномасштабного строения. Интересно всё-таки побывать там. Вряд ли мне это когда-нибудь удастся. Но чтобы подняться туда, нужно не бояться головокружительной высоты. В какой-то период своей жизни, я боялась высоты. Теперь не боюсь. Побывав два года тому назад с экскурсией по Шуйскому тракту на Алтае, легко перешла подвесной мост через бурную реку Катунь. Многие туристы из автобуса в ту поездку не смогли это сделать и вернулись назад. А у меня тогда было такое чувство, будто мост, раскачиваясь, подбрасывал меня верх, и я словно летела над бурной рекой с порогами. Тот переход через реку Катунь по ощущению был для меня упоительно прекрасным. Отшельника, живущего на другом берегу в тех местах не видела, но на святом месте побывала.
Мысленно возвращаюсь к надписи на фронтоне собора: «Храм мой храмом молитвы наречётся». Когда это будет? Наверное, когда-нибудь все-таки будет. Тогда в соборе будут постоянно возноситься к небесам молитвы к Богу с просьбой о мире и любви людей друг к другу. Туристы в храме - это суета сует, отступление от истинного назначения собора.
Меня опять приглашают работать в музей восковых фигур. Поеду в командировки. Посмотрю города, в которых не бывала.
А право отстаивать собственное «я», у нас никто не отберет. Эта та самая свобода воли, вложенная в человека Богом.
Мне не раз приходилось слышать, что человечество за две тысячи лет не изменилось. Изменилось, да ещё как! С приходом на Землю Иисуса Христа, вместе с его учением люди получили нравственный ориентир. Духовность сделала людей людьми, отделив их от животного мира. Но трудно внедряется слово Господне в сердца людей. Хотя всё элементарно: жить по заповедям Божьим просто, а не соблюдать их, стыдно. Но часто люди, чтобы избежать лишних волнений, не сопротивляются дурным поступкам, не понимая, что такое спокойствие обманчиво. В назидание всем верующим и не верующим, а так же сомневающимся в промысле Божьим, в Иерусалиме, в храме Воскресения Господня, каждый год совершается чудо. Вот уже два тысячелетия на Пасху православный священник выносит людям священный огонь, даруемый Иисусом Христом. Вместе с чудом явления, тот огонь короткое время не жжёт и врачует все болезни.
Некоторые ключевые моменты в истории человечества прочно вошли в сознание людей:
Во многих местах на Земном шаре святые люди оставили свои записи о духовном опыте жизни.
Многие литераторы оставили на Земле нравственные книги с нравственным ориентиром в жизни. И среди них, главный из писателей, русский поэт Александр Сергеевич Пушкин.
В середине прошлого века вторая Мировая война унесла миллионы жизней. Мирная жизнь в Европе началась с Нюренбергского процесса. Военных преступников за преступления над человечеством судил международный трибунал. Такого в истории человечества не было.
Весь мир имеет уроки нравственной чистоты людей России, посмотрев удивительные фильмы русских кинематографистов о Второй Мировой войне: «Баллада о солдате». «Отец солдата», «Летят журавли».
Во многих точках земного шара разные конфессии живут в мире и согласии друг с другом.
Кроме того: ряд стран победили порок воровства.
Во многих странах под запретом проституция.
Средства массовой информации России все события на Земле держат под контролем. Общественная программа «Время» каждый день подводит итог происходящему в мире, осуждая преступления и помогая людям видеть человеческие отношения с нравственной стороны, такими, какими они должны быть.
В жизни везде, на каждом этапе идёт борьба добра со злом. Победы даются нелегко. Главное, чтобы человек не сдавался, твёрдо веря, что правда неизменно побеждает. К сожалению, не всегда сразу. Нужно, чтобы человек не сдавался в борьбе за справедливость. Бог добр к людям, но Он не дедушка, который спешит выполнить желания людей. Просьбы без внимания не останутся. Всему своё время, а у Господа оно, не равнозначно земному измерению.
Шагая домой с работы из собора, подводила итог ушедшему сезону. Несмотря на трудности, летом была довольна. Всё плохое из памяти, исчезло. В душе остались только яркие картины убранства Исаакиевского храма, верно указывающие главный путь. Ещё со мной была радость завершённого дела. За выходные дни в летний сезон я дописала небольшую повесть. В её сюжет положены драматические события, свидетелем которых невольно оказалась в прошлом. Герои повести - два парня из общежития.
Собираясь в командировку с выставкой восковых фигур в город Баку, отнесла написанную повесть в журнал «Нева». Первоначально повесть называлась: «Двое». Позже, издав книгу, я дам ей другое название: «Если бы молодость знала».
В молодости я с упоением читала со сцены стихи Александра Блока: «И вечный бой, покой нам только снится»! Но настоящие битвы всегда впереди. Чем старше человек, тем больше у него ответственности перед собственной душой, которая сжимается, уклоняется и прячется от наших скверных поступков, страдая, когда мы её предаем.
После сентябрьских холодных и ветреных дней в город пришёл октябрь. В этом году он необычно теплый и солнечный. По-прежнему любуются люди на славный город Санкт-Петербург. А он выставляет на всеобщее обозрение храмы под золочёными куполами, разукрашенные дома, скверы и памятники. Реки и каналы, как зеркала отражают небо. Чугунные ограды украшают городские интерьеры замысловатым чёрным кружевом. В тёплые дни улицы города, как по мановению волшебной палочки, заполняются туристами. Идут любоваться люди на роскошь Исаакиевского собора, богато украшенного внешнее и щедро убранного внутри. Но редко кто читает надпись на фронтоне над портиком: «Храм мой храмом молитвы наречётся»…
03. 01. 2013 г. - 21. 07. 2013 г. 17. 09. 2015 г.
Сердобск, малый город России.
Отредактировано: 06. 09. 2017 г.
В праздновании светлых дней памяти Великого равноапостольного князя Владимира, 1000-летия его преставления и памяти Великой равноапостольной княгини Ольги — крестителей Отечества нашего, Руси-России. В Православной вере и православной культуре, особо, как гвоздем по стеклу, воспринимаешь остроту политического ножа, которым некоторая часть либеральных активистов, официальных лиц и чиновников пытается отрезать от Русской Православной Церкви исторически, культурно и духовно ей принадлежащие, но поруганные «активистами в прошлом», православные храмы нашего града Святого Петра. Общая ориентация этой части нашего населения, имеющей даже российское гражданство, настолько нетрадиционна, что часть оная не чувствует ни дух русского языка, ни дух русской культуры, ни дух Русской Православной Церкви.
Это нечувствие духа веры, духа России и это не понимание того, что православный храм по определению есть дом молитвы почти всегда с одинаковой силой проступает, когда заходит разговор с ними и о Благовещенской церкви, и о Исаакиевском соборе, и о Церкви во имя мученика Дмитрия Солунского, и о Церкви памяти усекновения главы Иоанна Крестителя и Предтечи Господнего, как и многих других православных церквей.
Однако, достаточно знания одной только истории Александро-Невской Лавры, чтобы устыдиться своего желания отторгнуть Лаврскую Благовещенскую церковь от литургической жизни Лавры, духовного источника города Петра, его сердца. Фактически вся духовная жизнь нашего города столетиями вращалась вокруг этого духовного очага. Грубо вторгаясь в историю и дух Благовещенской церкви, современные либеральные любители истории Петербурга, грубо попирают народную память о городе и память о наших национальных героях: Александре Невском, а также великом полководце Александре Васильевиче Суворове.
Совсем недавно эти же «активисты от искусства» утверждали, что Благовещенская церковь более подходит для городской скульптуры, чем для литургического действия и молитвы. Их «активисты от власти» вполне креативно воспринимали это кощунство. Понадобились годы для того, чтобы «активисты» смогли серьезно удовлетворить свое право говорить. Но культура создается, прежде всего, для того, чтобы люди цивилизации, люди культуры все более системно и все глубже понимали свой язык, свою культуру, свой дух, и свою веру, прежде всего. А не для того, чтобы заменить дело разговорами, так сложилось, что многие «активисты» все происходящее стараются переложить на совесть советского периода и его последствия, как будто ими можно оправдать и текущий саботаж передачи православных храмов в лоно Русской Православной Церкви.
«Дом мой домом молитвы наречется». Эти слова написаны и на фронтоне Исаакиевского собора, но на деле для литургии и молитвы там сейчас созданы совершенно вокзальные условия и обстановка. Конечно, можно молиться и на вокзале, и в открытом поле, но считать это культурным и цивилизованным достижением могут люди только бездуховные (нетрадиционной ориентации), которые хотят дело заболтать и заговорить. Некоторые из них договорились до того, что Исаакиевский собор никогда Православной Церкви не принадлежал. Вспомнить же, что было время, когда Русская Православная Церковь и Собор не были отделены от Государства, очень трудно, потому что для этого одного только желания говорить не достаточно. Дух храма и дух музея едва ли можно совместить. Также как невозможно совместить дух храма и дух коммерческой наживы, забавы и развлечений.
Приведу еще пример с уничтоженной Церковью «Дмитрия Солунского» на Греческой площади и пример с до сих пор поруганой Церковью «Усекновения главы Иоанна Крестителя» на Лесном пр., д. 16. Оба храма оскверняются до сих пор, там, где у них были алтари и места упокоения усопших, теперь «раскованные» по-современному люди веселятся, танцуют и поют «попсу». Даже по светским законам это кощунство и незаконно. Неужели же властям и предпринимателям невозможно найти более нравственно подходящее место для веселья, танцев, песен, «попсы» и игр? Возникает вопрос: Почему центры веселья, игр и попсы не размещают в Бизнес-инкубаторах? Что дух Бизнес-инкубаторов более целомудренный и более противоречит духу веселья, игр, попсы, азарта и рыночной выгоды, чем дух Православного храма?
Храм по определению есть дом молитвы. И эта евангельская истина есть та лакмусовая бумажка, реакция на которую определяет духовно-культурное содержание активистов, интеллигенции и чиновников, понимают ли они духовную основу нашей культуры и цивилизации, и для чего им нужна Россия и российские храмы и музеи?
Наша современная городская власть, хочется надеяться, ориентирована на возрождение духовных ценностей Православия и Русского мира, на возрождение храмов, памяти наших великих предков, памяти наших духовных учителей и наших великих полководцев. Проблему восстановления полнокровной литургической жизни Благовещенского храма, храма святого Александра Невского и других указанных храмов с их святынями, в том числе, поклонения могиле Александра Васильевича Суворова, мощевикам Дмитрия Солунского, Иоанна Предтечи, Иоанна Кронштадтского в названных храмах надо решить как можно скорее.
Чтобы наши музеи нашли свое достойное место, они должны достойно себя вести относительно духа и истории нашей страны. Кроме того, если мы возвращаемся к нашим духовным истокам, то, конечно, около могилы и креста с мощевиком надо людям иметь возможность полнокровно молиться.
Чтобы власти смогли решить вопрос, связанный с получением музеем и другими коммерческими организациями подходящих помещений вне православных храмов, достаточно властной доброй воли. Понятно, что историческая справедливость должна при этом восторжествовать.
Геннадий Дмитриевич Колдасов , доцент
Я родился и рос в Ленинграде, Петербурге, Питере. Много раз гулял у Исаакиевского собора. На фронтоне собора есть надпись —“Храм мой храм молитвы наречется”.
Это — цитата из евангелия.
И вошёл Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им: написано,— дом Мой домом молитвы наречётся; а вы сделали его вертепом разбойников. (Мф 21: 12-13)
На празднике Пасхи в Иерусалиме евреи были обязаны заколоть пасхальных агнцев и принести жертвы Богу. В храм сгоняли жертвенный скот и устраивали лавки для продажи всего для жертвоприношений. Здесь же располагались разменные кассы: в обиходе были римские монеты, а подати в храм по закону уплачивались только еврейскими шекелями.
Пасха у евреев празднуется в честь исхода из Египта. В память об этих событиях в Иерусалиме предписывалось совершить ритуальное заклание однолетнего ягненка мужского пола, без порока, которого следовало испечь на огне и съесть полностью, не преломив костей, с опресноками (мацой) и горькими травами в семейном кругу.
В прошлом году я ездил в Израиль на фестиваль. Там мне знающие экскурсоводы показали и рассказали, как все происходило в те времена. Пасха была едва не главным праздником. Съезжались отовсюду, прибывали из всяких дальних земель. Маленький Иерусалим с его узкими улочками забивали десятки, сотни тысяч паломников. Римские власти, опасаясь беспорядков, в такие дни усиливали охрану.
Теперь представьте, что в такой торжественный и святой день в храм, освященный тысячелетней традицией, врывается некто, переворачивает столы, бьет кнутом торгующих.
С нашей, современной точки зрения это — деяние вполне подпадающее под статью 213 Уголовного кодекса.
Этот поступок Иисуса — одна из основ христианства. Смысл его — очищение молитвенного дома от торговли — истолковали гораздо позже, но для современников, скорее всего, это было антиобщественным деянием и посягательством на святость храма.
Историю эту мы знаем из Евангелия.
У иудеев версия вообще другая. Храм жил своей жизнью, установленной законами Торы и освященной тысячелетней традицией. Эти законы тщательно соблюдались. Многочисленные паломники, заполнявшие Храм с утра и до позднего вечера, направлялись бдительной храмовой стражей по установленному пути.
Стража встречала каждого у ворот и давала точные указания, куда и как ему пройти, чтобы не нарушить святость места: с жертвой из животных — по одному пути, к жертвеннику, с денежным приношением — к сокровищнице. Запрещалось входить на территорию Храма с кошельком и с обычными “повседневными” деньгами.
На территорию Храма приносили только пожертвования и приводили животных, предназначенных для жертвоприношения. Вся предварительная деятельность была вынесена за пределы Храма. Жертвенных животных продавали и покупали на Овечьем рынке, около Овечьих ворот, на северо-запад от башни Антония.
В Храме царила торжественная тишина, нарушаемая только ритуальными возгласами священников и молитвами паломников. Любой нарушитель был бы тотчас же схвачен храмовой стражей и примерно наказан. Немыслимо, чтобы кто-то мог бичом наводить на территории Храма свои порядки и выгонять кого бы то ни было. (Конец цитаты)
Даже не понятно — по какой традиции у нас-то все устроено.
По какой церковной традиции мы живём?
1. Почему собор называется Исаакиевским?
Известно, что современный Исаакиевский собор далеко не первый в истории Санкт-Петербурга. До него были, по меньшей мере, три Исаакиевские церкви. Первая церковь была построена ещё при Петре I в 1707 году. Император решил ее назвать в честь своего небесного покровителя – Исаакия Далматского: день памяти Исаакия совпадает с днем рождения Петра (30 мая).
2. Кто был архитектором современного Собора?
Неудачный проект Третьего Исаакиевского Собора закончился тем, что император Александр I стал искать другого архитектора для возведения нового храма, но при условии, что три освященных алтаря останутся нетронутыми. Только что прибывший из Франции Огюст Монферран, тут же был назначен на эту должность. И в 1818 году по его проекту начинается строительство Исаакиевского Собора, которое закончится лишь через 40 лет в 1858 году при Александре II.
3. Самое необычное в Исаакиевском Соборе…
Пожалуй, самым странным кажется наличие витража в восточной части Храма. Идея поместить витраж, изображающий Воскресшего Христа, принадлежала немецкому архитектору Лео фон Кленце. Создавался витраж в Мюнхене по эскизу немецкого художника Генриха Мария фон Гесса. В 1843 году был установлен в Исаакиевском Соборе. Дело в том, что витражное искусство было свойственно католической церкви и готическому стилю, но никак не православным храмам. Считается, что такое необычное сочетание западного и восточного мира, то есть католичества и православия, следовало ожидать именно в эпоху расцвета романтизма в России.
4. Что изображено на потолке Собора?
Исаакиевский собор сверху донизу украшен настенными росписями, мозаикой, скульптурами, мраморной отделкой. Если встать прямо под куполом и поднять глаза наверх, то можно увидеть одну из работ Карла Брюллова - плафон, изображающий молящуюся Богородицу. По правую руку от Богородицы находится Иоанн Креститель, а по леву – Иоанн Богослов. Дальше по кругу идут небесные покровители Дома Романовых. В самом центре плафона изображен белый голубь, символизирующий Святой Дух. Многими искусствоведами данный сюжет трактуется как обожествление власти Романовых. Также известно, что данную роспись К.Брюллов выполнял 4 года.
5. Что увидел Иезекииль?
На западном своде центрального нефа изображена роспись Ф. Бруни - «Видение пророка Иезекииля». В самом центре стоящим на камне изображен сам пророк Иезекииль, которому, по библейскому преданию, явился Господь Бог и вывел его в поле, полное костей. И сказал Бог, чтобы пророк изрек слова Его, что вдохнет Он жизнь в них. Изображен тот самый момент, когда Иезекииль произносит слова Господа перед мертвецами. Мертвецы - это дом Израилевых, которых Господь обещал вывести из гробов своих. В данном сюжете видят прообраз вечной жизни и воскрешения.
6. Что написано на фасаде Собора?
На северном фасаде изображен барельеф «Воскрешение Христа»: виден сам Христос, по обе стороны от него ангелы, а позади ангелов люди, потрясенные увиденным. Под рельефной композицией золотыми буквами выведена надпись: «Господи, силою твоею возвеселится царь».
На западном фасаде изображена «Встреча Исаакия Далматского с императором Феодосием». Фигура Исаакия, благословляющего императора и его жену, находится в правой части барельефа. За ним преклоняются воины. В левом углу барельефа находится фигура, держащая в руках модель собора – это архитектор О. Монферран. Под барельефом надпись: «Царю царствующих»
Южный фасад украшен барельефом «Поклонение волхвов», в центре которого изображена Мария с младенцем, а по обе стороны от нее волхвы, пришедшие на поклонение. Под барельефом надпись «Храм мой храм молитвы наречется»
На восточном фасаде находится барельеф на сюжет, как Исаакий Далматский останавливает императора Валентина. В центре видна фигура императора на коне, слева от него Исаакий. Позади Исаакия изображены воины, сковывающие ему руки. И надпись под барельефом: «На тя Господи уповахом да не постыдимся во веки»
7. Собор в цифрах
Общий вес всего Исаакиевского Собора равен 300 тысяч тонн
Площадь Собора составляет 4000 квадратных метра
Одновременно в Соборе могут находиться 7500 человек
Общий вес золотого убранства - 100 килограмм
Вес верхней колоннады – 67 тонн
Всего в Соборе насчитывается 103 настенные росписи.
Текст: Дина Борисова