Восстанавливаем хронологическую справедливость и публикуем не замеченную нами декабрьскую публикацию известного старообрядческого писателя Димитрия Урушева на ту же тему.

Член Союза журналистов России и Союза писателей Москвы, автор множества книг по истории старообрядчества на страницах «Независимой Газеты» рассуждает о необыкновенной вольности, с которой новоиспеченные историки трактуют и переписывают новейшую историю нашей страны.

Бегуны от самодержавия

Дмитрий Урушев

История старообрядчества богата известными именами. Это не только мученики за веру вроде протопопа Аввакума или боярыни Морозовой, но и почитаемые подвижники, и известные священнослужители, а также купцы, промышленники, писатели, иконописцы и песнопевцы.

Но если мы попросим нашего современника, среднестатистического человека с улицы, назвать хотя бы одно из этих имен, он затруднится. Задумается и припомнит боярыню Морозову, известную всем по картине Сурикова. Любитель старины назовет купцов Кузнецовых, по имени которых кузнецовским называется ценимый антикварами фарфор. Москвич вспомнит купцов Морозовых, украсивших столицу замечательными особняками.

Получается, известных имен много, но они на слуху преимущественно у самих староверов и ученых, занимающихся старообрядчеством. Поэтому некоторые староверы испытывают нечто вроде комплекса неполноценности. Им хочется, чтобы при произнесении слова «старообрядцы» сразу вспоминался кто-то общеизвестный и великий.

Создается впечатление, что в наши дни идет настоящая охота за знаменитостями. Представители разных конфессий делают загадочные лица и таинственным шепотом говорят друг другу: «А вы знаете, что победоносный военачальник пел у нас на клиросе?» Или: «А вы знаете, что известный историк крещен в нашем храме?» Или еще страшнее: «А вы знаете, что САМ из наших?»

Эта охота оживляется накануне юбилейных дат. Помню, как в 2005 году, когда отмечалось 60-летие Победы, в Интернете прошел слух, что старовером (или, правильнее сказать, из староверов) был маршал Жуков. В 2012 году, как, впрочем, и в 1912-м, в старообрядцы записывали атамана Платова. Независимо от юбилеев в староверы зачисляют поэта Есенина, хотя он таковым не являлся.

Доводилось слышать и о том, что старообрядкой была Наталья Денисовна – мать дорогого Леонида Ильича Брежнева. Якобы к ней на дом для исповеди и причастия приезжал священник с Рогожского кладбища.

Между тем приближается юбилей двух революций 1917 года. И, естественно, оживились всевозможные изыскания и спекуляции вокруг этой даты.

В 2007 году и я чуть не приобщился к революционной тематике. Сотрудник одного уважаемого журнала предложил мне написать статью об Октябрьской революции и старообрядчестве. Я написал.

Естественно, написал о том, что было. Написал, как коммунисты грабили и закрывали храмы, как казнили, отправляли в тюрьмы и лагеря духовенство и мирян. Написал о том, что многие староверы выступили против красных, словом и делом поддержав белых. Написал о раскулачивании и расказачивании.

Однако оказалось, что сотруднику журнала была нужна другая статья. Моей он остался недоволен и велел все переписать в сказочно-фантастическом духе. Якобы революцию устроили старообрядцы. Якобы в результате революции старая вера должна была стать государственной религией Советской России. Якобы в 1918 году в газете «Известия» был напечатан соответствующий декрет. Мне был сообщен и номер газеты. Я старательно просмотрел весь номер и всю подшивку «Известий» за 1918 год и, конечно, ничего подобного не нашел.

Я отказался переписывать статью. Журнал отказался сотрудничать со мной. И мы расстались весьма недовольные друг другом.

Странно, но часто и сегодня именно в таком сказочно-фантастическом духе трактуется непростая и горькая тема «Революция и старообрядцы». Чем-то она похожа на тему «Революция и евреи». Но о революционерах-старообрядцах писать гораздо спокойнее. Никто не возмутится и не обзовется. И сами староверы привычно смолчат.

Поэтому так повелось, что на Руси аж со второй половины XVII века о старообрядцах пишут все кому не лень и пишут всё, что в голову взбредет. Например, митрополит Гавриил (Петров) писал императрице Екатерине II, что староверы – «лютые неприятели государству и государю». Часто так думают и современные авторы.

Еще в 1990-е годы появились первые статьи о том, как ненавидящие династию Романовых «лютые неприятели государству», старообрядцы и масоны, устроили на свои деньги революцию 1905 года, а затем – и 1917-го. Обычно самая душещипательная сцена в этих статьях такова: старовер и масон Александр Гучков принимает отречение от престола у царя Николая II, последнего «помазанника Божьего». При этом авторы забывают, что семейство Гучковых еще в середине XIX века перешло из старообрядчества в официальную Синодальную церковь.

Иногда, к сожалению, в таком духе пишут и известные историки. Недавний пример – книга «Корни сталинского большевизма» Александра Пыжикова. Автор – уважаемый ученый, доктор исторических наук. Им уже написана одна книга о старообрядчестве – «Грани русского раскола».

Суть второй книги, как мне представляется, заключается в риторическом вопросе, которым задается автор: «Почему значительная часть русского народа осталась равнодушной к судьбе своей родины? Удивляла та легкость, с которой произошло расставание с монархией, просуществовавшей 300 лет. Еще больше поражало безразличие по отношению к Церкви: надругательство над ней не вызвало повсеместно ожидаемой волны негодования».

Ответ Пыжикова таков: это произошло потому, что значительная часть русского народа придерживалась старой веры и ненавидела романовскую монархию и Синодальную церковь. Явных и тайных старообрядцев автор видит не только в народных массах, но и среди знаменитых коммунистов.

Безусловно, историк проделал колоссальный труд. Он привлек к работе множество архивных документов, изучил множество книг, среди которых немало скучнейшей партийной литературы, которую сейчас никто не станет читать даже за деньги. Но выводы, сделанные Пыжиковым, кажутся не вполне убедительными.

Неубедительно сближение автором староверов-беспоповцев и русских сектантов – молокан, духоборов, хлыстов и скопцов. Все-таки богословие, богослужение и культура беспоповцев гораздо ближе к поповцам и никонианам, чем к сектантам. Не будем забывать и о том, что к началу ХХ века даже самые радикальные беспоповские согласия, например, филипповцы, усмирились и пошли на компромисс с окружающим миром и властями.

Также неубедительно отождествление Пыжиковым старообрядчества с той сборной солянкой из фольклора (град Китеж) и мистицизма (хлыстовские радения), которой духовно питались многие русские писатели прошлого века. Напрасно искать в их книгах влияние старой веры. А если оно кое у кого и встречается (несомненно, у Федора Гладкова), то все-таки преждевременно говорить о значительном влиянии старообрядчества на русскую литературу ХХ столетия.

Неубедительны авторские поиски староверов среди деятелей революции. Историк пишет: «Икс был старообрядцем потому, что работал на заводе, принадлежавшем купцу-старообрядцу». Или: «Игрек был старообрядцем потому, что родился в местности, где жило много старообрядцев». Если таким образом нельзя записать большевика в староверы, Пыжиков сообщает: «Официально Зет был членом РПЦ (так автор почему-то называет дореволюционную Греко-российскую церковь), но на самом деле он принадлежал к тайному старообрядческому согласию бегунов».

При чтении книги порой создается впечатление, что именно беспоповское согласие бегунов (странников), всегда маргинальное, крайне малочисленное и распространенное на периферии, являлось тайным двигателем русских революций.

По мнению Пыжикова, выходцами из старообрядчества были Андрей Бубнов, Григорий Евдокимов, Виктор Ногин, Виктор Тихомиров, Николай Шверник и некоторые другие видные, но ныне не очень известные большевики. Зато у всех на слуху имена маршала Климента Ворошилова, главы НКВД Николая Ежова и «всесоюзного старосты» Михаила Калинина. Странно, почему Пыжиков не записал в эту компанию самого Сталина. При желании и у него можно найти старообрядческие корни. Было бы желание.

Лично мне из всех большевиков-староверов, найденных автором, наиболее симпатичен Павел Постышев, расстрелянный в 1939 году. Ведь именно он придумал советский Новый год с елкой и подарками – праздник, который вся страна отмечает и сегодня.

Но, повторюсь, история старообрядчества и так богата известными именами. Поэтому не стоит выдумывать новые.

Источник – “Независимая Газета”

Дмитрий УРУШЕВ

Дмитрий Александрович Урушев родился в 1975 году в Москве. Окончил Российский государственный гуманитарный университет. Историк-религиовед, публицист, писатель.
Автор статей и книг по истории старообрядчества. Печатался в "Независимой газете", в газетах "Культура", "Община", "Россiя", в журналах "Грани", "Неопалимая ку­пина", "Истина и жизнь", "Русский мир" и др.
Лауреат первой премии Московской Митрополии за вклад в публицистическую, творческую, информационную и просветительскую деятельность, посвященную теме старообрядчества (2007).
Член Союза писателей Москвы. Член Союза журналистов России.
В журнале "Москва" публикуется впервые.

Роман в открытках

Любите ли вы романы в письмах? например, "Бедных людей" Достоевского? Но согласитесь, человеческие судьбы запечатлены не только в письмах. Они также записаны на старых почтовых открытках. Почему же никто еще не написал романа в открытках?

Если эти открытки перебрать, перечесть и пересказать, получится настоящий роман в открытках. Роман отчасти любовный, отчасти исторический, отчасти бытовой.

Чу, зашелестели кусочки картона с марками и штемпелями. Зашептали голоса давно умерших людей. И я спешу записать их...

Итак, наш роман начинается в Брянске - уездном городе Орловской губернии. Здесь родилась милая Шура.

У меня в руках метрическое свидетельство Орловской духовной консистории. В Покровской соборной церкви города Брянска 11 апреля 1892 года крещена раба Божья Александра, родившаяся 10 апреля. Ее родители - брянский мещанин Николай Афанасьевич Добычин и его законная жена Надежда Яковлевна. Оба православные. Крещение совершил протоиерей Василий Александров с псаломщиком Адамовым.

В Брянске Добычины не последние люди. Почтенные торговцы, известные с XVIII века. Помнят о них и в наши дни. Им посвящены исследования брянского краеведа Эльвиры Голубевой.

В 1811 году братья Семен и Иван Добычины после смерти отца, купца Никиты Михайловича, объявили капитал. По 8000 рублей на каждого. И начали самостоятельно вести дела.

Младший брат Иван Никитич хозяйничал неудачно. Два его сына - Никита и Афанасий - оказались в мещанах. Семейный дом на Авиловской улице был продан с торгов за долги Никиты.

И только сыну Афанасия, Николаю Добычину, удалось вернуться в торговое сословие. Он стал купцом второй гильдии. Дважды избирался гласным городской думы. И приобрел дом на родной Авиловской улице.

Николай Афанасьевич торговал мукой и крупой. Нанимал казенную винную лавку близ железнодорожной станции "Брянск".

В начале ХХ века Добычин испробовал новое дело. Он заключил договор с калужским Акционерным обществом Мальцовских заводов. Купец взял на себя обязательства по продаже цемента в бочках в Брянске и Брянском уезде, в городах Карачеве и Трубчевске: "В бочках весом 10 пудов 10 фунтов (нетто) по 4 руб. 50 коп. за бочку. В 10 пудов (брутто) - по 4 руб. 30 коп. за бочку".

Старший сын Никиты Михайловича, Семен, торговал мясом. Ему принадлежали лавки, скотобойня и при ней салотопенный завод. Дело велось с размахом. В 1833 году Семен Никитич - купец третьей гильдии. В 1851-м - первой, высшей.

В следующем году Добычин претендовал на почетное гражданство. И даже получил его, но лишился по доносу завистников. От огорчения купец умер.

Его состояние было разделено между детьми. Среди них Адриан. Его сын - врач Иван Адрианович, отец странного писателя Леонида Добычина (1894–1936).

Имя Добычина мало известно сегодняшнему читателю. Впрочем, его плохо знали и современники. Ведь он написал и опубликовал немного: роман "Город Эн" и несколько сборников рассказов.

Но это немногое оставило заметный след в русской литературе. Своеобразный стиль, запоминающийся язык. Необычные герои в обычной, повседневной, будничной обстановке. Кем он был? Новым Гоголем? Достоевским? Чеховым? Эту тайну Леонид Иванович унес в неизвестность.

Советские критики обвинили его в "мещанстве", "пустословии" и "эпигонстве". Началась травля. В ленинградском Доме писателя 25 марта 1936 года состоялось собрание, на котором творчество Добычина было объявлено "классово враждебным".

Леонид Иванович присутствовал на собрании. Выслушал, встал, сказал, что для него мнение критиков "неожиданно и прискорбно". И ушел.

Потом Добычин пропал. Последним, кто его видел 28 марта, был сосед. Леонид Иванович передал ему ключи от своей комнаты и сказал, что больше в квартиру не вернется. После этого никто никогда не видел писателя ни живым, ни мертвым. Поговаривали, что он утопился в Неве.

Конечно, купец Николай Афанасьевич знал о троюродном брате - докторе Иване Адриановиче. Это для современного человека троюродное или четвероюродное родство - неблизкое. А в старину говорили: родство люби счесть и воздай ему честь.

Во всех русских семьях родство считали и почитали. Так делали не только дворяне, составлявшие родословные, но и крестьяне, мещане, купцы. Добычины не исключение.

Дочь Николая Афанасьевича - Александра была четвероюродной сестрой Леонида Добычина. Наверное, Шура слышала о брате Лене. И не только слышала. Возможно, общалась с ним, когда писатель жил в Брянске.

Жизнь Александры начиналась счастливо. Богатая купеческая усадьба на Авиловской горе. Заглянем в этот русский дом Belle epoque.

Плюшевые красные диваны, фотографии мужчин с усами, пальмы и фикусы в кадках, канарейки и чижики в клетках, тяжелые занавеси на окнах, кровати с блестящими шишечками. В столовой изразцовая печка, лампа под вишневым абажуром, стол, накрытый скатертью с кистями, в горке тоненькие рюмочки, золоченые чашки, серебро, а на почетных местах самовар и граммофон.

В этом уютном доме жила большая дружная семья: родители, братья Афанасий, Георгий, Иосиф и сестры Александра, Анна, Вера, Клавдия, Прасковья.

Шура получила хорошее образование. В августе 1902 года поступила в Брянскую женскую гимназию и окончила ее в 1909-м. Затем год училась в дополнительном классе "для специального изучения русского языка" и окончила его со званием домашней учительницы. Некоторое время Александра преподавала в Брянской соборной школе.

От той поры сохранилась почтовая открытка "Mode 1909/10": девушка в мехах, огромная шляпа с перьями. На обороте кривые, старательные строчки:

"Дорогую нашу учительницу Александру Николаевну поздравляем с днем ангела и желаем всего наилучшего. Ученицы соборной школы".

И дети, и взрослые - все любили Шуру. На столетних фотографиях улыбается завидная невеста - Александра Добычина. Милая Шура. Кавалеры от нее без ума. Сохранились открытки от ее многочисленных поклонников.

Особой настойчивостью отличался Василий Трунов из города Дмитровска. Это недалеко от Брянска - менее 100 километров. Василий засыпал даму сердца письмами и открытками. Но она не отвечала на эти послания. Трунов не сдавался. Например, 24 декабря 1907 года он шлет открытку:

"Здравствуй, Шура! Поздравляю вас с праздником и желаю получше повеселиться. Шура! Меня страшно удивляет молчание ваше на мое письмо. До свидания. Вася Т.".
А через несколько дней, 1 января 1908 года, новая открытка:

"Поздравляю вас с Новым годом и желаю повеселей провести его. Шура! Ждал! Ждал от вас ответа и не дождался. Неужели вы не ответите? Вася Т.".

Романтическая барышня, Александра мечтает о любви и о замужестве, но не о Васе Т. На бланке центрального склада Акционерного общества Мальцовских заводов Шура пишет:

"Молодые люди, выбирайте себе жену по месяцу ее рождения. Вот совет одного знаменитого астролога..."

Совет прост: все женщины красивы, все умны, все добры. Но у каждого месяца свои особенности. Например, Александра родилась в апреле: "Непостоянная, но добрая женщина. Характер приятный".

Среди уездных кавалеров офицеры пехотных полков - 143-го Дорогобужского и 144-го Каширского. Полки, расквартированные в Брянске, вносят разнообразие в жизнь города: парады и крестные ходы с оркестром. При участии офицеров и их жен - благотворительные сборы и бесплатные обеды, помощь местному отделению Красного Креста.

Милой Шуре сделал предложение подпоручик Каширского полка Павел Иванович Костелецкий - дворянин, уроженец города Холм Люблинской губернии.

К сожалению, о нем мало что известно, хотя Павел - едва ли не главный герой нашего романа. На помощь приходят открытки. Они рассказывают, что в сентябре 1907 года Костелецкий получил звание юнкера Тифлисского пехотно­юнкерского училища. Судя по всему, его отец к этому времени умер - в открытках упоминаются только мать и сестра Женя. Они жили небогато. Павел часто высылал им деньги и получал благодарные ответы. например, такой:

"Дорогой Павлуша! Получила твое письмо. Маме передала. Сказала, что еще имеет и просит тебя не беспокоиться. Мне тоже пока еще не нужно. Все находимся в здравии и благоденствии и ждем с нетерпением тебя на Пасху. Севериан приедет 23 марта. Когда ты приедешь? Целуем все и ждем к себе. Женя".

Подпоручик сделал предложение купеческой дочери 10 января 1913-го. В этот день он подарил невесте свою фотографию с надписью:

"Милой и дорогой Шуре. До скорого счастья. Павлуша".

Между помолвкой и свадьбой целая вечность. Александра успела поступить на курсы Общества распространения между образованными женщинами практических знаний.

Сохранился экзаменационный лист от 15 мая 1913 года. У Добычиной пятерки по товароведению, гигиене, счетоводству, кройке и шитью платья, кройке и шитью белья, вязанию и черчению. Четверки по белой глади и изящному рукоделию.

Александра окончила курсы уже во время войны. Вот свидетельство от 29 января 1915 года, в нем одни пятерки. Шуре присвоено звание учительницы рукоделий в женских гимназиях и прогимназиях.

Наконец свадьба!

Передо мной выписка из метрической книги Николаевской церкви, что при Московском публичном и Румянцевском музеях: 20 октября 1913 года подпоручик 144-го пехотного Каширского полка Павел Иванович Костелецкий взял за себя дочь брянского купца Александру Николаевну Добычину. "Венчал протоиерей Владимир Попов".

Храм Николы Чудотворца в Старом Ваганькове достоял до наших дней. Но зачем подпоручик и дочь купца приехали венчаться сюда?

Они приехали к протоиерею Попову, служившему в Николаевской церкви с 1910 года. А до этого отец Владимир жил в Брянске и был настоятелем Покровского собора. Горожане любили его.

Кстати, протоиерей доводился дядей Михаилу Булгакову. Попов был женат на Ольге Михайловне - сестре Варвары Михайловны, матери писателя.

Костелецкие венчались в Москве, но стали жить в Брянске. В конце 1913 года скончался Николай Афанасьевич. Только смерть помешала ему стать купцом первой гильдии.

Большая часть наследства досталась сыну Афанасию. Александре - винная лавка. Впрочем, в декабре 1914 года лавка была закрыта.

Тихую жизнь офицерской семьи нарушила война. Ее скорбная летопись - открытки и фотографии. Наш любовно­бытовой роман превращается в военно-исторический.

Костелецкий на фронте. В 1915 году его повышают в чине. Теперь он поручик 8-й роты 73-го пехотного запасного батальона.

Весной батальон стоит в Минске, на станции Серебрянка. Сюда, к мужу, приезжает Шура. Сюда приходят открытки от родственников и друзей.

Среди друзей - прапорщик Юрий Владиславович. Свою фамилию он никогда не писал - наверное, считал неблагозвучной. Лишь однажды назвался: "Прапорщик Сук..."

Батальон хотят перевести в Скобелевский лагерь под городом Барановичи Минской губернии. Прапорщик едет туда, хлопочет об устройстве быта командира и его супруги:

"Скоро придет в баталион карта расположения лагеря с указанием офицерских бараков на руки вам. Вместе с указанием, сколько комнат в каждом бараке. Какой желаете, напишите мне с указанием № барака. И я уже его вскрою. Напишу вам, какие вещи находятся там. Какой желаете, с небольшим огородом или может не быть? В каком пункте? Коломенские бараки в старом лесу сосновом. А серпуховские в молодом. Рота 8 будет в серпуховском лагере. Собрание, командир баталиона и канцелярия тоже. Как уж хотите, выбирайте и напишите... Лучше всего приезжайте сами и осмотрите".

Поручик не приехал. Но написал, что желает барак с огородом. И чтобы было хорошее освещение! Прапорщик снова хлопочет:

"Сердечно благодарю за поздравления. Почему не приехали? Лампа одна висячая уже есть. Еще кое­что найдем. Какие цветы побольше любите? Землянику уже посадил вам. Пока одну грядку. Барак капитана Земеля вы занимаете. Всего лучшего. Всех благ. Алекс[андре] Ник[олаевне] ручки целую. Уважающий глубоко вас. Юрий Владиславович".

Потом прапорщика отправляют с эшелоном за Урал. Он скучает, с каждой станции пишет Костелецким.

Из Пензы:

"Многоуважаемый Павел Иванович! Пока все благополучно. Мало удирают, болеют, мороз, снега, вьюга и т.п. наслаждения эшелонной жизни. Скука адская. Если бы знал, что так будет, сам не поехал бы. Привет рукопожатия. А Александре Ник[олаевне] ручки целую. Еще напомним о себе. Пока достаточно. Ваш Юрий Владиславович".

Из Челябинска:

"“Семечки” - Минск и его скука в сравнении с тем, что теперь. Павел Иванович, если когда­нибудь поедете в такую дорогу, как я, ради Бога не поезжайте сами. Иначе... Сижу на задней площадке последнего вагона и “полным-полна слез ресница моя, есть и скука и печаль”. Александре Николаевне ручки целую. Да здравы и сильны будете, Павел Иванович. С почтением. Юрий Владиславович".

В июле поручик Павел Костелецкий в Ковне (Каунасе). Его супруга в Брянске получает открытку с видом - мост на Немане:

"Милая, дорогая Шурочка! Шлю тебе вид города, который при мирной жизни, по-видимому, очень хороший. Сейчас он опустелый. Заброшен. Лавки, магазины все еврейские закрыты. Надо пройти довольно много, чтобы встретить магазин. Со вчерашнего дня, наверно, еще больше опустел. Потому что был приказ о выселении. Я живу все еще так же. Молитвами твоими я буду здоров и жив. Целую котичку твою. Павел".

Осенью Павел Иванович в Твери - командир 8-й роты Каширского батальона. С ним верная Шура. Юрий Владиславович снова в батальоне Костелецкого. Дарит свою фотографию - молодой прапорщик, тщательно причесанный, с усиками. На обороте стихи:

"Я тот, которому смеялись
Вы с выговора русского его,
Вместо того, чтоб постарались
Об устранении недостатка сего.

Тверь. 19/XI 1915. Юрий Владиславович".

В Твери встречают новый год. Сестра Прасковья поздравляет:

"Милая Шура! Я и Ф.А. шлем тебе наше поздравление и пожелание счастливого года. Передай мой привет и поздравление Павлу Ивановичу. Как живешь? Я завалена работой, а в общем, живу недурно. Целую тебя. Паня".

В январе 1916 года Костелецкого переводят на новое место. Александра возвращается в Брянск. С дороги поручик шлет открытку с видом Гатчины:

"Дорогая Алечка! Сейчас приехали в Гатчино. 8 час[ов]. Вечер 28 января. Через 2 ч[аса] уедем дальше. Завтра будем на месте. Надеюсь получить от тебя письма. Зима здесь суровая. Много снега. Сейчас снег кончился. Целую. Павел".

В апреле 1916 года супруги Костелецкие в действующей армии. Из Москвы приходит открытка:

"Христос воскресе, дорогие Павел и Шура! Севериан и Анна Климюки".

Севериан Климюк - личность любопытная. Родственник и земляк поручика, сын сельского псаломщика из Люблинской губернии, воспитанник духовной семинарии в Холме. В 1912 году Климюк - студент юридического факультета Варшавского университета.

В том же году он становится секретарем "палаты" варшавского отдела Русского народного союза имени Михаила Архангела. Менее чем через год - товарищем (заместителем) председателя "палаты". Также Климюк был членом Всероссийского Дубровинского союза русского народа.

Сохранилась фотография Климюка. На обороте надпись изящным почерком:

"12 марта 1916 года, г. Москва. На долгую, добрую память дорогим Павлу и Шуре от крепко любящего брата Севериана".

С фронта Александра возвращается в Брянск. Война далеко, но и здесь неспокойно.

Передо мной полис страхования от огня в Орловском губернском земстве, выданный 3 августа 1916 года госпоже Костелецкой. На 3000 рублей застрахована "домашняя движимость" в доме и амбаре Надежды Яковлевны Добычиной.

Между тем Павла Ивановича снова повышают в чине - теперь он штабс­капитан. А война идет своим чередом. И где­то на военных страницах нашего романа затерялось знакомство штабс­капитанского семейства с Софией Арцишевской - дочерью известного русского военачальника полковника Иосифа Арцишевского.

"Милая Александра Николаевна! Поздравляю вас с Новым [годом] и желаю благополучий и всяких радостей, связ[анных] с ним. Почему, родная, не откликнулись на мое письмо. Где вы? Что с вами? Как П[авел] Ив[анович]? Жду с нетерпением письма. Целую. С.Арцишевская".

В начале 1917 года Александра уже в Москве. В апреле получает последнюю весточку от мужа. Открытка с видом Двинска (Даугавпилса), того самого города Эн из романа писателя Добычина.

"Дорогая Алечка! Сейчас 1 час дня. И сижу на ст[анции]. Жду поезда, с которым проеду часть пути до позиций. А там пойду пешком. Здесь идет дождь, и очень сильный. И прошлые дни был дождь и снег. Так что мое отсутствие было незаметно, вероятно. Приеду домой, напишу все подробно. Ты сегодня уже начала свою нормальную жизнь. А я все еще путешествую. Скучно. И положение неопределенное. Хочется конца скорее. И ехать к Алечке своей. Целую тебя крепко-крепко. Павел".

Поцеловал и пропал, ушел в дождь и снег. Шура осталась одна. Хотя нет, не одна. Она беременна.

В Москве у Костелецкой "нормальная жизнь" - она устроилась на работу в МГУ - Московскую городскую управу. Но, поработав недолго, бросила все и уехала в Брянск.

Вскоре на Авиловскую улицу пришли три открытки. Июньская открытка доброжелательна:

"Милой, дорогой Шурочке! Получили вы деньги 100 руб[лей]? Сообщите мне, пожалуйста. Я поеду в Ташкент 23-го июля. Вы, вероятно, получите еще жалованье с 1-го июня по 1-е июля. Так и напишите в доверенности. С 1-го по 1-е. Я думаю, что за 20 дней, кот[орые] вы будете в отпуске, не стоит ходатайствовать о деньгах. Потом после напишите прошение об увольнении вас со службы. Целую вас. Лиза".

Июльская открытка написана карандашом, выцвела и читается с трудом:

"Милая Александра Николаевна! На службе все благополучно. Никто ничего про вас не говорит. Сейчас многие в отпуску. И не все возвращаются к сроку, т[ак] ч[то] с этой стороны вы не беспокойтесь. Прибавку нам сделали с апреля 100 руб[лей]. Но пока что все на бумаге. Хотя за апрель выдали 100 руб[лей]. И я видела вашу фамилию в списке рядом с моей. Если вы ее не получили, то вы не получите ее также за..."

Августовская открытка строга:

"Милая Александра Николаевна! Со дня вашего отъез[да] прошло уже 4 м[есяца]. Срок, котор[ый] превзошел норму положения Г.У. Если вы думаете служить, благоволите явиться в М.Г.У. 1-го сентяб[ря] и предоставить мед[ицинское] свид[етельство] болезни. Если не будете служить, пришлите прошение об увол[ьнении] до 1-го сентября. До сих пор вы не прислали ничего, кроме 1-го свидетельст[ва]. Всего доброго. О.Михалевская".

В Брянске Костелецкая родила своего первого ребенка, который вскоре умер. Неизвестно, как звали малыша, был ли это мальчик или девочка.

И была весна, и было лето, и была осень.

В октябре 1917 года разверзлась бездна адова. В нее канула Россия купцов и штабс­капитанов, "домашняя движимость" и страховка. Молодую мать большевистская пропасть чудом не поглотила, но опалила огнем гееннским.

Александра в Брянске. К ней вернулся пропавший штабс­капитан. В 1920 году у Костелецких родилась дочь Татьяна. Но что­то произошло, и супруги развелись. Вот замусоленная бумажка:

"1921 года сентября 6 дня. Народный судья 1-го участка гор. Брянска рассмотрел гражданское дело о расторжении брака гр. Александры Николаевны Костелецкой с мужем Павлом Ивановичем Костелецким, нашел ходатайство подлежащим удовлетворению... Определил: брак, совершенный в церкви Румянцевского музея 20 ок. 1913 г. между Александрой Ник. и Павлом Ивановичем Костелецкими, расторгнуть. Разведенной Александ. Ник. впредь наименоваться фамилией Добычина. Дочери их Татьяне (10 месяцев) носить фамилию отца Костелецкая".

Потом Шура дважды выходила замуж. Сначала за Эдуарда Викторовича Барташевича.

Сохранилось его кожаное портмоне с донельзя истрепанными бумагами. Среди них свидетельство об окончании в 1910 году Мариино-Горской сельскохозяйственной школы. Документ выдан Эдуарду Викторовичу Барташевичу римско-католического вероисповедания, сыну мещанина Минской губернии Игуменского уезда Игуменского общества.

А вот рваное временное свидетельство 1924 года. В нем Барташевич значится специалистом по животноводству. Зарегистрирован по адресу: Брянск, площадь Карла Маркса, дом 10.

Эдуард Барташевич удочерил Татьяну Костелецкую. Отныне в документах дочь штабс­капитана называется Татьяной Эдуардовной Барташевич. Ей даже на год изменили дату рождения.

В 1922 году у Барташевичей родился сын Анатолий - Тоточка. Дети были совсем маленькими, когда Эдуард Викторович умер, 27 ноября 1926 года, "от паралича сердца". Сохранились свидетельство о его смерти и фотографии похорон.

Хмурая погода, у открытого гроба родственники и соседи - герои добычинских рассказов. Венки, ветви можжевельника, ни ксендзов, ни попов, ни икон, ни свечей. Подурневшая Шура: испуганное лицо, черный платок, на руках Тоточка.

Живя в Брянске, гражданка Барташевич сменила несколько мест работы - была счетоводом, учительницей, архивариусом, библиотекарем. Однажды она подверглась "чистке" как "купчиха первой гильдии". Ни много ни мало.

Затем - пунктир. Точка - тире. Точка - тире.

Александра Николаевна в третий раз выходит замуж - за Алексея Ивановича Амосенкова.

От него сохранились членская книжка спортивного общества "Правда", зачетная книжка Всесоюзной промышленной академии имени И.В. Сталина и записка "начальнику Санупра Кремля тов. Ходоровскому:

Партком Промакадемии имени тов. Сталина обращается к вам с просьбой положить в Кремлевскую больницу тов. Амосенкова для установления диагноза его болезни. Тов. Амосенков член партии с 1918 г. Работал все время на руководящей советской и хозяйственной работе. В настоящее время тяжело болен. И до сих пор не удалось установить диагноз его болезни и методы лечения".

В 1936 году их семья оказывается в Москве, в коммуналке рядом с Никитскими воротами. С собой удалось увезти кое­какие памятки прежней жизни: родовую икону, любимые книги, почтовые открытки и вечернее платье. Теперь оно находится в коллекции историка моды Александра Васильева.

Теперь Александра Николаевна - учительница начальных классов. Преподает в школах Советского и Краснопресненского районов.

Но в 1938 году сюжет нашего романа получает неожиданный поворот - объявляется пропавший штабс­капитан! Он тоже живет в Москве, на Большой Почтовой улице.

И вот исполнительный лист по делу № 32-800:

"Взыскать с Костелецкого Павла Ивановича в пользу Амосенковой Александры Николаевны на содержание дочери Татьяны по 1/4 части со всех видов заработка до окончания средней школы дочери".

Татьяна Барташевич учится на врача. Дружит с Екатериной Боднарской, дочерью Митрофана Степановича Боднарского (1870–1953), известного географа и картографа.

Любопытно, Боднарский - уроженец Люблинской губернии, как и Костелецкий. И воспитанник духовной семинарии в Холме, как Климюк. Знаменитый ученый дарит Татьяне несколько своих книг с доброжелательными надписями.

Анатолия Барташевича призывают в армию. Сначала на Дальний Восток, на границу с Маньчжурией. Потом на Украину. Жизнь Алечки вновь нарушила война. В июле 1941 года из Винницы пришла открытка от сына:

"Здравствуйте, дорогие мама, Таня и Алексей Иванович! Жив, здоров. Всем того же желаю. Нахожусь, как пишу, в Виннице. Бьем германца помаленьку. Скоро погоним его обратно. Ну, пока. До свидания. Целую. Анатолий.

P.S. Передаю открытку с гражданским. Чтобы он опустил ее в Киеве".

Это последняя открытка, затем Анатолий пропал без вести. Извещение об этом мать получила только в январе 1947 года. "Ваш сын... находясь на фронте, пропал без вести в ноябре 1941 г.".

Судьба Татьяны сложилась счастливее: воевала, уцелела, вышла замуж. В 1945-м родила дочь Наталью. Шура стала бабушкой.

И снова пунктир. Пенсия, болезни, запах лекарств в комнате. Пунктир превращается в тире между датами на могильной плите. Александра Николаевна Амосенкова­Барташевич умерла 8 июля 1960 года - "общий атеросклероз артерий".

Она лежит на Ваганьковском кладбище. Двойная фамилия двойным замком запирает тайну милой Шуры, дочери купца Добычина, супруги штабс­капитана Костелецкого, безвестной родственницы странного писателя.

Приложение

Автобиография

Родилась в 1892 году в г. Брянске Орловской области. В 1910 году окончила 8 классов Брянской женской гимназии. Поступила учительницей в начальную школу в г. Брянске, где проработала 2 года. И уехала учиться в г. Москву. Кончив курсы при Строгановском художественном училище, во время Первой империалистической войны я поступила работать в Московскую городскую управу. Проработав 2 года, переехала в г. Брянск. И с 1917 года работала в г. Брянске на педагогической работе до 1930 года. В 1930 году переехала в г. Смоленск, где работала зав. Библиотекой инженерно­технических работников до 1936 года. В 1936 году кончила курсы при Смоленском ОБЛОНО "учителей, возвращающихся на работу в школу". С 1936 года [живу] и работаю педагогом в г. Москве в начальной школе. В данной школе работаю с сентября месяца 1942 года.

Книга историка-религиоведа Дмитрия Александровича Урушева посвящена старообрядчеству. История этого исконно русского духовного движения от трагического раскола середины XVII века до наших дней предстает в портретах выдающихся его деятелей (протопоп Аввакум, боярыня Морозова и др.), в рассказах о достопамятных событиях, традициях и культурных особенностях. Книга написана на богатом фактическом материале, что не лишает ее легкости стиля и простоты изложения. Она будет интересна самой широкой читательской аудитории, не только подготовленным специалистам, но и людям, впервые услышавшим о старообрядчестве.

«Дмитрий Урушев сделал для истории старообрядчества тоже, что Николай Карамзин для русской истории. Он не просто изучил, объяснил и записал историю старой веры. Он рассказал ее живым и ярким языком, сделал доступной и понятной для любого читателя. В этом смысле книга Урушева уникальна и не имеет аналогов». Георгий Георгиевич Бовт, главный редактор журнала «Русский мир.ru», лауреат премии Правительства Российской Федерации 2016 года в области средств массовой информации, лауреат премии Союза журналистов России «Золотое перо России» «Говорят, что ушли в прошлое «тени умерших предков». Ан нет, под пером Дмитрия Урушева мы вновь окунаемся в яркий и звучный лад многоцветных церквей и рассыпчатого колокольного звона. Это культура радости и света, благодарения Богу и братства. Ну как тут говорить о каком-то «старом обряде» и «старой вере». Это ведь термины внешние и формальные. А у Урушева - все живы и все живо!»Сергей Владимирович Маркус, культуролог, поэт, член Союза журналистов России, в 1991-2005 гг. создатель и руководитель религиозных программ государственного Радио России.

Дмитрий Урушев

Святая Русь. Подлинная история старообрядчества

Епископ Евсевий Кесарийский (ок. 263–340), которого часто называют «отцом церковной истории», писал: «Другие в своих исторических повествованиях обязательно пишут о воинских победах, о трофеях, о подвигах военачальников и доблести воинов, запятнанных кровью и убийствами, совершенными ради своих детей, родины и всякого богатства. Наше слово, повествующее о том, как жить в Боге, запишет на вечных скрижалях тех, кто вел мирную войну за мир своей души и мужественно сражался за истину, а не за родину, за веру, а не за близких. Оно возгласит непреходящую память о сопротивлении борцов за веру, об их многострадальном мужестве, о победе над демонами и незримыми противниками и о венцах, за все это полученных».

Мог ли я подумать, в апреле 1997 года впервые придя на молитву в старообрядческий Никольский храм у Тверской заставы, что когда-нибудь и мне доведется записывать на вечных скрижалях имена мучеников и исповедников, страдавших за истинную веру, за святоотеческое православие, за древлее благочестие? Ведь вся история старообрядчества – это история непрерывного страдания за Христа.

За двадцать лет многое было написано, обдумано и пережито. И сегодня я считаю своим приятнейшим долгом высказать искреннюю признательность всем, кто два десятилетия словом и делом помогал мне в писательском скрипучем застольном труде, поддерживал и укреплял.

От всей души благодарю священника Алексия Лопатина – настоятеля Никольского храма, доктора филологических наук Елену Михайловну Юхименко и иконописца Бориса Владимировича Кисельникова.

Особая признательность моей супруге Татьяне Ярославовне – первой читательнице, редактору и корректору этой и прочих книг. Низкий поклон моим родителям Александру Владимировичу и Татьяне Терентьевне. Дорогой маме, празднующей славный юбилей, я и посвящаю эту книгу.

Урушев Д.А.

член Союза журналистов России,

член Союза писателей Москвы

История Православной Старообрядческой Церкви

Падение Царьграда

Церковный раскол XVII века – важнейшее событие русской истории. Им объясняется все, что происходит с нами от дней царя Алексея Михайловича доныне. Даже трагедии новейшего времени – гибель Российской империи, развал Советского Союза, смута на Украине – были предопределены в середине XVII столетия.

Раскол произошел не только из-за введения новых богослужебных обрядов, но и по политическим причинам. Виноваты в расколе не только царь Алексей и патриарх Никон, как принято считать, но и турецкие султаны XV века. Именно они уничтожили великую Византию – крестную мать и духовную наставницу Руси.

Греки-византийцы, от которых в Х столетии наши предки приняли христианство, считали себя наследниками Римской империи и называли себя ромеями – римлянами. Этим они напоминали всем народам, что их держава – преемница Древнего Рима, которому некогда принадлежало полмира. Свою столицу – блистательный Константинополь-Царьград – греки называли Новым, или Вторым, Римом.

Но проходили века, Византия слабела и лишалась былого могущества. С востока на нее нападали турки-магометане. Их бесчисленные полчища захватили и поработили греческие земли и соседние страны, в том числе и славянские – Болгарию и Сербию. И к XV веку от обширного христианского государства осталась одна столица, со всех сторон окруженная неприятельской турецкой державой – Оттоманской империей.

Предпоследний греческий царь Иоанн VIII Палеолог решился искать помощи против мусульман у франков – так византийцы называли католическое население сильной и богатой Европы. Условие этой помощи было давно известно: православные народы должны признать Римского Папу духовным властелином всего христианского мира.

После длительных переговоров в 1439 году во Флоренции царь греческий и Папа Римский подписали унию – соглашение об объединении Восточной и Западной Церквей. Но большинство православных народов не согласилось на вероотступничество и не приняло унию.

Византийский богослов Геннадий Схоларий грозил сторонникам унии, предрекая скорое падение Константинополя и рабство греков: «Несчастные ромеи! Чего вы смутились и удалились от надежды на Бога? Зачем понадеялись на помощь франков и вместе со столицей, которой суждено погибнуть, утратили и веру вашу? Милостивый Боже мой! Свидетельствую пред лицом Твоим, что неповинен я в таковом грехе. Знаете ли, несчастные граждане, что вы делаете? С порабощением, которое сбудется над вами, утратили вы отеческое предание и исповедали нечестие. Увы, горе вам в день судный».

Среди православных иерархов, подписавших во Флоренции унию, был предстоятель Русской Церкви – митрополит Исидор. В ту пору наша Церковь подчинялась константинопольскому патриарху. Поэтому Исидора назначили в Царьграде в 1437 году без согласия великого князя Василия II Темного.

Однако на Руси митрополита встретили радушно. Вскоре архиерей уехал в Италию на церковный собор, созванный для подписания унии. Провожая Исидора, князь напутствовал:

– Смотри же, приноси к нам древнее благочестие, какое мы приняли от прародителя нашего Владимира, а нового, чужого не приноси. Если же принесешь что-нибудь новое и чужое, то мы не примем.

Исидор клялся не изменять истинной вере, но на соборе горячо поддержал унию православных с латинянами и охотно подписал ее от имени Русской Церкви. За это Папа обласкал и щедро наградил грека.

В марте 1441 года митрополит вернулся в Москву легатом – почетным представителем и полномочным посланником Римского Папы. Исидор торжественно вступал в город, а перед ним несли крыж – четырехконечный латинский крест. Столичные жители в ужасе взирали на это шествие. Митрополит вошел в Благовещенский собор Кремля и началось торжественное богослужение.

Когда Исидор провозгласил многолетие Папе, Василий гневно воскликнул:

– Остановись, изменник! Ты не пастырь, а волк хищный!

В наступившей тишине грозно прозвучало повеление князя:

– В темницу его! Под замок! На цепь!

Исидора схватили и бросили в тюрьму. Но греку удалось бежать из-под стражи и покинуть Москву. Собор русского духовенства осудил Исидора и избрал новым митрополитом русского епископа Иону. С этого времени начинается автокефалия московской митрополии, впоследствии преобразованной в патриархию.

В 1451 году на престол Оттоманской империи взошел новый правитель – султан Магомет II. Историк XIX века писал о нем: «Он любил литературу, владел шестью языками, был сведущ в истории, в астрологии. Он покровительствовал итальянскому художнику Беллини. Но эти вкусы, редкие у оттоманов, не смягчали суровости его характера… Он проливал кровь, как воду, и никогда не задумывался приносить в жертву людей, не нравившихся ему, обыкновенно приказывая их распиливать надвое. Точно так же он марал себя постыдными сладострастными вожделениями, которым слишком часто подражали его преемники».

Известно, что у развратного Магомета было два гарема. Один – из девушек и девочек. Другой – из юношей и мальчиков.

В 1452 году мусульмане начали открыто готовиться к войне с христианами. Последний греческий император Константин ХI Палеолог поспешил запастись всем необходимым для обороны Константинополя. В город завозились боеприпасы и продовольствие, спешно приводились в порядок стены и башни.

Константин понимал, что греки не смогут сами защитить город. Он просил о поддержке правителей Европы и Папу. Из Рима в Царьград был послан кардинал Исидор, бывший московский митрополит. Он прибыл без войска, только с небольшой охраной. Начались долгие переговоры, то и дело переходившие в споры между Исидором и православным духовенством во главе с Геннадием Схоларием.

Желая ускорить отправку европейских войск в Константинополь, император разрешил Исидору отслужить литургию по католическому обряду в главном храме Константинополя – великой церкви Святой Софии. Что и свершилось 12 декабря 1452 года.

Это вызвало бурю негодования со стороны горожан. Они в гневе кричали:

– Не нужно нам ни помощи латинян, ни единения с ними!

Флотоводец Лука Нотара, ярый противник унии, говорил:

– Лучше увидеть царствующей среди города турецкую чалму, чем латинскую тиару.

Несчастный, он и не знал, что эта чалма убьет его самого и его сыновей.

В апреле 1453 года турецкое войско с суши и с моря окружило Константинополь. Началась долгая осада. Басурмане ежедневно обстреливали город из пушек и ходили на приступ. Но христиане умело оборонялись, отражая один натиск за другим. И это было удивительно, ведь на стенах города вместе с опытными воинами стояли необученные купцы, их слуги, ремесленники и даже монахи.

Прелесть сказки заключается в том, что в ней человек полнее всего реализует себя как созидатель. Он не «комментирует жизнь», как любят говорить сегодня. Он творит в меру возможностей «вторичный мир».

Дж. Р. Р. Толкин

Мы дожили до таких времен, когда о религии можно говорить почти как о покойнике – либо хорошо, либо ничего. О религии трудно рассказывать интересно. Но иногда это получается.

Имеется в виду, конечно же, не научное изложение, а такое, которое про смысл жизни и поиски правды. И вот тут доверительный разговор почти невозможен. Скучен нравоучительный стиль церковной проповеди, выдохлась традиция Достоевского, и лишь одна русская сказовая и сказочная стилистика кажется хоть немного соответствующей чаяниям современного читателя.

Книга, которую предваряет это предисловие, написана именно в этой стилистике и, на мой взгляд, одна из немногих говорит о религии и поисках веры так, как это было принято в стародавние времена.

Книга Дмитрия Урушева продолжает именно эту литературную традицию и предлагает читателю под видом сказки не очень простую многожанровую притчу о том, как ищут и находят веру в современном многоконфессиональном обществе. К достоинствам книги можно отнести то, что автор не просто рассказывает сказку, но одновременно сообщает читателю множество полезных исторических сведений, там и сям рассыпает сложные намеки на разные исторические события, эпохи и личности. В этом смысле сказка Урушева – своеобразный тест на умение опознавать разные жанры русской литературы, которые использует автор.

Необходимо сказать еще об одной особенности книги. Это прекрасный повод познакомить массового читателя с той традицией русской литературы, которая использовала русскую фольклорную среду и язык для выражения совсем не фольклорных сложных мыслей и идей. Тут можно вспомнить и Ершова с его «Коньком-Горбунком», и пушкинские сказки, и Лескова с Бажовым. Секрет этого сказочно-сказового стилистического направления состоит в тонком сочетании литературного содержания и фольклорно-сказовой основы.

Вообще говоря, Дмитрий Урушев хорошо известен публике как автор научно-популярных книг о старообрядчестве. Однако на сей раз он выступает в новом качестве, весьма неожиданном. Перед нами художественная книга, жанр которой можно было бы определить как христианское фэнтези. Это заимствованное слово обозначает обыкновенно особый жанр, ставший для многих русских читателей родным и близким.

В начале 1980-х годов мой отец Владимир Сергеевич Муравьев перевел трилогию Дж. Р. Р. Толкина «Властелин колец». Этот перевод стал первым, опубликованным в Советском Союзе, и породил бесчисленное множество подражаний. Он способствовал появлению у читающей публики устойчивого интереса к приключениям придуманных героев в вымышленном, проработанном до мелочей сказочном мире.

Так, заменив сказку, жанр фэнтези обосновался в новой русской литературе, где постепенно стал тривиальным массовым жанром. Из этого есть несколько исключений, но хороших в литературном смысле назвать можно немного. Отрадно, что Дмитрию Урушеву удалось счастливо избежать подражания классическому фэнтези.

Да, действие книги разворачивается в вымышленном мире. Да, персонажи вполне узнаваемы – Иван-царевич, баба Яга, водяной и русалки. Да, сюжет знаком нам по сказкам – добывание волшебного меча и богатырского коня, совершение всяческих подвигов и добрых дел. Но основа сюжета нехарактерна для большинства фэнтези-текстов.

Иван отправляется в путь не за жар-птицей или молодильными яблоками, как в классической сказке. И не проходит стадии игры, становясь лидером, как нередко бывает в новом фэнтези. Он отправляется за верой для своей страны. И это сразу создает для сюжета смысловой и патриотический масштаб. Путешествуя по вымышленному миру, царевич встречается с представителями разных вымышленных религий.

Читаешь сказку и понимаешь: ее автор – историк-религиовед, который построил свое изложение как головоломку-квиз для тех, кто интересуется историей, а в большей степени содержанием и смыслом религиозных традиций как Востока, так и Запада. Читатель легко опознает, пусть и в шаржированном виде, православие, католицизм, протестантизм, иудаизм и другие религиозные традиции. Изображая их, автор пользуется приемами гротеска и сатиры, иногда довольно злой, но никогда не нарушающей канонов жанра.

Интересная находка автора – синкретическая восточная религия бога Мардука, позволяющая рассказать о религии Древнего Междуречья, зороастризме и индуизме одновременно. Традиционный фэнтезийно-сказочный сюжет прикрывает производимую автором своего рода «игру в бисер». Тут и христианское богословие, и античная философия, и русский фольклор, и многочисленные отсылки к истории и литературе.

В конце повествования автор пытается свести воедино доброту русской сказки и красоту православной веры. Насколько ему это удается – судить читателю. Не со всеми трактовками религиозных традиций легко согласиться религиоведу-специалисту, но писатель неподвластен строгой научной критике.

Читателю предстоит увлекательное путешествие по сказочному миру в компании Ивана-царевича – настоящего нового чичероне в мире религиозного многообразия, доброго и простого паренька. А вместе с тем и своеобразная игра по угадыванию персонажей, исторических событий и скрытых цитат. Желаю приятного чтения, путешествия и игры.

Алексей Владимирович Муравьев,

кандидат исторических наук, руководитель секции Ближнего Востока Школы Востоковедения НИУ ВШЭ

Посвящаю моей супруге

Русская литературная сказка – жанр, который можно назвать предшественником отечественного фэнтези, – появилась еще в XVIII веке. Сказки писали многие сочинители, имена которых ныне незаслуженно забыты. Например, Василий Левшин, Михаил Херасков и Михаил Чулков.

В начале XIX века Сергей Уваров, небезызвестный государственный деятель, советовал поэту Василию Жуковскому написать на материале русской истории и фольклора большую эпическую поэму. Уваров вспоминал: «Я часто предлагал ему написать русскую поэму русским размером. Зачем, я говорил ему, не избрать эпоху древней нашей истории, которую можно назвать эпохою нашего рыцарства, в особенности эпоху, предшествовавшую введению христианской религии? Тут вы найдете в изобилии все махины, нужные к поэме. В этой эпохе история сопутствуема баснословием. Поэт может произвольно черпать из той и другой. Он избирает между историческими памятниками и народными преданиями и из всех сих богатых материалов составляет целое».

Совет Уварова не утратил важности и в наши дни. Хотя, конечно, нынешние сочинители фэнтези и не слыхали о нем. Но, принимаясь за писание, они, сами того не осознавая, следуют сему совету: произвольно черпают из исторических памятников и народных преданий.

Жуковский послушался Уварова, но вместо одной поэмы написал несколько баллад и сказок. Их превзошел поэмой «Руслан и Людмила» Пушкин. По сказочной дороге, обновленной Жуковским и Пушкиным, уверенно пошли сочинители XIX века: Вельтман, Гоголь, Даль, Ершов и многие другие. Петр Ершов вообще вынашивал грандиозный замысел русского волшебного эпоса «Иван-царевич – сказка сказок в десяти книгах и ста песнях», оставшийся неосуществленным.

Не запустела эта дорога и в ХХ столетии. Сказочным путем прошли многие советские писатели. Сочинения некоторых весьма близки к жанру фэнтези. Зачастую их творчество шло рука об руку с кинематографом. Так, например, фильмами стали волшебные пьесы Тамары Габбе и Евгения Шварца.

В наши дни многочисленным сочинителям дорогу в страну фэнтези указывает путеводная звезда Толкина. По этому пути, обманываясь его кажущейся легкостью, идут сотни писателей. Но для того, чтобы писать о гномах, эльфах и рыцарях, недостаточно уметь пользоваться компьютером и интернетом. Нужны знания об исторических памятниках и народных преданиях, которыми в совершенстве владел Профессор и которых так недостает его подражателям.

← Вернуться