«Дщи Вавилоня окаянная, блажен, иже воздаст тебе воздаяние твое, еже
воздала еси нам; блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень»
(Пс. 136, 8-9)
«Аргументов у меня больше нет. Тут Вы правы. Против десяти лет клиросного послушания я пас. Клирос – это в 80% случаев диагноз. Там знают все церковные сплетни, слухи, анекдоты, там знают всё про иномарки священников и их связи с теневой экономикой, про их любовниц и любовников, там вырабатывается особый вид религиозного сознания, зачастую циничного. Там могут петь абсолютно неверующие, но обладающие музыкальными способностями люди. Из-за хорошего голоса годами на клиросе может держаться и пьяница, и курильщик, и блудница. Большая часть ссор и скандалов в храме – клиросного происхождения
«.
Протоиерей Георгий Бирюков http://www.rusk.ru/st.php?idar=8783&page=5#form
(сообщение 22.03.2007 22:48)Написано это было батюшкой два года назад в ходе обсуждения фильма «Остров». И хотя батюшка потом извинился за некоторую резкость, понимание глубины этих слов пришло только сейчас, когда клиросной певческой деятельностью убито еще два года жизни. Именно убито, практически вычеркнуто из духовной жизни прихожанина.
Чтобы избежать непонимания, следует оговориться, что речь пойдёт в первую очередь о клиросах Санкт-Петербурга. Потому что отдалённые от города клиросы, по-видимому, не столь заражены вирусами вседозволенности и распущенности, или же, хочется надеяться, вообще не заражены. Тема, однако, очень актуальна, и касается не только Санкт-Петербурга.
Несмотря на то, что тема озаглавлена, как «особенности клиросного послушания», речь пойдёт о явлениях, зачастую противоположных послушанию.
Клиросная вседозволенность и расхристанность
Считается нормальным на всё большем числе клиросов, среди всё большего количества певчих, что женщинам, к примеру, можно ходить в брюках, без платка; что певчим можно и посты не соблюдать, и сидеть на службе. Даже этикет особый образовался – вставать(!) во время чтения Евангелия. Да и то даётся с трудом. Не хотят некоторые певчие вставать.
Очень популярно чтение художественной литературы на службе. Тут и детективы, тут и романы, тут и сканворды. Особенно тягостно бывает некоторым певчим пересидеть (не простоять) Шестопсалмие. Идут на улицу (подышать воздухом, или до трапезной за чайком, ну или в туалет, на худой конец). Обсуждение разнообразных проблем также, зачастую, помогает скоротать оплачиваемое время Богослужения. Выручает также наличие мобильного телефона – можно поиграть, либо попереписываться смс-ками.
Особенно уверенно и по-хозяйски чувствуют себя на клиросе некоторые дамы. Благо и бразды правления хорами, чаще всего, принадлежат им.
Кто и где сказал: «женщина в храме да молчит»?
Отвечает священник Александр Ионов, клирик храма во имя св. Димитрия Солунского:
«Это выражение апостола Павла (1 Кор. 14, 34): «Жены ваши в церквах да молчат» – синодальный перевод тут допускает славянизм, по-русски точнее было бы сказать «женщины». Аналогичные мысли высказываются в Новом Завете неоднократно. Это выражение «женщины да молчат» касается не только поведения в храме, но и участия в Богослужении. В Православии никогда не было женщин-епископов и женщин-священников; церковная проповедь с амвона тоже не удел «слабого пола». Мало кто знает, что петь на клиросе женщины в России стали только в XIX веке (вот когда началось оскудение веры в народе!), и воспринималось это как рискованное новшество. У каждого человека есть свой способ послужить Богу, и надо следовать ему. Однако время и обстоятельства так же диктуют свое, и сегодня мы очень ценим наших женщин, которые преподают в воскресных школах, занимаются миссионерско-катехизаторской работой и составляют большую часть прихожан наших храмов».
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_questions&task=view_quest&q_id=737
Таким образом, мы видим, что в участии женщин в клиросном пении нет ничего плохого, хотя это и совпало, странным образом, с началом оскудения веры. Чтобы не останавливаться на поисках виновных, перейдём сразу к главному.
Главное – это господствующая и распространяющаяся всё более повсеместно мировоззренческая концепция, которую можно коротко охарактеризовать, как полное бездуховно-материалистическое клиросное равнодушие.
Повторно надо оговориться, что имеются в виду не все клиросы, и не все певчие, но очень многие. Причём становится таких певчих всё больше, что и вызывает беспокойство.
Описанное состояние наступает не сразу, оно формируется постепенно. Можно даже условно описать стадии.
1. Прихожанин, желающий петь. 2. Первые посещения клироса. Принятие им певческих «законов» и «порядков» за духовный идеал, следование этим «установлениям». Либо сразу принимает всё за чистую монету, либо поначалу относится настороженно, но постепенно «смиряется» и втягивается в процесс. 3. Желание не быть «белой вороной» и (или) извлекать какую-то выгоду из посещения храма. К этому времени остатки духовных ценностей бывших прихожан весьма и весьма оскудевают. Певчий начинает получать денежное вознаграждение за пение. Вырабатывается как бы условный рефлекс: сходил в храм – тебе заплатили, не сходил – не заплатили. 4. Приблизительные дальнейшие суждения (могут варьироваться) материализовавшегося певчего: «смысл работать за жалкие гроши?» «Хоть бы платили нормально, а то всё жмутся». «Они (священники) покупают крутые тачки, да квартиры с дачами, детей у них много, едят тоже не мало». «А мы за своё (ангельское) пение еле концы с концами сводим». 5. Постепенно решаются в свою пользу либо компромиссно вопросы о послушании регенту, послушании настоятелю. 6. Адекватная реакция регента и священнослужителей. Переход певчего на новое место. Уже в новом качестве. С каждым последующим переходом певчего новые ценности всё более устойчиво кристаллизуются в уже описанное состояние полного бездуховно-материалистического клиросного равнодушия.
У клиросных певчих формируется совершенно особая идеология, совершенно уникальная система ценностей. И самое опасное, что эта сформировавшаяся система ценностей навязывается новичкам. И, в большинстве случаев, не принудительно, а за счёт численного превосходства клиросных певчих, имеющих данную систему ценностей. В число последних входит приятное извлечение выгоды из посещения храма, элитность певческого коллектива перед обычными прихожанами; красота, сила, звучание своего собственного голоса, и прочее. Самое плачевное, что такому певчему становится сложным (или невозможным) находится в храме в качестве обычного прихожанина, даже если он заходит в другой храм. Всё перечисленное свидетельствует о том, что новые ценности не дополнили уже существующие ценности христианина, а заменили их. То есть заменили главное – личное молитвенное общение с Богом.
Какие возможны выходы из данной, усугубляющейся с течением времени, ситуации?
Вся сложность решения данной проблемы заключается в том, что формирование хора во многих случаях (или, может быть, в большинстве случаев) перешло в руки регента. Даже в тех редких случаях, когда регент ИМЕЕТ желание заботиться о духовном состоянии певчих, это у него получается настолько коряво, что результат скорее отталкивает, чем вызывает положительный отклик. Обычно же регент не занимается не своим делом, поскольку совершенно верно полагает это обязанностью священника.
Сейчас всё реже испрашивается благословение священника на участие певчего в клиросном пении. И уж, тем более, никакого значения не придаётся духовной готовности певчего к исполнению данного послушания.
Между тем, настоятель имеет всю полноту власти, хотя бы даже из-за одного того, что оплачивает пение.
Может быть, это громко прозвучит, но кандидатам на исполнение оплачиваемого клиросного послушания вполне можно было бы проходить некое испытание (экзамен), контролируемое не регентом, а настоятелем. Не только на знание вечерних и утренних молитв, обихода, гласов; не только на работу ушей и связок; но и серьёзное собеседование касательно идеологии певчих, их прошлого, как светского, так и церковного. После чего певчему целесообразно было бы исполнять клиросное послушание в течение испытательного срока, во время которого он должен был бы проявить себя как молящийся христианин, соблюдающий дисциплину и осознающий то, где он находится.
Таким образом, хотелось бы предложить устранить губительный самотёк в ситуации с набором певчих в клиросные хоры.
Ещё один аспект рассматриваемой проблемы заключается в том, что не посвящённым и не искушённым в клиросной жизни прихожанам, начавшим петь, или поющим какое-то время уже на клиросе, может, в течение какого-то периода, казаться возможным подавать положительный пример остальным певчим, как следует себя вести в храме Божием. То же самое могут возразить и певчие отдалённых клиросов, где рассматриваемые клиросные явления не успели укорениться.
Однако это не так. Можно подавать пример некоторое время (может быть, даже длительное время). Можно стоять всю службу, среди сидящих и занимающихся своими делами певчих. Можно повторять мысленно прошения ектении, стараясь не обращать внимания на коллег, общающихся с мобильными телефонами. Можно выполнять даже поклоны. Хотя, конечно, поклоны – не главное, и без них можно обойтись.
Всё это показывание примера и попытки молиться на таком клиросе – это потерянное время. Это растерянная добродетель. Это полная духовная пустота, от которой никак нельзя предохраниться. К ней можно только привыкнуть и начать воспринимать её, как должное, как норму.
Может возникнуть закономерный вопрос – зачем выносить все эти особенности на всеобщее обозрение?
Иметь в виду всё вышеописанное просто необходимо для тех прихожан, которые собираются стать певчими. И бороться с данными несоответствиями тоже нужно.
И последнее, что следует сказать, и в Санкт-Петербурге, и за его пределами, конечно же, есть очень много достойных певчих, добросовестно, с пониманием, выполняющих свой нелёгкий труд. И необходимо выразить всем таким людям глубокое уважение и попросить у них прощения за некие обобщения, сделанные в данной заметке.
Если бы с клиросным искушением нельзя было справиться, наши клиросы уже давно стояли бы пустыми. Хотя... Наверное, выход бы нашелся в виде одинокого ди-джея, включающего каждую службу фонограммы с хором. Но - поскольку такого нет, разумно пропустить гуманитарный груз с ценными мыслями в нашу умную головушку, допустив, что с клиросными искушениями справиться все-таки можно. Хотя и трудно. Но для начала стоит разобраться в том что, собственно, является искушением, а что - признаки банального бардака.
Вот скажу откровенно. Мое личное убеждение (очень глубокое), что в большинстве своем на клиросе не искушения, а простейшее отсутствие нормальной управленческой мысли. Выражаясь светски - хромает менеджмент. В системе государственного образования есть аккредитация учебных заведений и ВУЗы - проверяют. В системе медицинского обслуживания есть аккредитация (а в будущем и лицензирование) врачей и тоже есть система контроля качества.
Подобные системы контроля есть и в бизнесе, и на производстве. Просто потому, что в глобальном смысле все хотят хорошо функционирующую систему, а не бардак и разруху. И чем более эффективно работает та или иная компания, та или иная система - тем более грамотный и классный менеджмент стоит за ее хорошей работой.
Увы, но церковная система подбирает настоятелей вовсе не по управленческим качествам. Предполагается, что настоятель должен худо-бедно управлять предприятием, но - слова "худо" и "бедно" как то настораживают, не правда ли? Часто ли вы видели в церкви гениальных и образованных управленцев, понимающих, как должна работать та или иная система? Я видел. И у них и клирос, и приход просто расцветали.
Ведь все просто. Настоятель должен жестко отсекать любую демократию, твердой рукой делегируя властные полномочия. Регент - музыкант? Музыкант. Все - он отвечает за муз. часть.
Никакие прихожане, бабушки, старушки, матушки и прочие безусловно важные люди НЕ МОГУТ подойти к настоятелю, чтобы поделиться своим безусловно ценным, но НЕ профессиональным мнением. Настоятель определяет для себя авторитета в музыке и регентстве и доверяет ему создать хор, после чего определяет полученный результат уже по своему вкусу, в случае необходимости приглашая другого музыканта для экспертной оценки получившегося результата.
На клиросе аналогично...
Какая может быть демократия? Пришел во столько то, сделал свое дело, ушел. Если процесс поставлен правильно, регент не имеет любимчиков и все перед ней равны, если любые серьезные замечания и шлифовка происходят только на спевках - какие на таком клиросе могут быть трудности? Весь рабочий процесс превращается в хороший часовой механизм, способный тикать годами.
Каждый раз, когда я слышу, что кого-то сняли с клироса втихомолку, без разговора, когда регент уволил кого-то без объяснения, когда батюшка плохо относится к некой певчей (??) - сразу понимаю. Речь не идет об "искушениях". Налицо обычный управленческий бардак.
Нет, ну само собой, что врагу того и надо - чтобы был бардак, чтобы клирос постоянно бурлил, как рассерженный улей, чтобы на нем постоянно были "нестроения" и текучка народа. Но бардак - не заслуга врага. Точно так же, как низкие результаты нашей сборной на чемпионате не результат мирового заговора. Просто надо начинать любую чистку с головы. Проще говоря, искать хороших управленцев и давать им карт-бланш.
Помечтаем...
Грамотный управленец-настоятель понимает, что ему нужен профессиональный регент. И ищет такового, не бросаясь к первой попавшейся "матушке с регентского отделения", а именно изыскивая классного спеца. Найдя такового, ценит и лелеет его. И денежно, и чисто по-человечески не забывает благодарить за работу.
Толковый регент ищет людей в хор себе под стать (ибо толковый специалист и приглашать будет таких же). Все попытки развалить хор через прихожан или наветы отсекаются простыми правилами - певчий может обсуждать пение только со своим регентом. Регент - только с настоятелем. Прихожане могут объяснять регенту, чего они хотят и разумность требований прихожан определяет сам регент (например, прихожане могут попросить петь "Царицу мою преблагую" вместо молитв ко причастию).
Регент взвешивает разумность просьбы и как грамотный управленец - может пойти на встречу приходу. Настоятель при этом вообще не слушает прихожан и их мнение про пение. Уже давно замечено, что прихожане очень быстро подстраиваются под мнение настоятеля. Достаточно батюшке на проповеди почаще говорить, как ему нравится подобный стиль исполнения...
Мое определение искушений
И все-таки искушения именно от врага существуют. И у меня есть собственное определение подобных искушений. Искушение - это пробуждение в отдельно взятом человеке темной части подсознания. Если в ком-то пробудилась зависть к кому-то, если у кого-то пробудилось чувство, что "меня не достаточно ценят", если взгляд человека мрачнеет и в нем явно крутятся мысли "не уважают, не ценят, почему ему больше, мне меньше" - это пробуждение темной части подсознания. То есть - искушение.Распознать искушение достаточно легко. Достаточно задать себе вопрос в такие моменты "А почему меня РАНЬШЕ ЭТО ЖЕ САМОЕ НЕ ЗАДЕВАЛО"? "А раньше ты об этом не знал"? Я и раньше тут работал - но таких мыслей не было. Я и раньше делал это бесплатно, почему же сегодня я вдруг вошел в ярость при мысли, что "делаю это бесплатно"?
Конечно, грамотным менеджментом можно устранить почти любой потенциал к искушению. Проще говоря, наше темное подсознание и его содержимое останется в клетке, не будучи пробужденным и отпущенным на волю неверным управлением. Ну в самом деле, кто не искусится, если на клиросе у регента будут явные фавориты, и "нелюбимчики". Ежу ясно, фаворит будет доволен - нелюбимчик НЕдоволен. И рано или поздно будет вредить. Если настоятель готов слушать всех подряд, кроме своего регента, и отношения на клиросе строятся по принципу "что хочу - то ворочу" само собой, в этой трудной ситуации вылезут все наши темные фантазии.
Ясно, что если бы на клирос пришел гипотетический ангел, он бы просто не реагировал на трудные ситуации. Оскорбили? Претерпел! Обидели? Простил! И т.д Но - кто из нас так уж всерьез готов даже обсуждать реальность подобного сценария? Любые управленческие ошибки и неустроенность будят внутри нас нашего темного зверя, рождая пресловутые искушения.
Иногда я жалею, что я не робот. Насколько гениальным певчим был бы я, если бы относился ко всему с холодной расчетливостью машины, полностью лишенной эмоций. Некто стал относиться ко мне плохо? Запускаю программу анализа причины. Если причина во мне, я стараюсь ее устранить. Если человек не прав - спокойно игнорирую его отношение, пока у меня не появляется помеха в работе (например, меня убирают с клироса). Ведь как же часто мы под влиянием жгучей обиды сами начинаем лить бензин в клиросный междусобойный костерок, реагируя на плохое отношение и лишь усугубляя его.
Обещанный рецепт...
Во первых, резко снижает шанс на любое искушение кол-во посещаемых служб. Ходите чуть реже - и вы будете успевать отдыхать от клироса. За неделю любое искушение может отпустить.Во вторых, как ни странно, неплохо помогает медитация. То есть, постоянное повторение вопросов к самому себе - "почему меня раньше это не задевало? Разве что-то изменилось? Вспомни, искушения были и раньше, но потом ты с этими людьми прекрасно работал. Значит - и впредь будешь прекрасно работать. Просто сегодня-на этой неделе странная атмосфера.
Помню, я очень удивлялся тому, что для монаха самым главным качеством является не какая-то духовность, или умение горячо молиться. Самым ценным монашеским качеством считалась и считается рассудительность. Спустя некоторое время я понял - рассудительность помогает выжить и в монастыре (где искушений не меньше, а гораздо больше) и на клиросе. Методом рассуждений можно погасить любое искушение.
Важно подчеркнуть. Искушение - это не ситуация, а ОТНОШЕНИЕ К НЕЙ! Искушения - это те чувства, которые вы испытываете во время ситуации. Условно говоря, вас могут на самом деле обидеть, и из вас в ответ полезет..ну, вы понимаете, то самое. То есть, ваше отношение будет вполне себе адекватным. На ядерный удар мы ответим симметрично.
И именно этого и добивается от вас враг. Поэтому рассудительность помогает не столько исправить обстоятельства ситуации, сколько изменить отношения к ним. Тем более что уж очень часто мы и в самом деле можем не верно понять другого человека. И тогда рождаются самые настоящие искушения, когда конфликт двух людей возникает на пустом месте, из-за простого непонимания и готовности видеть в брате/сестре тайного врага.
Помню, матушка Иулиания рассказывала, что в ее сестрическом хоре однажды прямо во время службы одна сестра выскочила из хора со слезами на глазах, сказав "все, я так больше не могу" и убежала. Когда ее спросили, что случилось, она рассказала, что пол-службы стоящая рядом сестра кривила рот в ее сторону. "Мол, как можно с ней вообще стоять и петь". Но когда спросили ту сестру, что "кривила рот" - она пожаловалась на жуткую зубную боль.
И таких ситуаций на клиросе просто тьма. Кто-то (как вам показалось) многозначительно кашлянул. А человек просто ну...слюной подавился. А вам уже кажется, что он намекает регенту "смотри, мол...я же тебе говорила, что она поет не верным распевом, смотри смотри". Вариаций подобного испорченного телефона больше, чем атомов во вселенной.
Да даже реальные искушения, когда некто позавидовал, или почувствовал себя недооцененным - они по своей сути инвалиды и долго не живут. По сути, это гонка на выживание - либо искушение вас, либо вы - его. И потому вопросы к себе "Почему меня вдруг это стало столь сильно волновать именно сегодня? Почему я всегда ранее нормально относился к этой ситуации, но именно сегодня я веду себя подобным образом" - резко помогают выжить. Нет ничего сильнее в борьбе с искушениями, чем обращение к собственной истории и анализу. Искушения - это темные эмоции с самого дна нашего подсознания и потому ничего страшнее для искушения нет, чем ударить по эмоциям мощью холодного разума и строгих вопросов.
Вот те вопросы, что реально могут не оставить от искушения камня на камне.
Почему мне так важно уважение именно "от него"?
Ведь на земле 7 миллиардов людей. Из которых вас кто-то точно уважает вполне искренне. Но вы так упираетесь в уважение именно этого человека. У него что, два мозга, 8 рук, или он безгрешен зело? Зачем из 7 миллиардов дорог выбирать один единственный тупик и долбиться в него?
Почему мне так важно получить уважение "именно сейчас"?
Это же не глоток кислорода, до завтра подождет! Ведь даже интересно дать себе мощный пинок и стимул, чтобы начать профессионально расти. Уважение через год не менее ценно, чем уважение сейчас. Почем вам знать, может через год вы будете легендой клиросного пения. Все течет, все меняется. Так стоит ли реагировать столь сильно на то, что вскоре поменяется? Тем более что это даже азартно - работать в условиях конкуренции.
А раньше ты об этом не знал?
А раньше ты не знал, что на клиросе плохо платят, редко благодарят, и есть трудности с взаимопониманием? Неужели не знал? Конечно, знал. Так чего же обижаешься, когда ситуация именно такая, какая и должна быть? То есть, трудная...
Почему эта ситуация оскорбляет меня столь сильно именно сегодня?
Разве раньше я не проходил через подобные ситуации без подобных мыслей? А если меня сегодня это задело - не от врага ли это?
Разве раньше у меня не было с "этим человеком прекрасных отношений? Значит, хорошие отношения возможны!
Зачем же именно сегодня мне хочется все поменять? Может, это от врага?
Почему мне так необходима благодарность?
Чтобы понять, что я делаю хорошее дело? Но все просто. Если вас о чем то просят - вы это делаете, потому что "просящему - дай". Но делать что-либо только ради благодарности (или ради хорошего отношения) бессмысленно. Потому что это превращает добро в бартер.
Если он сегодня относится ко мне плохо, почему для меня принципиально важно именно сегодня его хорошее ко мне отношение?
Разве мы собираемся друг к другу в гости? А если нет, почему меня столь сильно задевает его охлаждение ко мне? Ну допустим, я чем-то напряг, но ведь я же понимаю, что человек рано или поздно остынет и простит. Либо просто забудет. Зачем превращать эту ситуацию в долговечную?
Если меня несправедливо обидели, почему я перестал доверять Богу?
Или я все-таки чувствую свою вину?
Почему вместо того, чтобы попытаться понять, что произошло, я столько сил и времени трачу на то, чтобы доказать исключительность своей правоты, и абсолютную неправоту своих коллег?
Разве бывают только правые и виноватые? Разве я ВООБЩЕ НИКОГДА не ошибался? Почему именно сегодня мне так хочется считать себя абсолютно правым - а их просто демонами во плоти? Не от врага ли это?
Если со мной и впрямь поступили несправедливо, почему меня это так задело?
Разве я уже в раю? И вижу вокруг себя ангелов? Напротив, сводки с телеэкранов показывают, что я живу в страшном мире, от которого и нужно ожидать несправедливости и обид. Почему же я столь искренне удивляюсь, когда обидели именно меня? Чем я лучше других, чьи дети/мужья/жены невинно пострадали или в несправедливых войнах, или попали под машину или заболели раком? Чем я так уж ПРИНЦИПИАЛЬНО лучше, чем они, что именно у меня не должно быть несправедливых страданий?
Многократное повторение этих вопросов к самому себе оооочень быстро прочищает мозги и не оставляет от искушения камня на камне. Да, какое-то время покрутит, но вы не сдавайтесь. Повторяйте себе вопросы снова и снова, а на попытку возразить этим вопросам задайте основной - коронный!
Разве я не честен с собой? Разве я хочу сам себе врать? А если я честен и не хочу врать - почему бы и не задать себе эти вопросы? Разве эти вопросы хуже любых других?
И дай то Бог Вам поменьше клиросных искушений и ясного певческого неба над головой.
Мы уже как-то писали о том, почему молодые люди с таким трудом «приживаются» в Православной Церкви. В числе причин — или поводов к причинам — наши юные собеседники называли и церковных бабушек, и трудности церковнославянского языка, и невозможность сидеть во время богослужений, и многое другое. Но на самом деле, как нам кажется, главная причина заключается в самом человеке, в его упрямом нежелании изменяться, поддаваться доброму.«Плачут маленькие ангелы…». Так начиналась песня, «происхождения» и автора которой я, к сожалению, уже не помню. Она оказалась среди диктофонных записей, привезенных с одной из встреч любителей авторской песни. Тщательно «прорисовывая» слова, голос, начавший было мелодичное повествование о девичьей судьбе, неожиданно переходил в напряженные тона:
Поздно, маменька, я выросла!
Я не буду шить на пяльцах,
Я не буду петь на клиросе,
Одевать перстнями пальцы…
Заканчивалось все плохо. Впрочем, не совсем об этом речь. Чем могли запомниться, откликнуться эти слова в душе человека, делающего свои первые шаги в Церкви? Упоминанием о клиросе? Да, это зацепляло внимание, как и любая «православная» фраза, услышанная в совершенно светской обстановке. Но еще более — этим дерзким «не буду», перчаткой брошенным в стереотип юной церковно-добродетельной особы. Протест, «крик души»?.. Или попросту глупость? Сложно ответить сразу, но когда-то эти авторские интонации отчасти находили понимание и в моем собственном сердце…
Наверное, приходящему в храм человеку всегда — в той или иной мере — свойственно желание не только освоиться в пространстве Церкви, но и ощущать себя, хотя бы в чем-то, частью ее «среды». Хотелось быть — и выглядеть — не испуганной захожанкой, а примером усердной христианки, с типичными чертами мышления и образа жизни. Непогрешимым образцом в этом плане представлялись девушки с клироса, юные «белые платочки». Возможно, в этом стремлении быть на кого-то похожей скрывалась доля тщеславия, мирского устремления быть принятой за свою. Но было и другое: явное ощущение необходимости меняться в сторону правильных, православных представлений о жизни.
Только вот что поделать, если сложившийся в голове собирательный образ, который, кажется, нужно примерить на себя для настоящего воцерковления,— очень и очень во многом несовместим с уже существующей реальностью жизни и души… Благочестивые матери моих подруг воодушевленно рисовали мне картины «православной женской доли». Знакомые девчата с клироса звали с собой — попробовать — на спевки своих простеньких хоров. И те, и другие приглашали просто заходить на чай. Мне нравилось быть посетителем: в целомудренных девичьих комнатках с иконами на самодельных полочках, в шумных многодетных домах с веселой возней малышни. Заинтересованно, бессистемно пыталась схватывать идеи всего подряд: оформления цветочных клумб у храма, объяснения молитв пятилетним детям, вышивки крестов на покровцах. И надеяться — почти безуспешно — что когда-нибудь осознаю, что все это — мое. Вот только никак оно не наступало — это правильное завтра…
Теперь уже ни дома, ни на церковных службах не покидало ощущение раздвоенности, а то и неприязни к благочестивым стереотипам, так привлекавшим ранее возможностью изменения своей судьбы. Возможно, причиной тому было формальное отношение к Богу, возможно — отсутствие представлений о Церкви как едином братстве, людей очень разных, но единых в главном. Но в недрах души уже отчетливо звучало то самое — «не буду»...
Людей, в той или иной форме переживших период протеста по отношению к церковной действительности, наверное, не так уж и мало. А среди тех, кто пришел в храм подростком или юношей, таких, возможно, даже большинство. Причины, по которым в милом любопытном неофите вдруг просыпается жестокий Базаров, могут быть очень разными: от слишком страстного миссионерства со стороны ближайших родственников до глубокого и обиженного непонимания какого-либо из положений христианства. Но, кажется, с вероучительными вопросами разобраться все-таки проще, чем с возникающим порой необъяснимым желанием «ударить по благословляющей руке», отвергнуть заботливо предложенную духовную и душевную помощь, испытывая при этом совершенно противоположное — необыкновенную нужду в ней.
В основе любого протеста есть какая-то внутренняя боль. И часто — острое противоречие между желанием и невозможностью в чем-то измениться. Приход в Церковь побуждает меняться — всегда. Среди этих попыток изменения рано или поздно может наступить момент, когда, вглядываясь в людей, естественным образом воспитанных в духе благочестия, отчетливо понимаешь, что ты — другой. Не только по жизненному багажу, но и по самому душевному скелету. И скорее всего, тебе никогда не стать полностью тем человеком, которым ты вдруг уже начал мыслить себя — ибо кости затвердели. Вслед за этим и рождается максималистское: «Нет? Ну и не надо!», в результате которого оказываешься в еще большем, окончательном тупике.
Чтобы начать движение «в обратную сторону», мне потребовалось понять несколько неприятных, но очевидных вещей. Точнее, признать — для того, чтобы гармонично влиться в церковную жизнь, в нас действительно многое не заложено. С детства, с юности, семьей, школой, самовоспитанием… Причем не только в духовном плане, но и в элементарном, житейском. Это грустно, это во многом необратимо, но когда принимаешь это как факт, становится проще. И даже появляется потребность хоть немного это исправить.
Помню, как несколько лет подряд перед началом Великого поста всерьез задумывалась: а как это — просить прощения? И понимала, что мне практически не приходилось делать это в жизни. Признавать свою вину — конечно. Но чтобы так, по-доброму, по-семейному кого-то тронуть за плечо: «Прости меня, пожалуйста»… Пожалуй, что никогда. И потому эти простые слова давались мне неимоверно трудно.
Подобным образом пришлось приучать себя и ходить на церковные трапезы. Долгое время они казались мне проявлением чего-то слишком земного, даже бездуховного в Церкви. Служба службой, а поесть можно и дома — «не путая Божий дар с яичницей». Поэтому всякий раз после церковных праздников я устраивала тихий саботаж. «Пойдем!». Нет, ни в какую. «Батюшка обидится». Тем более не пойду! Пока однажды не почувствовала, что вот сейчас опять приду домой, наспех брошу чего-нибудь на сковородку и… никогда не пойму, что значит радость от неспешной чинной трапезы в большой и любящей семье, которой у меня никогда не было. И не в обеде или ужине дело, а в этой занозе, мешающей принять и ту духовную семью, которую посылает Господь.
С укладом, атмосферой церковной жизни начинаешь соглашаться по мере преодоления изломов в себе. И все же, как говорится, «от осины не родятся апельсины». В том смысле, что от нас самих, как правило, пришедших в храм с весьма потрепанным мировоззрением, трудно ожидать чистого и цельного взгляда на жизнь. В том числе — лишенного кризисов и противоречий, необъяснимых всплесков, протестов и попыток срочно изменить себя. Мне кажется, принятие этого факта тоже приносит значительное облегчение душе.
Но главное — в другом. В том, что Церковь дана нам не для того, чтобы мы научились мыслить себя православными. И даже не для того, чтобы выровнять, приблизить к образцам наш образ жизни. В ней Христос «днесь» приходит к нам — именно к нам, растерянным, возмущенным, не умеющим жить. В чем-то мы так и останемся такими, какие есть — с неидеальными привычками, с нескладным своим житием. А что-то — и многое — вылечат благодать и время.
«Молитвенное правило направляет правильно и свято душу, научает её поклоняться Богу Духом и Истиною (Ин. 4:23), между тем, как душа, будучи предоставлена самой себе, не могла бы идти правильно путем молитвы. По причине своего повреждения и омрачения грехом она совращалась бы непрестанно в стороны, нередко в пропасти: то в рассеянность, то в мечтательность, то в различные пустые и обманчивые призраки высоких молитвенных состояний, сочиняемых её тщеславием и самолюбием».
Святитель Игнатий Брянчанинов
Актуальность проблемы заключается в том, что в настоящее время многие регенты и певчие считают, что молитва - это само их пение, при этом индивидуальное молитвенное участие певчих на клиросе, в ряде случаев, исключается.
Основная мысль, которую хотелось бы вынести на обсуждение: если человек не молится дома, в спокойной обстановке, то можно предположить, что он не будет молиться и на клиросе, где много искушений. Общий вывод, который авторы желают сделать из данной статьи, состоит в том, что на клиросе целесообразно пение лишь тех певчих, кто знает полностью, или близко к тому, вечернее и утреннее правило, или же, по крайней мере, некоторый минимум молитв, входящих в домашнее правило.
Первый вопрос, который следует рассмотреть в рамках поставленной темы, заключается в том, существуют ли какие-либо установления Русской Православной Церкви, определяющие необходимость домашнего молитвенного правила для православного христианина?
Среди множества книг, адресованных мирянам, следует остановиться на «Христианском катехизисе», составленном митрополитом Филаретом (Вознесенским). В главе XXVIII этого катехизиса говорится о важности и необходимости молитвы для православного христианина.
«Кто не молится Богу - тот не христианин… Молитва есть первый и необходимейший элемент нашей духовной жизни. Она есть дыхание нашего духа, и без неё он умирает, как умирает без воздуха тело человека… Точно также - в духовной жизни всё зависит от молитвы, и человек, не молящийся Богу, в духовном отношении - мертвец… Молитва есть беседа человека с Богом. Кто помнит, знает, любит Бога, тот непременно будет обращаться к Нему, а это обращение и есть молитва. Но глубоко ошибочен тот взгляд на молитву, который так распространён теперь (особенно среди молодежи). Люди часто говорят: «Захочется молиться - буду молиться; нет охоты - не нужно принуждать к ней, в молитве не должно быть насилия»… Полное непонимание дела! Что вышло бы из земной деятельности человека, если бы он ни к чему себя не принуждал, а только делал то, что ему хочется?! Тем более так - в жизни духовной. В ней всё ценное, устойчиво прочное приобретается усилием, подвигом работы над собой. Ещё раз припомним: «Царствие Божие (и всё, относящееся к нему) силою нудится» (усилием достигается). Нет, христианину необходимо раз навсегда заложить в сердце своём то, что он должен молиться во что бы то ни стало - не взирая ни на какие свои хотения или нехотения. Если есть доброе желание молиться - благодари Бога, от Которого исходит всё доброе, и не теряй случая помолиться от души. Если нет этого желания, а настало время молитвы (утром, вечером, в храме), нужно принуждать себя, ободряя свой унылый и ленивый дух тем, что молитва (как всякое доброе дело) тем ценнее в очах Божиих, чем труднее она дается».
Таким образом, мы видим, как велико значение молитвы в духовной жизни православного христианина: «Молитва есть первый и необходимейший элемент нашей духовной жизни… Человек, не молящийся Богу, в духовном отношении - мертвец». Вот каково значение молитвы!
Однако, в «Христианском катехизисе» ничего не говорится о содержании домашнего молитвенного правила.
Ответ на этот вопрос содержится в «Настольной книге священнослужителя», том 4, с. 736.
«Существует три основных молитвенных правила:
1) полное молитвенное правило, рассчитанное на монахов и духовно опытных мирян, которое напечатано в «Православном молитвослове»;
2) краткое молитвенное правило, рассчитанное на всех верующих; утром: «Царю Небесный», Трисвятое, «Отче наш», «Богородице Дево», «От сна восстав», «Помилуй мя, Боже», «Верую», «Боже, очисти», «К Тебе, Владыко», «Святый Ангеле», «Пресвятая Владычице», призывание святых, молитва за живых и усопших; вечером: «Царю Небесный», Трисвятое, «Отче наш», «Помилуй нас, Господи», «Боже вечный», «Благаго Царя», «Ангеле Христов», от «Взбранной Воеводе» до «Достойно есть»; эти молитвы содержатся в любом молитвослове;
3) краткое молитвенное правило преподобного Серафима Саровского: три раза «Отче наш», три раза «Богородице Дево» и один раз «Верую» - для тех дней и обстоятельств, когда человек находится в крайнем утомлении или весьма ограничен во времени. Совсем опускать молитвенное правило нельзя. Даже если молитвенное правило читается без должного внимания, слова молитв, проникая в душу, оказывают свое очищающее воздействие». (Конец цитаты).
Должны ли клиросные певчие следовать данным установлениям?
Вопрос этот совсем не праздный. Молитва есть общение человека с Богом. Отношение к молитве, по сути, отражает духовное состояние человека.
Не секрет, что сейчас к певчим не предъявляется почти никаких требований духовного плана. «Лишь бы пел» - так рассуждают регенты церковных хоров. Нередко в церковных хорах можно встретить даже некрещёных людей.
Об этом уже говорилось в нашей предыдущей статье «Некоторые особенности клиросного послушания» (http://www.rusk.ru/st.php?idar=113842
).
Ещё в IV веке святитель Василий Великий в одном из своих посланий, признанных Церковью каноническими, писал: «По обычаю, издревле водворившемуся в церквах Божиих, служители Церкви приемлемы были по испытании со всякой строгостию, и всё поведение их прилежно исследуемо было: не злоречивы ли, не пьяницы ли, не склонны ли к ссорам, наставляют ли юность свою».
Неужели все приведённые установления Церкви - пустые слова? Разве не нужно певчим воспитывать в себе потребность к молитве и понуждать себя к ней? Разве это пережиток прошлого, не актуальный в наше время? Разве возможно заменить дар общения с Богом, который даётся каждому из нас, одним лишь пением слова молитвы, без понимания и принятия их?
Возможно ли пение на клиросе не молящихся певчих?
Вот что говорится на сайте межепархиальной Спасо-Преображенской общины (http://www.spo.orthodoxy.ru/library/05_Kutuzov_01.html ):
«В древности в Церкви пели все молящиеся, и идеал православного Богослужения заключается именно в соборности молитвенного делания. И если со временем церковное пение, усложнившись и обогатившись, стало уделом профессионалов, когда поёт только клирос, то ещё более возрастает нужда в том, чтобы каждый певчий прилежно молился во время пения. Но если певчие на клиросе не молятся во время пения, то это уже профанация Богослужения. И принципиально неверна та установка, что хор, мол, поёт для прихожан, а молятся певчие или нет, это их личное дело. Только при молитвенной атмосфере на клиросе возможно истинно церковное пение, способное создать молитвенное настроение у прихожан.
Церковный правый клирос всё более превращается в подобие светского хора с наёмными певцами, приходящими «на работу», - молиться здесь они не научатся, если и была у них малая молитва, здесь они потеряют и её.
Многие современные христиане подтверждают эти слова делом - они не хотят слушать правый хор с его «профессиональным» пением и предпочитают в праздник сходить на раннюю литургию, когда поёт левый (обиходный) хор».
Клирос перестал быть местом служения и, для многих, постепенно превратился в работу. В наше время люди, много лет поющие в церковных хорах, иногда не представляют себе элементарного хода церковной службы. Те, кто видит всю остроту вставшей проблемы, понимают, что и регент, и церковный певчий должны быть, в первую очередь, носителями подлинной православной культуры, должны быть реально включены в литургическое служение, «общее дело». А «для того, чтобы осуществился церковный замысел об этом служении, оно должно быть осознанно, воспринято, выстрадано и реализовано именно как соучастие в Богослужении, - то есть, оно требует подлинной веры, молитвы, нравственной, духовной жизни. Иначе вместо подлинного церковного искусства получится, всего лишь, подделка-стилизация», указывает Е. Резниченко в книге «Высшее регентское образование в России» (М.: «Композитор», 2000).
Таким образом, каждый певчий должен прилежно молиться во время пения. Не зависимо от того, считает ли он сам себя обязанным к этому.
На известной картине В. Маковского «Придворные певчие» (1870), которая находится в Государственной Третьяковской галерее, изображены пять придворных певчих в красивых кафтанах (так называемых стихарях). Выражение лиц тружеников клироса одухотворённое, певчие всем телом и душой проникаются Богослужением, исполняя своё послушание. Уже даже сама одежда обязывала их к благочестивой жизни.
В те времена певчие носили домашнюю одежду той же формы, что и диаконы, - рясы и подрясники, а для Богослужений облачались в стихари: «золотые», «серебряные» или чёрные парчовые.
Певец и чтец были низшими степенями церковного клира, которые, как приготовительные, должен был пройти всякий, готовящийся к принятию священного сана. Посвящение в певца (чтеца) называлось хиротесией и, по сути, являлось выделением наиболее достойных по благочестию из среды мирян для прислуживания при храмовом Богослужении.
По мнению авторов статьи, в связи с вышеописанным, было бы целесообразно попытаться воплотить в жизнь древнюю, проверенную временем практику, когда певчими становились прихожане, а пение в церкви не воцерковлённых людей не допускалось.
Прихожанин, желающий стать певчим, должен участвовать в Богослужении, в жизни общины, до тех пор, пока не обретёт НАВЫК к молитве. И лишь после этого он может быть допущен на клирос, при наличии музыкальных способностей. Именно так: сначала молитва, и только потом музыкальный талант и прочие способности.
Оценить наличие навыка к молитве у певчего, достаточно легко, можно на основании знания им утренних и вечерних молитв, или, по крайней мере, минимума их, определённого в «Настольной книге священнослужителя» (правило Серафима Саровского, как указано там, читается в случае крайнего утомления или нехватки времени, поэтому весьма странно, если при отсутствии времени на молитву мирянин будет посвящать это время пению на клиросе). Если придерживаться этих правил, как положено, то они останутся в памяти, без особых усилий, уже через год или два. Это совсем не большое время. И ни один хор не обеднеет от этого. И ни один певчий, также, ничего не потеряет, если попадёт на клирос только спустя этот небольшой промежуток времени, в течение которого он будет участвовать в жизни общины, наравне с остальными прихожанами.
Основное возражение, которое здесь возможно: «Петь будет некому».
В данном случае, количество не заменяет качество. Зачем на клиросе нужны певцы, если они не считают нужным молиться? Апостол Павел в Послании к Коринфянам пишет: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая». Это же сравнение представляется возможным употребить по отношению к таким певцам. Ведь такое пение, по сути, ничем не отличается от механического воспроизведения. Место не воцерковлённых певчих не на клиросе, а в храме с прихожанами. До тех пор, пока не станут воцерковлёнными. Пока не обретут навык к молитве, пока не научатся понимать предназначение и смысл Богослужения.
Дело в том, что и два человека могут красиво спеть службу. Ещё более красиво звучит, когда на два голоса поют много людей (верующих), даже любителей. Именно с одноголосного и двухголосного пения начиналось Богослужение в нашей Церкви. Именно при таком пении были понятными слова и смысл молитв, даже если пели любители, а не профессионалы. Поэтому, хочется осторожно высказать предположение, что в небольших храмах, четырёхголосное пение, ради которого приходы часто несут существенную финансовую нагрузку, с успехом и даже пользой могло бы быть заменено двухголосным.
Другое возражение, которое может прозвучать в ответ на тезис о нецелесообразности пения на клиросе только что пришедших в Церковь людей, может быть таким: «Человек может в процессе приобщения к церковному пению становиться верующим».
Действительно, теоретически это возможно, но, к сожалению, очень часто всё бывает наоборот. Если человек, недавно пришедший в церковь, начинает петь на клиросе, (авторы полагают, что так происходит в большинстве случаев), то видит он не молящихся прихожан, а видит обычных певчих, которые, как уже упоминалось, иногда даже не считают нужным молиться. Молитва на клиросе слишком часто выглядит, как тягостное сидение в паузах между пением, заполненное посторонними делами.
Почему на клиросе принято считать, что во время шестопсалмия, 1-го часа, паремий, кафисм и т.д., то есть, в то время, когда хор не поёт, возможно заполнять эти «паузы» каким-то делами? Ведь Храм Божий - это дом молитвы. Если певчие воспринимают перерывы между пением, как «паузы», то это есть пустота духовная. Разве Богослужебные чтения читаются просто так, ради сотрясания воздуха, разве мы не должны их слушать с великим тщанием и внимать тому, о чём там повествуется?
Некоторые певчие скажут, что они молятся во время пения. Но будет ли молитва во время пения лучше, чем сидя, во время «пауз»? Увы, навыкнуть молитве при подобном отношении сможет далеко не каждый из нас. Чтобы всего этого не происходило, нужно учиться молитве и понуждать себя к ней.
Неисповедимы пути Господни, - бывает и так, что певчие, пришедшие в храм изначально ради подработки или простого интереса, по прошествии времени становятся достойными православными христианами. Помимо того, что эти люди навыкают молитве, послушанию, Таинствам Церкви и т.д., они ещё научаются жить со всеми в мире, меньше раздражаться, меньше осуждать и обижать своих ближних, сожалеют о своём прошлом, о своих былых делах, плачут о своих грехах, искренне раскаиваются в них, и сожалеют о том, что не смогли придти к Богу раньше… Но, к сожалению, - это исключения. Не стоит идти по такому пути, успокаивая себя тем, что когда-нибудь всё это придёт само.
Первое и главное, что требуется от певчих (будущих певчих), - наличие навыка к молитве. Пока прихожанин не приучил себя вычитывать домашние молитвы, хотя бы некоторые из них, пока у него не выработался навык к этому, ему рано (!) петь на клиросе.
Совсем странным и неуместным выглядит участие в выполнении клиросного послушания тех певцов, кто вообще не был прихожанином.
Избежать равнодушия и духовного охлаждения на клиросе можно, изначально воспитав в себе устойчивые отношения к святыни, к молитве, и оградив себя от искушений определёнными правилами духовной жизни. Для человека, который хочет нести клиросное послушание, на наш взгляд, крайне желательна приходская подготовка, или, проще говоря, срок, в течение которого воцерковляющийся человек, посещая храм Божий, приобщаясь к таинствам Церкви, навыкая молитве (как церковной, так и келейной) и прочим добродетелям, получает благодать Божию, которая даёт человеку возможность и силы для духовного роста. Этот срок индивидуален для каждого из нас и может длиться от нескольких месяцев до десятилетий, поэтому довольно сложно однозначно сказать, сколько лет приходской практики для подготовки к исполнению клиросного послушания будет достаточно тому или иному человеку. Но, на наш взгляд, этот период должен быть никак не меньше 1-2 лет регулярной и полноценной приходской практики.
Очень полезно иногда возвращаться к началу. Как все начиналось. Начинаешь ценить то чего так желал. Это возможно и особенно приятно, когда есть люди — свидетели всех событий. Те, кто пережил это с тобой.
Получив задание написать свою историю появления на клиросе, я за вдохновением обратилась к подругам, с которыми все и началось. И тут они меня закидали воспоминаниями. А помнишь??? Тут впору писать целую книгу. Столько событий, теплых и ярких воспоминаний юности.
Чтобы писать о клиросе я должна написать и про них.
Итак. Сейчас мне 28. Клиросный стаж 18 лет. Впервые оказавшись в церкви в раннем детстве, я с нескрываемым восхищением и интересом смотрела на клирос. Многоголосное пение на непонятном языке манило и родило мечту. Я ХОЧУ БЫТЬ ТАМ! «Мечты сбываются — мечтать нужно аккуратнее»- любит говорить моя подруга. И моя сбылась.
В воскресной школе нас начали обучать церковнославянскому языку и почти сразу распределили, кто что будет читать на службе. Мне достался 3-й час. Тренировалась дома столько раз, что знала все псалмы наизусть. Как-то в очередной раз, распевно нарушая тишину, дома зазвонил телефон. Пока шла к телефону продолжала читать: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу ныне и присно и во веки векооооов…» Путь был пройден, а фраза была не закончена. Взяв трубку я замолчала и вместо АЛЛО очень громко пропела — АМИНЬ. Испугавшись, бросила трубку. Телефон перезвонил. Это была Олеся. Она тоже учила часы и в принципе догадалась что произошло. Хохотали мы очень долго.
Клирос был для нас святая святых. Нахождение там было привилегией. Туда стремились. Этим дорожили. Особенно было приятно остаться одной на клиросе и быть как рыба в воде, зная какой тропарь читать и из какой книги. Шел 98 год. Мне тогда было 10 лет.
Но читать было мало. Хотелось петь. Батюшка пригласил преподавателя сольфеджио и для меня открылся мир нот, бемолей и диезов. Помню один случай. Тогда мы только учились и на службе стояли напротив клироса, конечно же, заглядывали, туда разинув рты и слушали. И вот однажды на литургии стоим мы как всегда. Проповедь после Евангелия сказана, заупокойная ектенья спета, начинается Херувимская. И тут мы с деловым видом, как по сигналу открыли ноты Херувимской, которую накануне выучили. Сначала только следили глазами за нотам, прислушиваясь к хору, (в принципе это от нас и требовалось), но как то видимо не удержались и запели… Как нам показалось очень даже не плохо. И не понимали, почему клирошане смотрят на нас с ужасом, всем видом показывая, чтобы мы замолчали.
Матушка учила нас уставу. Мне все давалось как-то легко. Голова была пустая, ничем лишним не забита. Бывает, и сейчас поешь на всенощной и можно практически в слова не заглядывать. Сама удивляюсь. Специально не учила. А откуда-то знаю. Помню, как батюшка мне тогда говорил: «учи, а то потом мозги как резиновые будут. С какой силой ты будешь стараться в них что-нибудь запихнуть, с такой силой все вылетать будет». Да… теперь это так. А тогда он был еще моложе, чем я сейчас…
На клирос я попала так сказать «второй волной». Первой на клирос взяли Таню. Только ее. Помню, рыдала целый день от обиды. Теперь могу в этом признаться.
Полноценно и постоянно запели лишь в 2002 г. Самое заветное осуществилось.
Нас было четверо. Клирос нас и сдружил. Тогда мы не понимали, что клирос это послушание. Матушка нас предупредила, чтобы хорошо петь, нельзя ругаться между собой. Сейчас я это понимаю. Помню, мы ответственно отнеслись к этому предупреждению и это правило задокументировали. Мол, обязуемся жить дружно, а если кто-то поругается, тот угощает всех мороженое. Так и написали с ошибкой. Мороженое. Но исправлять не стали. Так и осталось. Наверняка у кого-то хранится эта бумазейка.
Наша дружба крепла. Все время мы проводили вместе. Договаривали фразы друг друга. Матушка называли это так — блютуз включен. Наши мысли варились в одном котле. Это тоже ее слова. Помню, как то сидим с девчатами и говорим — торта так хочется! Буквально через пару минут заходит матушка с тортом. К тому моменту мы уже привыкли к этому. Просто взяли торт и вкусно попили чай. Блютуз включен. Синхронизация прошла успешно. И так было во всем.
Это душевное единение отражалось и на пении. Мы чувствовали друг друга. Наши голоса сливались. Как говорится — спелись.
Мы пели везде. В церкви с открытыми окнами (чтобы непременно все слышали), на улице и даже в попутке пока ехали с Караганды в Абай.
Мы пели все. Богослужебное, русское народное, и даже отрывки с Гарри Поттера на 5й глас.
Мы были самым молодым хором. Нам тогда было по 13-14 лет. И, естественно, мы этим гордились. В паломнических поездках по области и в Алмате в храмах Верую и Отче наш пели исключительно трехголосно. Выделывались.)
Клирос — это искушения. Бывает, стоишь и, вдруг, как накатит смех. Просто так. Что-то незначительное покажется смешным. И стоим все хрюкаем как по цепной реакции. Из алтаря возглас, а в ответ тишина… только всхлипывания. Бывает, нападет раздражение. Плохо споем то, что долго учили. Кто-нибудь сфальшивит, кто на репетиции не ходил или просто не учил. Стоишь, злишься. И народ наверняка это чувствует. Какая уж тут молитва.
На клиросе должны быть люди, которые живут этим, которые горят. Люди на своем месте. Бывают девчата без музыкального образования поют и все органично, а иногда профессиональные певцы с мощными голосищами выглядят, точнее — слышатся — нелепо. Здесь в пении главное душа и понимание того что поешь и Кому поешь.