Рудольф Хемит улы Нуриев (Нуреев) - выдающийся балетмейстер и танцор XX века. За свою жизнь ему удалось полностью изменить восприятие мужского танца в классическом балете. Благодаря этому талантливому юноше зрители перестали воспринимать танцоров как приложение к балерине. Он умело комбинировал в своих движениях классические и современные тенденции, приковывая внимание всех посетителей театра. Всю свою жизнь Рудольф посвятил искусству, ему даже пришлось покинуть родную страну ради реализации некоторых планов. Родился хореограф 17 марта 1938 года в Иркутске, СССР. Если быть точнее, он появился на свет в поезде, идущем на Дальний Восток. Местом рождения мальчика стала станция Раздольное.
Увлечение танцами с детства
Мать Рудольфа, Фарида Нуреева, была домохозяйкой. Его отец Хамет находился на посту политрука Советской Армии. Кроме будущего танцора в семье было ещё три дочери. Их звали Роза, Розида и Лилия. С младшей из них, Розой, мальчик дружил особенно крепко. В будущем он завещает ей свой дом в Монте-Карло, но в последний момент изменит решение.
Ещё до рождения сына Нуреевы жили в Москве, но потом Хамету пришлось эвакуировать своих родных. В течение следующих нескольких лет семья проживала в Уфе. Именно там прошли детство и юность будущего балетмейстера.
С семилетнего возраста юноша занимался народными танцами. В возрасте 11 лет он поступил в группу классического танца А.И. Удальцовой, затем обучался у Е.К. Войтович. Когда мальчику исполнилось 15, его приняли в кордебалет Уфимского оперного театра, через год он стал полноправным членом труппы.
Нуриев был довольно слабым ребёнком. Семья жила бедно, и он постоянно недоедал. Однажды мальчик случайно опрокинул на себя котелок с картошкой, и попал в больницу. Только там ему удалось наполнить свой желудок. В другой раз Рудольф был членом танцевальной группы, которую пригласили в Ленинград, но он не смог поехать. Отец не имел возможности заплатить 300 рублей за билет, хореограф ещё долго был в обиде на него за это.
Хамет был против увлечений сына, за всю жизнь он ни разу не посетил его выступления. В детстве он бил Рудольфа из-за занятий танцами, считал балет несерьёзной профессией для «настоящего мужчины». Позже танцор старался не вспоминать об этом травмирующем прошлом. Он даже не смог приехать на похороны отца, поскольку находился в эмиграции.
Обучение и успехи в балете
В апреле 1955 юноша принимал участие во Всесоюзном смотре хореографических училищ, он даже снялся в фильме под названием «Души исполненный полёт». В августе того же года Рудольф поступил в Ленинградское хореографическое училище. Сначала он обучался в классе В.И. Шелкова, затем перешёл на курс А. И. Пушкина. В Ленинграде Нуриев жил у дочери Анны Удальцовой, его бывшей преподавательницы.
Учёба давалась танцору нелегко. Он был одним из самых старших детей в группе, многое пришлось навёрстывать. Из-за этого юноша часто срывался, у него было много конфликтов со сверстниками. Рудольф предпочитал общаться с теми, кто был старше его. Проблемы с техникой нередко выводили Нуриева из себя, он мог разреветься и убежать посреди занятия. Но потом, поздно вечером, он возвращался и отрабатывал движения до идеала.
Коллеги поражались упорству и трудоспособности танцора. Он посвящал всё свободное время саморазвитию, ходил в театры и музеи, изучал иностранную хореографию по журналам. Также парень брал дополнительные уроки музыки, впитывал все знания об искусстве, которые ему удавалось получить. После переезда за границу он мог отрабатывать более 300 спектаклей за год, выходя на сцену практически каждый день.
В июне 1958 состоялись выпускные спектакли на сцене Кировского театра. Там юноша исполнял партии из балетов «Корсар», «Гаянэ» и «Лауренсия». Осенью этого же года он стал солистом театра. В 1959 году состоялся фестиваль в Вене, откуда танцор вернулся с золотой медалью. Он гастролировал в Болгарии, Египте и ГДР. С 1958 до 1961 Рудольф исполнил 15 ролей в Кировском театре. На этой сцене он воплотил ведущие партии из «Жизели», «Спящей красавицы» и «Лебединого озера».
Эмиграция и поиски политического убежища
В мае 1961 года Нуриев выехал с балетной труппой на гастроли в Париж. В это время его заподозрили в гомосексуальности, из-за этого уже 16 июня Рудольф совершил «прыжок свободы». Он попросил у французов политического убежища, на тот момент в кармане парня было не более 36 франков. Балетмейстер выпрыгнул из зоны контроля в аэропорту, оставшись без багажа. Примечательно, что незадолго до этого он получил звание лучшего танцовщика мира 1961 года.
Сразу же после побега юношу приняли в гастрольную группу Балета Маркиса де Куэваса, там он исполнял партию в постановке «Спящая красавица». Первое выступление балетмейстера состоялось 23 июня 1961. Ровно через восемь месяцев он дебютировал в балете «Жизель» на сцене Ковент Гарден в Лондоне со своей партнершей, одной из лучших балерин Британии, Марго Фостейн. С тех пор они регулярно танцевали вместе.
В апреле 1962 Нуриева приговорили к семи годам лишения свободы с конфискацией имущества. Приговор был вынесен Ленинградским городским судом. Ему удалось вернуться в СССР лишь в конце 80-х годов. Рудольф смог ненадолго увидеться с родными людьми под присмотром КГБ. До конца дней с него так и не сняли обвинения в «невольной измене».
В 1964 Нуриев пробует себя в качестве балетмейстера. Он ставит собственные версии «Лебединого озера» и «Раймонда». В дальнейшем он создал ещё несколько постановок, которые собирали огромное количество зрителей. В 1966 состоялась премьера оригинального балета «Танкреди», музыку к которому написал Хайнс Хейнц.
Всемирная известность
Много лет Рудольф гастролировал по всему миру, у него было много фанатов, которых иногда приходилось отгонять с помощью конной полиции. Мужчина был неутомимым, он постоянно выступал, не чувствуя усталости. Наверное, именно так и должен ощущать себя человек, который занимается любимым делом, отдаваясь ему со всей страстью. Балетмейстер сотрудничал с такими хореографами, как Р. Пети и Ж. Бежар.
Талантливый танцор проявлял себя и в других сферах искусства. Он снялся в фильмах-балетах, среди которых «Я - танцовщик» и «Ромео и Джульетта». Также он попробовал себя в кино. Огромным успехом пользовалась картина «Валентино» снятая режиссёром Кеном Расселом. В 1982 вышла вторая кинолента с участием хореографа. Ею стала драма «На виду» от Джеймса Тобака.
В 1982 балетмейстер получил австрийское гражданство, уже через год его назначили директором труппы парижской Гранд-опера. На этом посту он находился до ноября 1989. Позже артист приехал в Ленинград с гастролями, там он исполнил партию в балете «Сильфида» на сцене родного Кировского театра. Причиной для поездки стала необходимость увидеться с умирающей матерью. Год спустя Рудольф участвовал в американском мюзикле «Король и я».
В 1991 Нуриев решил испытать свои силы в качестве дирижёра. Дебют состоялся в Вене, во дворце Ауершперг. Он объездил много стран с симфоническими оркестрами, в мае 1992 состоялось выступление артиста в Казани. Всего за год Рудольф успел посетить Афины, Нью-Йорк, Сан-Франциско, Будапешт и другие города. Осенью 1992 на сцене Гранд-опера балетмейстер поставил балет «Баядерка».
«Экзотический, неистовый» – таких эпитетов вполне заслуженно удостаивался один из самых ярких танцовщиков ХХ столетия и один из самых известных советских невозвращенцев – Рудольф Нуриев.
Рудольфу Хаметовичу Нуриеву, татарину по национальности, словно на роду было написано стать «гражданином мира», а не принадлежать одной стране – конкретное место его рождения указать невозможно, ведь родился он в поезде, следующем во Владивосток. В этот город его отец – политрук – направлялся к месту службы, но уже год спустя, в 1939, он был переведён в Москву. Во время Великой Отечественной войны семья жила в эвакуации в Уфе, там Нуриевы остались и после войны.
Однажды десятилетний Рудольф побывал в театре на спектакле «Журавлиная песня» – и с тех пор серьёзно увлекся балетом. В Уфе находилась в ссылке балерина Анна Удальцова – она-то и стала его первой наставницей. Мальчик занимался у неё в студии при Доме учителя. Она заметила талант ученика, советовала ему поступать в Ленинградское хореографическое училище, но денег на поездку в Ленинград у семьи не было, да и отец был против. В 1953 году Рудольф поступает в балетную студию при Уфимском оперном театре. Одновременно он работает в театре в качестве статиста и посещает занятия артистов балета, но мечты об учёбе в Ленинграде или Москве не оставляют его.
Случай представляется неожиданно: в 1955 году труппа везёт на фестиваль башкирского искусства в Москву балет «Журавлиная песня» (тот самый, который произвёл такое большое впечатление на Рудольфа в детстве), но исполнитель сольной партии отправиться не может. И вот Нуриев предлагает себя. Правда, он не знает этой партии – но успевает выучить её в самый короткий срок. Такие усиленные занятия дорого обошлись танцовщику: незадолго до отъезда он повредил ногу во время репетиции. Обычно такие травмы лечат минимум в течение месяца, но Рудольф Нуриев вышел на сцену через несколько дней.
Успешно выступив на фестивале, Нуриев получает разрешение на поступление в Московское хореографическое училище, но препятствием отказывается отсутствие общежития в то время. Он отправляется в Ленинград, где поступает в училище им. , где его наставником становится Александр Иванович Пушкин. Педагог очень хорошо относился к ученику, даже позволил Рудольфу жить у него, а не в общежитии, где другие студенты издевались над юношей, дразня «деревенщиной».
На последнем году обучения талантливому студенту представилась редкая удача: пока основная труппа Театра оперы и балета им. С. М. Кирова гастролировала, он был занят в сольных партиях в нескольких спектаклях.
После успеха на московском Всесоюзном конкурсе балетных учеников в 1958 году Рудольф Нуриев был принят в труппу театра им. С. М. Кирова (в этом ему помогла прима-балерина Наталия Дудинская). Он исполняет большинство мужских партий в классических балетах: Жан де Бриен в « », Зигфрид в « », Принц в « », Солор в « », Базиль в « » и другие. Его партнёршами желают стать весьма известные балерины. К каждой исполняемой партии танцовщик подходит поистине творчески, внося изменения в хореографию и даже в костюм своего персонажа. По тем временам это было весьма смело – но такому талантливому исполнителю, каким был Рудольф Нуриев, разрешались даже подобные вольности.
Как талантливый молодой исполнитель, Рудольф Нуриев отправляется в 1961 году с труппой Театра им. С. М. Кирова на гастроли во Францию. В Париже он близко общался с французами, уходил в город один и возвращался в отель ночью. Это было расценено как «нарушение правил поведения советских граждан за границей», и артисту предписали немедленно вернуться в СССР. Сделать это он отказался. Так Нуриев стал невозвращенцем.
Возможно, танцовщик спланировал это заранее – во всяком случае, уже неделю спустя он выступает в спектакле «Голубая птица» в составе Интернационального балета де Куэваса, а несколько месяцев спустя выступает на бенефисе Марго Фонтейн. Впоследствии он становится артистом Королевского балета в Лондоне. Пригласившая его Нинетт де Валуа отзывается о нём как о «виртуозе со вкусом, несущим с собой традицию и магию русских».
Новаторство Рудольфа Нуриева проявилось в том, что он привнёс в мужской танец приёмы, которые прежде были характерны для танца женского: разработка всех связок, придающая большую выразительность и гибкость, танец на носках – почти на пуантах… Всё это могло бы придать танцовщику некоторую женоподобность, если бы не его мощная энергетика и эмоциональность. Благодаря его новаторству танцовщик-мужчина в балете стал вровень с балериной-женщиной.
Популярность Рудольфа Нуриева была такова, что полиции иной раз приходилось сдерживать натиск его поклонников. Особенно же привлекали публику его выступления с Марго Фонтейн. Этот дуэт был необычен хотя бы потому, что на момент его возникновения танцовщику было двадцать четыре года, а его партнерше – сорок три, но это не помешало исполнителям стать единым целым. Первое их совместное выступление состоялось в 1962 году – это был спектакль « », а год спустя специально для них поставил балет «Маргарита и Арман». Танцевали они и в балете « » в хореографии , которую возродил Нуриев.
С 1964 года Нуриев много гастролировал: страны Европы, Австралия, США. Лучшие театры мира – такие, как Ла Скала и Венская опера – соперничали друг с другом за право его пригласить, их не пугали баснословные гонорары, которые требовал танцовщик. Он исполнил практически все ведущие мужские роли классического балетного репертуара, а в 1970-е годы обратился к современной хореографии с её угловатыми, резкими движениями. Большой успех имели его выступления с ансамблем , а на спектакле «Люцифер» с его участием на Бродвее присутствовали многие знаменитости.
Танцовщик выступал и в качестве балетмейстера. Среди созданных им спектаклей – и новые редакции классических балетов, и оригинальные постановки.
Рудольф Нуриев снялся в нескольких фильмах, и речь идёт не только об экранизации балетов (хотя были и они – «Юноша и смерть», « »). В фильме «Валентино», повествующем об известном актёре немого кино, он исполнил заглавную роль, а в кинокартине «На виду» сыграл борца с террористической организацией.
С 45-летнего возраста здоровье танцовщика постепенно ухудшалось – он был болен СПИДом. Несмотря на это, он открыл в себе новый талант, освоив искусство дирижирования. Его дирижёрский дебют состоялся в 1990 году в Вене.
Артист мечтал вновь побывать на родине – увидеться с матерью, вновь побывать в Театре им. Кирова – но такую возможность он получил лишь в 1988 году. Тогда артисту было дано разрешение ненадолго прибыть в Уфу, где находилась при смерти его мать, а последний танцовщик приезжает в 1990 году. Несмотря на прогрессирующую болезнь, преодолевая физическое страдание, Нуриев на сцене Мариинского театра в балете « ». Нелегко дались исполнителю эти последние гастроли на родине, он даже чувствовал разочарование – но после этого выступления российской публике стали демонстрироваться фильмы с участием Нуриева, находившиеся прежде под запретом.
Последний раз Рудольф Нуриев выступил на балетной сцене в 1992 году в Будапеште, исполнив роль в балете «Кристофоро». В том же году в Парижской опере состоялась премьера « » в его постановке, и тогда же ему был вручён орден Почетного легиона.
Рудольф Нуриев ушёл из жизни в 1993 году.
Музыкальные Сезоны
Мальчик, выросший в нищете, стал обладателем огромного состояния. Танцовщик, заставивший мир восхититься русским балетом, в жилах которого не было ни капли русской крови. В день юбилея «летающего татарина» Нуреева мы собрали несколько фактов из биографии этого парадоксального человека.
Майя Плисецкая так объясняла феномен популярности Рудольфа Нуриева: «Он весь полыхал движением, если можно движение измерить термометром. Пафос танца в нем пламенел, как огонь, сжигающий свои жертвы на эшафотах. Дарование его обладало чудодейственным свойством согревать сердца, а то и сжигать в человеке зло и неразумие».
1. Рудольф Нуреев родился в поезде.
Говорят, настоящая фамилия Рудольфа - Нуреев. Он переделал её уже после того, как стал известным. В его официальной биографии также отмечается, что он родился в городе Иркутске. На самом же деле местом его рождения было купе поезда, следовавшего на пересечении азиатской низины и монгольских гор, мчавшего его семью на Дальний Восток, к месту новой работы отца Рудольфа.
К тому моменту, когда его отец, служивший в Маньчжурии, смог вызвать к себе жену и детей, Фарида Нуреева находилась на последних неделях беременности. Женщина не смогла выдержать 12 долгих дней дороги, поэтому маленький Рудик появился на свет под стук колес 17 марта 1938 года.
2. К концу жизни танцор был очень обеспеченным человеком, он даже владел островом в Средиземном море.
Однако расточительность, свойственная некоторым богатым людям, была ему абсолютно чужда. Рудольф считал каждую копейку, поскольку слишком хорошо знал, что такое голод и нищета.
В семье Нуреевых росло четверо детей. Денег катастрофически не хватало: Рудик постоянно донашивал вещи сестер, а однажды, когда мальчик должен был идти в школу, у него не оказалось ботинок, поэтому матери пришлось нести сына в класс на спине.
3. Желание связать свою жизнь с балетом возникло у Нуреева в 5 лет, когда мама впервые привела его на представление.
Однако отца такая перспектива не обрадовала. Он был категорически против и всякий раз, когда заставал сына за танцами, устраивал ему порку. Но Рудольф сопротивлялся как мог и, несмотря на угрозы родителя, начал ходить в кружок народного танца.
В 11 лет талантливого мальчика заметила бывшая участница труппы Дягилева Анна Удальцова, ставшая его педагогом. А чуть позже он учился у Елены Вайтович. Именно эти две женщины убедили своего ученика поступать в Ленинградское хореографическое училище. Деньги на билет в Северную столицу Рудольф заработал сам уроками танцев.
4. В 1955 году Нуреева приняли в училище, но в силу своего импульсивного и резкого характера он не раз оказывался на грани отчисления.
Впервые это произошло буквально через неделю после начала занятий. Начинающий танцовщик не нашел общий язык с преподавателем и директором учебного заведения Шелковым и попросил заменить педагога! Как ни странно, ему пошли на уступки, и благодаря этому Рудольф оказался в классе Александра Пушкина, с которым у него сложились замечательные отношения.
5. В 1958 году Нуреев окончил обучение и был зачислен в театр имени С.М. Кирова (в настоящее время - Мариинский театр).
Руководство побаивалось брать хоть и талантливого, но слишком своенравного Рудольфа на зарубежные гастроли. Поездка труппы в Париж в 1961 году, как и многие другие, должна была пройти без него. Однако в самый последний момент принимающая сторона настояла на том, чтобы Нуреев приехал во Францию. Тогда еще никто не знал, что звезда советского балета не захочет возвращаться на родину.
6. 17 июня во французском аэропорту Ле Буржэ артисту сообщили, что его срочно вызывают в Москву для выступления в Кремле. После этих слов Рудольф за секунду принял решение, которое потрясло весь мир: он решил не возвращаться в Союз.
Увидев двух полицейских, танцовщик подошел к ним и сказал: «Я хочу остаться в вашей стране». Стражи порядка отвели его в специальную комнату и предупредили, что дадут около 40 минут, чтобы он мог в спокойной обстановке принять окончательное решение и подписать соответствующие документы. Естественно, все бумаги были на французском языке, их Нурееву перевела русская переводчица. Она же попыталась уговорить танцовщика немедленно сесть в самолет и полететь в Москву. На что он резко ответил ей: «Заткнись!» - и поставил подпись.
Рудольф остался в Париже один, с 36 франками в кармане. Однако перспектива столкнуться с нищетой казалась ему более привлекательной, чем возвращение за железный занавес.
Первое время Нуреева пытались вернуть. Родные звонили ему и просили одуматься. Не добившись желаемого, отец отрекся от собственного сына. Спецслужбы угрожали артисту, мешали его карьере, но это было бесполезно, вся Европа была у ног гениального танцовщика.
7. Одной из самых ярких партнерш, танцевавших с Нуреевым, была прима-балерина лондонского Королевского балета Марго Фонтейн.
Их совместная творческая жизнь началась в 1962 году в балете «Жизель» и продолжалась много лет. Есть мнение, что Марго и Рудольфа связывали не только рабочие и дружеские отношения, но и любовные. Хотя достоверных доказательств этому нет, к тому же артист был известен своей нетрадиционной ориентацией, а Фонтейн была замужем.
8. 25 лет Нуреев жил с датским танцовщиком Эриком Бруном до самой его смерти. Эти отношения не являлись тайной ни для кого, однако артиста сильно раздражало, когда журналисты пытались лезть в его личную жизнь, поэтому он старался свести общение с представителями прессы к минимуму.
9. В 1989 году Нуреев впервые вернулся на родину. И, хотя он дважды выступил на сцене Кировского театра, мало кто из тех зрителей понимал, что перед ними - легендарная личность. Дело в том, что после побега танцора за рубеж страна предпочла поскорее забыть о нем и его неподобающем поступке.
10. В 1983 году у Рудольфа обнаружили ВИЧ. Эта болезнь стала главной причиной его довольно ранней смерти. Танцовщик умер в возрасте 55 лет в 1993 году и был похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. Оформлением могилы артиста занимался ведущий художник Парижской оперы Энцо Фриджерио. Зная страсть своего покойного друга к коллекционированию старинных ковров, он создал один из них на его могиле из мозаики.
На превью: Рудольф Нуриев в аэропорту Шереметьево перед вылетом в Париж,
16 июня 1961 года мир сотрясла сенсация - ведущий танцовщик Кировского театра Рудольф Нуриев не вернулся с гастролей из Парижа в СССР. Иностранные газеты пестрели заголовками: "Звезда балета и драма в аэропорту Ле-Бурже", "Прыжок в свободу", "Девушка видит, как русские преследуют ее друга".
В июне 1961 года Рудольф Нуриев вместе с труппой Кировского театра находился на гастролях в Париже, но его неожиданно вызвали в Москву, якобы для того, чтобы танцевать в Кремле. Его подруга миллионерша Клара Сент пришла провожать Нуриева в аэропорт, подошла попрощаться, обняла и прошептала на ухо: "Ты должен подойти к тем двум полицейским и сказать - я хочу остаться во Франции. Они тебя ждут". Заподозрив неладное, сотрудники госбезопасности начали оттеснять Нуриева, но он вырвался и совершил один из своих знаменитых прыжков, приземлившись прямо в руки полицейских со словами: "Я хочу быть свободным". Репортеры назвали это "прыжком к свободе".
"Я принял решение потому, что у меня не было другого выбора. И какие отрицательные последствия этого шага ни были бы, я не жалею об этом", - писал в своей автобиографии Нуриев. Выбора у него действительно не было: КГБ уже давно подозревал его в гомосексуализме, а в Париже тому представились доказательства. Тогдашний председатель КГБ А. Шелепин, в частности, докладывал в ЦК КПСС: "3 июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуриев Рудольф Хамитович нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Кроме того, он установил близкие отношения с французскими артистами, среди которых имелись гомосексуалисты. Несмотря на проведенные с ним беседы профилактического характера, Нуриев не изменил своего поведения..."
По некоторым данным, в Париже КГБ специально поселил знаменитого танцовщика в номере с неким Юрием Соловьевым. Его задача была подтвердить нетрадиционные наклонности Нуриева, что Соловьев и сделал. Великому танцовщику грозили семь лет лагерей строгого режима или работа осведомителем КГБ.
Сразу после его бегства прошло открытое собрание труппы Кировского театра, где артисты вынуждены были единогласно заклеймить его как "невозвращенца". А в январе 1962 года состоялся официальный суд над Рудольфом Нуриевым (естественно, заочный), на котором его приговорили как предателя Родины к семи годам исправительно-трудовых работ с отбыванием срока в колонии строгого режима. На протяжении многих лет его преследовали анонимными звонками с угрозами, причем особенно часто это случалось непосредственно перед выходом на сцену, его мать заставляли звонить сыну и уговаривать вернуться на родину.
Нуриев стал одним из первых советских мужчин, признавших собственную нетрадиционную ориентацию. Более того, историю любви Рудольфа Нуриева и Эрика Бруна называют одной из самых страстных связей. Эрик Брун был выдающимся танцовщиком, покорившим русского зрителя во время гастролей Американского балетного театра в 1960 году. Нуриев был увлечен им, его манерой, элегантностью, классичностью его искусства, человеческими качествами. Многие отмечали, что они были полными противоположностями друг другу. Нуриев - страстный, неистовый татарин, почти дикарь, а Брун - спокойный, рассудительный скандинав.
Тем не менее, главной любовью в жизни Нуриева был все-таки танец. "Я танцую для собственного удовольствия, - говорил он. - Если вы пытаетесь доставить удовольствие каждому, это не оригинально" . "Прыжок в свободу" дал ему уникальную возможность работать в лондонском королевском балете. За свою творческую жизнь Нуриеву удалось исполнить практически все ведущие мужские партии классического балета.
Благодаря его страсти в балете роль партнера-мужчины стала значимой и сравнялась с ролью балерины. Для большей выразительности Нуриев выходил на сцену в одном трико и танцевальном бандаже. Он хотел показать не просто танец, а всю красоту человеческого тела во время движения. Подобную же концепцию в XX веке воплощали, пожалуй, только Вацлав Нижинский и Айседора Дункан.
Его союзницей в любви к танцу стала тогда уже великая Марго Фонтейн. Но даже она не могла предположить, что этот тандем останется в истории балета, как один из самых блистательных. Каждый порознь не мог бы добиться того, чего они добивались вместе. Когда они встретились, Фонтейн было 43 года, а Нуриеву - 24. "С первой секунды я понял, что встретил друга. Это был самый светлый момент в моей жизни с того дня, как я оказался на Западе", - писал он впоследствии.
Совместное творчество Фонтейн и Нуриева началось в 1962 году с балета "Жизель". В 1963 году известный балетмейстер Ф. Аштон специально поставил для них балет "Маргарет и Арман". После "Лебединого озера" в Венской опере в октябре 1964 года их вызывали на сцену восемьдесят девять раз. Рабочим сцены пришлось платить дополнительную зарплату, поскольку они не могли разбирать декорации и задерживались в театре.
Их отношения не были только деловыми. Нуриеву удалось перенести все страсти их танца в жизнь. Годы спустя, когда Фонтейн умирала от рака, Нуриев, сам смертельно больной, ездил к ней в Панаму, поддерживал - морально, но не финансово. Марго умерла в нищете, в то время как Нуриев был самым богатым человеком в мире балета. "Vanity Fair" оценивал его состояние в 80 миллионов долларов.
Деньги и слава пришли к Нуриеву быстро и помогли освободиться его бешеному темпераменту. На западе он мог позволить себе любое поведение: ему многое прощали. Однажды он изловчился дать в один день интервью двум конкурирующим изданиям - Time и Newsweek. Оба хотели поместить о нем большие статьи-интервью. Он же решил, что упускать хотя бы одно интервью нельзя, поэтому в день спектакля посетил сразу два приема, на которых встретился с прессой. На следующий день оба журнала опубликовали статьи о нем тиражом в пять миллионов каждый.
Ни одному танцовщику не простили бы выступление босиком на приеме в присутствии королевской семьи в Лондоне. Он же, когда ему стало жарко, спокойно сбросил туфли. Рудольф мог быть очень груб с дирижерами, партнерами, продюсерами, сам поддерживая и подчеркивая слухи, распространяемые о его ужасном характере.
Нуриев давал не менее 200 спектаклей в год во всех уголках мира и ни разу не уходил со сцены больше, чем на две недели. Говорили, что он не танцевал только в Антарктиде. Путешествуя по свету, Нуриев испытывал влияние самых разных балетных школ - датской, американской, английской, - оставаясь при этом верным русской классической школе. В этом и была суть "стиля Нуриева".
По словам Отиса Стюарта, "мир, несомненно, знал и более сильных в техническом отношении танцовщиков, обладавших совершенными линиям. Но еще не появился ни один, хоть бы отдаленно напоминающий этого тонкого дикого Пана, который сумел развенчать в глазах публики привычного принца, вечно стоящего "на подхвате", и превратить его в звезду столь же яркую и сияющую, каким были до него лишь балерины".
Нуриев много снимался в кино и на телевидении. В 1972 году вышел танцевальный фильм с его участием "Я - танцовщик", а в 1977 году Нуриев снялся в роли известного голливудского актера Валентино в одноименном фильме у режиссера К. Рассела. Многие считали, что в этой картине Нуриев сыграл самого себя. Нуриев также оказался не менее талантливым режиссером, поставив несколько классических балетов. С 1983 по 1989 год он являлся директором балетной труппы парижской Гранд-опера.
Рудольфа Нуриева поразила страшная болезнь - СПИД. По предположениям, он заразился в больнице. Якобы однажды он неосмотрительно перебегал дорогу и был сбит автомобилем. Ему перелили кровь, которая была заражена. Нуриев боролся до последнего, пробовал различные новинки в медицине, постоянно общался с людьми, давал уроки. Он прожил со СПИДом 12 лет.
В 1976 году был создан комитет, состоявший из известных деятелей культуры, который собрал более десяти тысяч подписей под просьбой дать матери Рудольфа Нуриева разрешение на выезд из СССР. Сорок два сенатора США обращались лично к руководителям Союза, за Нуриева ходатайствовала ООН, но все оказалось бесполезным. Лишь после прихода к власти Михаила Горбачева в 1987 году Нуриеву разрешили ненадолго приехать в Уфу для того, чтобы проститься с умирающей матерью, которая к тому времени уже мало кого узнавала.
Зная, что болен, Нуриев захотел вернуться в родную страну. В 1989 году он станцевал несколько спектаклей на сцене Кировского театра. Однако гастроли принесли лишь разочарование и Нуриеву, и тем, кто так хотел его увидеть. Артист был уже серьезно болен, его преследовали травмы. Танцевал он с огромным трудом, преодолевая физическую боль. Он вновь вернулся во Францию, с которой все началось.
Летом 1991 года болезнь начала прогрессировать. Весной следующего года началась ее последняя стадия. В те дни Нуриев был обеспокоен только одним: ему хотелось во что бы то ни стало осуществить постановку "Ромео и Джульетты". И судьба дала ему такой шанс. На какое-то время Нуриеву стало легче, и он поставил спектакль.
В Париже он провел последние сто дней своей жизни. Этот город открыл Нуриеву дорогу в мир славы и богатства, он же закрыл за ним двери. По словам врача, который находился рядом с Нуриевым в последние мгновения его жизни, 54-летний танцор умер тихо, без страданий.
Великий танцовщик похоронен на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа под Парижем, где нашли свой последний приют многие наши знаменитые соотечественники, в разное время покинувшие Россию.
Материал подготовлен интернет-редакцией
www.rian.ru
на основе информации Агентства РИА Новости и других источников
Рудольф Нуреев
Танец длиною в жизнь
Слухи о том, что Кировский балет собирается на гастроли в Париж, ползли по театру. Нуреев не верил, что его возьмут. Париж был мечтой. На дворе стояла весна 1961 года. Театр готовился к гастролям, говорили, что после Парижа поедут в Лондон. Все было неясно. Его любимую партнершу Аллу Шелест отстранили от поездки в самый последний момент. В ленинградской труппе он танцевал с Аллой Сизовой, Ириной Колпаковой, Нинелью Кургапкиной, Аллой Осипенко, но Алла Шелест была его божеством. С ней он танцевал «Жизель» и «Лауренсию». Недосягаемость ее виллисы и гордость Лауренсии вдохновляли его редкий дар. Лауренсию он танцевал и с Наталией Дудинской, первой балериной Кировского балета. Нуреев ценил мастерство большой актрисы и чутко воспринимал ее бесценные уроки, но танцевать любил с Аллой Шелест, в мире балета ее называли великой балериной.
Наталья Дудинская была женой Сергеева, первого танцовщика Кировского балета. По словам Нуреева, Сергеев его не любил. Во всяком случае, так он писал впоследствии в автобиографии, что не мешало ему заметить: «Оба они, Дудинская и Сергеев, были великолепные танцовщики, но им было около пятидесяти, и у них было мало шансов покорить парижскую публику». Это они понимали и, чтобы не рисковать, готовили к гастролям молодых.
Нуреев репетировал сергеевский и свой собственный репертуар: Альберта в «Жизели», Солора в «Баядерке», заглавную партию в «Дон-Кихоте», Голубую птицу в «Спящей красавице», Андрия в «Тарасе Бульбе». Удивительное соединение в его танце легкости и силы, стремительности и отточенного стиля не укладывалось в стереотип первоклассного танцовщика. От него многого ждали. Занимался с ним замечательный педагог Александр Иванович Пушкин. Нуреев был его любимым учеником. Усердие Нуреева покоряло Пушкина, как и его музыкальность. Перед отъездом в Париж Рудольф практически жил в семье своего учителя.
11 мая 1961 года труппа Кировского балета вылетела в Париж, Нуреев больше никогда не видел Александра Ивановича, хотя его уютную квартиру во дворе Хореографического училища помнил всегда. Это был дом, где его любили.
Спустя десять дней он впервые вышел на сцену парижской Grand Opera: шла «Баядерка», Солор – его любимая партия. Его божественную пластичность отметили сразу. «Кировский балет нашел своего космонавта, его имя Рудольф Нуреев», – писали газеты. Вокруг него толпились поклонники. Он подружился с Клэр Мотт и Аттилио Лабисом – «звезды» французского балета мгновенно оценили его редкий дар – и особенно с Кларой Сент, поклонницей балета, одной из завсегдатаев за кулисами Grand Opera. Именно ей суждено было сыграть особую роль в его судьбе. Она была помолвлена с сыном министра культуры Франции Андре Мальро, и связи ее в высших сферах были необъятны. Клару он прежде всего повел смотреть свой любимый балет – «Каменный цветок» в постановке Юрия Григоровича, сам он в нем не был занят. Григоровича в Париж не пустили, а Нуреев очень высоко ценил его балетмейстерский талант.
Вел он себя вольно, гулял по городу, засиживался допоздна в ресторанчиках на Сен-Мишель, в одиночестве отправился слушать Иегуди Менухина (он играл Баха в зале Плейель) и не считался с правилами, в рамках которых существовали советские танцовщики.
Рудольф Нуреев. Ленинград, 1950-е гг.
У Клары Сент случилась беда, Винсент Мальро, уехав на Юг на несколько дней, разбился насмерть в автомобильной катастрофе. Это еще больше сблизило ее с русским танцовщиком. Имея множество знакомых в Париже, Клара Сент была в сущности одиноким человеком: она бежала из Чили и всем своим существом понимала состояние Нуреева, странного, нелюдимого юноши родом из Башкирии, оказавшегося в центре вни ания парижской светской толпы. Все, что произошло в парижском аэропорту Ле Бурже в тот далекий день, 17 июня 1961 года, лучше всего описал сам Нуреев в «Автобиографии»: «Я принял решение потому, что у меня не было другого выбора. И какие бы отрицательные последствия этого шага ни были бы, я не жалею об этом». Газеты наперебой на первых страницах давали громкие заголовки: «Звезда» балета и драма в аэропорту Ле Бурже», «Прыжок в свободу», «Девушка видит, как русские преследуют ее друга». Этой девушкой была Клара Сент, которой он позвонил из полицейского участка. Она просила его не приходить, около ее дома шныряли советские агенты, их легко было узнать по одинаковым дождевым плащам и мягким велюровым шляпам.
Вначале Рудольфа поместили в доме напротив Люксембургского сада, в одной русской семье. Друзья навещали его. Газеты писали, что он «выбрал свободу», и детализировали события в аэропорту. Если бы ему не предложили улететь в Москву, ничего бы не произошло. Его решили наказать за слишком свободное, с точки зрения тех, кто был приставлен к артистам, поведение. Его вещи были упакованы и находились в багаже, отправлявшемся в Лондон. Что из этого вышло, теперь знает весь мир. Надо было начинать новую жизнь.
Борис Львов-Анохин в статье «Блудный сын русского балета» пишет: «Оставшись в Париже, он вступил в совсем новый для себя мир свободы, в мир танца, не ограниченного рамками классицизма и политическими требованиями так называемого «социалистического реализма». На деле «мир свободы» оказался удивительно сложен. Повсюду его сопровождали два детектива. Режим дня был расписан строго по минутам, опасались акций со стороны советских спецслужб: класс, репетиции, ленч в соседнем ресторанчике и дом.
Балетная труппа маркиза де Куэваса, принявшая его к себе, вселяла надежду, что он будет танцевать все, что захочет. Но ситуация, в которой он оказался, только способствовала депрессии, рядом не было Пушкина, не было занятий, к которым он привык, не было привычной дисциплины, создававшей жизнь тела, без которой нельзя было стать идеальным мастером танца. А он к этому стремился. Здесь царили посредственность и дурной вкус, хороших танцовщиков было мало.
Выяснилось, что он очень мало знал о западной жизни и западном балете. Ему казалось, что этот мир великолепен, теперь он столкнулся с реальностью: слабые школы, ремесленное исполнение. Молодой человек становился скептиком. Сразу был заключен шестимесячный контракт с труппой маркиза де Куэваса. 23 июня, через шесть дней после того, как он остался, он уже танцевал Голубую птицу в «Спящей красавице». Месяц назад он танцевал ее с труппой кировского балета на сцене парижской Grand Opera. На следующий день выступил в партии Принца в той же «Спящей красавице». Партнершей Нуреева была Нина Вырубова. То был пролог к будущему. Он становился гражданином западного мира, отрывая себя от того, что было позади. Здесь, в труппе маркиза де Куэваса, все было иначе.
Не было привычной атмосферы, традиций, которые раньше составляли его жизнь. Порой его охватывало отчаяние: не сделал ли он ошибки? Советское посольство переслало ему телеграмму от матери и два письма: одно от отца, другое от Александра Ивановича Пушкина. Пушкин писал ему, что Париж – декадентский город, что если он останется в Европе, то потеряет моральную чистоту и главное – техническую виртуозность танца, что надо немедленно возвращаться домой, где никто не может понять его поступка. Письмо отца было коротко: сын предал Родину, и этому нет оправдания. Материнская телеграмма была еще короче: «Возвращайся домой».
Пройдет двадцать семь лет, и прославленный во всем мире Рудольф Нуреев приедет в Уфу попрощаться с умирающей матерью. Потом, чувствуя приближение собственной смерти, уедет в Ленинград и на сцене Кировского театра станцует «Сильфиду». То будет уже новое время, Ленинград станет Санкт-Петербургом, Кировский театр – Мариинским. Публика в зале безумствовала, а танцевать он уже не мог, и овации относились к прошлому, ко всей его легендарной жизни на Западе, которая началась в тот жаркий июнь 1961 года. В «Автобиографии» Нуреев пишет:
После неприятностей в труппе маркиза де Куэваса я провел несколько дней на юге Франции и вернулся в раскаленный, пустой, прекрасный Париж. В августе мне предстояло танцевать в Довиле, а до этого жизнь была без всяких событий. Единственный человек, которого я встретил за это время, был американский фотограф Ричард Аведон, оставивший о себе неизгладимое впечатление. Он пригласил меня в свою студию и сделал несколько моих портретов. Когда я их увидел, то понял, что нашел настоящего друга, чувствующего мое состояние.
Он танцевал в Довиле, в Биаррице на маленьких сценах в маленьких театрах, вылетел во Франкфурт для выступления по телевидению и затем отправился в Копенгаген, чтобы взять уроки у Веры Волковой. Во Франкфурте он должен был танцевать «Жизель» и «Видение розы» в программе, подготовленной швейцарским балетмейстером Вацлавом Орликовским, партнером Иветт Шовире. На студии были убеждены, что ему знакома хореография фокинского балета, а он его никогда не видел.
Балет, созданный Фокиным во время «Русских сезонов» в театре Монте-Карло в 1911 году, в Советском Союзе увидели только в 1964 во время гастролей национального балета Кубы. Естественно, Нуреев оказался в телевизионной студии в трудном положении. Ему показали несколько фотографий Нижинского и с помощью друзей, объяснивших порядок движений, он станцевал «Видение розы».
Вера Волкова прежде жила в России, в детстве училась в одном классе с Александром Ивановичем Пушкиным у Николая Густавовича Легата (среди его учеников были Фокин, Карсавина, Ваганова, Федор Лопухов), а потом занималась с Вагановой. Волкова была Рудольфу необходима, он мучился, танцуя на маленьких сценах, ему нужны были занятия с теми, кто знает секреты русской школы классического танца, и он отпросился у руководителя труппы маркиза де Куэваса, Раймондо де Лоррейна.
В Копенгаген его тянула мечта встретиться с Эриком Вруном, выдающимся танцовщиком, покорившим русского зрителя во время гастролей Американского балетного театра в 1960 году. Ирина Колпакова однажды в разговоре призналась, что никогда не видела столь совершенного классического танцовщика, как Эрик Брун. Нуреев был увлечен им, его манерой, элегантностью, классичностью его искусства, человеческими качествами. Эрик Брун был старше Рудольфа на десять лет. Фотография Эрика всегда стояла у него на столе. Даже после смерти знаменитого датского танцовщика Нуреев никогда его не забывал, слишком много он значил в его жизни.
Во время гастролей в Ленинграде Американского балетного театра Нуреев находился в Германии, но ему довелось смотреть фильм с участием Бруна. Нуреев говорил, что «Эрик достиг той точки, когда со своим телом можно обращаться как с музыкальным инструментом. Он отличался редкой чистотой танца и никогда не был доволен собой, всегда находясь в поисках новых средств выражения». Для Нуреева он оказался верным другом и помощником, особенно в начале его пути на Западе.
Рудольф Нуреев и Эрик Брюн в танцклассе, 1960-е гг.
Занятия с Верой Волковой разочаровали его, по-видимому, она занималась с Вагановой, когда знаменитый педагог только вырабатывала словарь своей системы. Для Рудольфа это был уже пройденный этап. Он очень ценил искусство Дудинской, Колпаковой, последней вагановской ученицы, с ней он танцевал «Жизель» и следовал урокам партнерш и учителей. От природы Нуреев владел большим шагом, мягкой выразительной пластикой и редкой гибкостью. Пушкин помог ему развить прыжок, укрепить координацию движений. «Пушкин был замечательный педагог, – говорил Нуреев. – Он был способен глубоко проникнуть в характер каждого из своих учеников. Чувствуя их особенности, он создавал для них комбинации движений, рассчитанные на то, чтобы вызвать у них страстное желание работать. Он всегда старался вытащить из нас все, что только было в нас хорошего, никогда не концентрировал внимание только на наших недостатках, не лишал веры в себя, не посягал на наши индивидуальности, не старался их сломать, подчинить или переделать. Он уважал в нас личность, и это давало нам возможность внести в танец собственные краски, которые отражали нашу внутреннюю жизнь. В конце концов, ведь именно личность артиста делает классический балет живым и интересным». Если говорить откровенно, то занятия с Волковой были далеки от того, что он уже использовал в своем танце. Но встреча с ней была полезна. Она была добрым и отзывчивым человеком, и Рудольф очень тепло вспоминал впоследствии о ней. Поначалу он очень нуждался во внимании к себе. Розелла Хайтауэр, болгарка Соня Арова, ставшая знаменитой английской балериной, и Эрик Брун, король мужского танца на Западе, в те годы заботились о нем. Брун подолгу занимался с ним.
Дружба с Верой Волковой привела его к встрече с Марго Фонтейн, ее ученицей. Однажды в квартире Волковой раздался телефонный звонок, Марго Фонтейн просила подойти к телефону Рудольфа и предложила ему приехать в Лондон выступить 2 ноября 1961 года в Королевском театре в гала-концерте. Марго Фонтейн вот уже несколько лет была президентом Королевской академии танца и, начиная с 1958 года, организовывала раз в год гала-концерт. Она мечтала пригласить Уланову, но Галина Сергеевна в декабре 1960 года в последний раз вышла на сцену Большого театра в «Шопениане» и от предложения Фонтейн наотрез отказалась. Теперь Фонтейн решила пригласить Нуреева. Он был польщен. Конечно, ему хотелось танцевать с ней, но она несла обязательства перед своим прежним партнером, английским танцовщиком Майклом Сомсом, и было решено, что Нуреев станцует соло, поставленное специально для него Фредериком Аштоном, и па-де-де из третьего акта «Лебединого озера» с Розеллой Хайтауэр.
Он вылетел в Лондон. Остановился в панамском посольстве – муж Марго Фонтейн был послом Панамы в Англии. «С первой секунды я понял, что встретил друга. Это был самый светлый момент в моей жизни с того дня, как я оказался на Западе», – писал он впоследствии. Лондон произвел на него сильное впечатление. Он приехал под вымышленным именем Романа Джасмина, спасаясь от прессы. В Королевской балетной школе представился как польский танцовщик, но его быстро узнали. В панамском посольстве был дан прием в его честь. Он показался замкнутым, самоуверенным и довольно обаятельным. Выглядел как мальчик, да и было ему 23 года. Выступление в Лондоне стало сенсацией. Это было начало его блистательной карьеры. В зале был «весь Лондон», все знатоки. Фредерик Аштон поставил для него соло на музыку Скрябина. Нуреев поразил энергией и чувственностью. Скрябин имел успех больший, чем па-де-де из «Лебединого озера».
Марго Фонтейн было в это время сорок два года. Когда-то она объявила, что уйдет со сцены в тридцать лет, но с годами это забылось. Теперь она была встревожена проблемой партнера. Майкл Соме ушел со сцены, Дэвиду Блэру, кого она избрала, было 29 лет. С ним она собиралась танцевать «Жизель» в феврале 1962 года. Посоветовавшись с мужем, она решила предложить партию Альберта Нурееву. Рудольф с радостью принял это предложение. Спектакль должен был состояться 21 февраля.
До этого знаменательного события Рудольфу необходимо было выполнить обязательства по контракту, подписанному им с труппой маркиза де Куэваса. Он по-прежнему танцевал в Каннах, ездил на гастроли в Израиль, который напомнил ему, как он писал в «Автобиографии», «южную Украину, было тепло и везде встречались русские, многие приехали совсем недавно». Тогда, в 1961-м, еще трудно было предположить, что эмиграция примет огромный размах. Танцевал он два, иногда три раза в неделю. Репертуар был невелик: «Спящая красавица» и третий акт «Лебединого озера». Его раздражало, что надо было танцевать в театриках-кабаре, расположенных в районе ночных клубов. Израиль сменился Германией. Он танцевал в Гамбурге, выбрав время, чтобы поехать в Мюнхен посмотреть Эрика Вруна, впервые танцевавшего Принца в «Лебедином озере». Сам он на гастролях в Германии встретился на сцене со знаменитой французской балериной Иветт Шовире. Они танцевали «Жизель». Он помнил ее по России, ее «Умирающий лебедь» был незабываем.
Все так складывалось, что ему приходилось танцевать с балеринами намного старше себя. Шовире было сорок три года, Фонтейн – сорок два, впрочем, ему было не привыкать, он танцевал с Дудинской «Лауренсию», когда ему было девятнадцать лет, а ей – сорок девять.
После «Жизели» с Шовире он выехал на гастроли в Италию: Турин, Генуя, Болонья. Стояла зима, в Северной Италии было холодно, неуютно, и ему хотелось поскорее расстаться с труппой маркиза де Куэваса. В Венеции он выступил с ней в последний раз. Город был ослепительно красив, но весь в снегу. Жил он в довольно средненьком отельчике, где не топили, спать приходилось в одежде. Будущее казалось неопределенным. Освободившись от своих обязательств, он стал свободен. Друзья образовали «союз четырех»: Эрик Брун, Соня Арова, Розелла Хайтауэр и Рудольф Нуреев. Концертная группа репетировала в Англии и начала танцевать в Каннах. Затем переехали в Париж, и тут Эрик Брун повредил ногу во время выступления, а ему нужно было вылетать в Нью-Йорк и танцевать с Марией Тачифф па-де-де из балета Бурнонвиля «Цветочный фестиваль в Чинзано» по телевидению. Нуреев его заменил. Он срочно выучил партию и вылетел в США впервые в жизни. Путь от Уфы до Нью-Йорка, в сущности, оказался довольно коротким, не прошло и полугода, как он остался на Западе, а уже сменилось столько стран и людей. Словно на роду ему было написано быть всегда в пути.
В Нью-Йорке его представили Баланчину. В России Нуреев видел его «Аполлона» и «Тему с вариациями», что привозила труппа Алисии Алонсо. В Париже он посмотрел «Симфонию до-мажор» на музыку Визе и «Ночную тень» на музыку Беллини. Спектакли произвели на него сильное впечатление, теперь в Нью-Йорке он увидел «Агон» и ранний «Аполлон Мусагет». Он был во власти искусства Баланчина, его поразило построение: солисты наедине с пустым сценическим пространством. Никакого зрелищно-декоративного ряда. «Строгая дисциплина эмоций» (выражение В.Гаевского). Нуреев сразу почувствовал, что хореограф очень уверен в своих идеях.
Во время своего короткого визита в Нью-Йорк он познакомился и с Джеромом Робинсом, чьи «Клетка» на музыку Стравинского и «Нью-Йорк экспорт опус джаз» своей экспрессией задели его очень сильно. Он полюбил Нью-Йорк, показавшийся ему тихим и уютным. Небоскребы и рядом зеленые кварталы, спокойные улицы в нижней части Манхэттена, сады, площади, доброжелательность. Он был уверен, что вернется сюда. Он никогда не хотел, чтобы его жизнь текла по раз и навсегда установленному руслу, в нем сильно была развита потребность пробовать, исследовать, искать. Ему хотелось ко всему прикоснуться собственными руками, с детских лет он хотел сам определять свой путь.
Тогда, в феврале 1962 года, главным был спектакль «Жизель», который ему предстояло танцевать с Марго Фонтейн. Американский критик Клайв Варне в своей книге «Нуреев» пишет:
Фонтейн никогда не имела абсолютного успеха в «Жизели». Когда ей было 17, она была хрупкой, но ей недоставало художественной зрелости. Теперь, когда она постарела, эта партия не очень ясно вырисовывалась в ее привычном репертуаре. В тот знаменитый вечер 21 февраля она была неожиданной: глубоко чувствующей, восторженной, более содержательной. Было ощущение, что ее карьера может начаться заново с ее новым русским партнером.
Все понимали, что происходит нечто экстраординарное, что зрители присутствуют при зарождении новой балетной пары, которой суждено стать вехой в мире балета. Нуреева сразу пригласили в труппу Королевского балета, чего не удостаивался ни один танцовщик, если он не был гражданином Британской империи. Нинетт де Валуа, мудрейший руководитель Королевского балета, сделала все, чтобы театр стал для русского танцовщика родным домом, к сожалению, в 1963 году она покинула этот пост. Благородство и лирическая сдержанность обычно отличали танец Марго Фонтейн. С Нуреевым она испытала новые чувства. Она говорила: «Когда я танцую с ним, я не вижу на сцене Нуреева, кого знаю и с кем общаюсь каждый день, я вижу сценический персонаж, тот характер, который сегодня танцует Нуреев». Все чувства, которые были характерны для танца Нуреева, – порывы чувственности, гнева, отчаяния, страсти – резко контрастировали с манерой Фонтейн, от этого выигрывал ее танец. Ему она, наоборот, прививала вкус, стремление к гармонии. Их дуэт, известный во всем мире, вдохнул в нее новую энергию, вытянул на поверхность подспудно дремавшие силы, а ему дал возможность стать «первым танцовщиком» на Западе. «Железный занавес» помешал западному зрителю узнать Чабукиани, Ермолаева, Мессерера, Корня в расцвете их таланта, теперь он увлекся Нуреевым. Ни Васильев, в сущности, бывший «первым танцовщиком» Большого театра, ни Барышников, ставший кумиром Америки, не имели, когда танцевали, той славы, какая пришлась на долю Рудольфа Нуреева. Сегодня в любом книжном магазине на Западе можно увидеть громадных размеров альбомы, посвященные Анне Павловой, Вацлаву Нижинскому, Рудольфу Нурееву. А началось все в Лондоне зимой 1962 года.
Дуэт Марго Фонтейн и Рудольфа Нуреева прославил их обоих, после «Лебединого озера» в Венской опере в октябре 1964 года их вызывали на сцену восемьдесят девять раз. Рабочим сцены пришлось платить дополнительную зарплату, поскольку они не могли разбирать декорации и задерживались в театре. Каждый порознь не мог
бы добиться того, чего они добивались вместе. На сцене их дуэт был динамитом, взрывавшим зрительный зал. Анна Павлова – символ балета, Карузо – символ певца-тенора. Фонтейн и Нуреев стали «звездами» сами, добившись успеха своим трудом и талантом, но, в отличие от своих великих предшественников, они были любимцами и «мира кафе», толпы тех, кто достаточно богат, чтобы проводить время в «светской жизни». Пресса сравнивала их имена с именами Фрэнка Синатры и Бриджит Бардо.
Но победы давались Нурееву нелегко. Заключая контракт с Covent Garden, он оговорил себе право танцевать не только с труппой Королевского балета. В марте 1962 года состоялся его дебют на американской сцене. С Марией Толчифф он танцевал в США впервые по телевидению, теперь ему предстояло на сцене Бруклинской академии музыки с Соней Аровой танцевать па-де-де из балета «Дон-Кихот». Большого успеха не было. Критики отнеслись весьма прохладно к его выступлению. Нью-Йорк не давался без борьбы. То, что он перепрыгнул через барьер в парижском аэропорту, еще не есть основание завладеть вниманием нью-йоркской публики, – так писала пресса. Но любопытство к нему было велико, вся его закулисная жизнь вызывала безумный интерес. Он становится постоянным гостем колонки сплетен, кто-то назвал его «первой поп-звездой балетного мира». Его влюбленность в талант Эрика Бруна приобрела скандальный оттенок. Они действительно в те годы были очень близки.
Мальчик из Уфы демонстрировал западному миру непривычный для Запада стиль танца. С удивительной легкостью Нуреев воспринимал балетную новизну, но строгий классический танец был абсолютно в его власти.
Школа русского балета, ее достижения были налицо. Природа наделила Нуреева недюжинным умом, очень быстро он стал разбираться в законах западной жизни. Знал, кому и когда надо давать интервью, а кому не надо его давать. Спустя два года после того, как он «выбрал свободу», он уже наловчился по-разному отвечать на вопросы, которые ему задавали журналы Time и Newsweek. Оба хотели поместить о нем большие статьи-интервью. Он понимал, что, если даст интервью одному журналу, откажется другой, поэтому умудрился в один день, в день спектакля, посетить два приема, на обоих встретиться с прессой, и так называемые «кавер сгори» о нем появились одновременно в двух журналах тиражом в пять миллионов каждый. Сенсация была велика. Имя Нуреева входило в зону массового сознания, оно уже не принадлежало только миру балета. Клайв Барнс, известный американский балетный критик, писал, что вряд ли лучше Нуреева кто-нибудь владеет искусством общаться с прессой.
С ним были также связаны и скандалы, они, как известно, входят составным элементом в то понятие, которое обозначается словом «звезда». В 1965 году западный мир облетела весть, что на приеме в Сполето Нуреев швырнул бокал с вином и залил им белую стену. Одни журналы писали, что это было не вино, а виски, стакан с которым он в раздражении бросил на пол, другие подробно описывали, как была залита стена. На самом деле очевидцы рассказывали, что Нуреев случайно уронил бокал. Однажды на приеме в присутствии королевской семьи в Лондоне он танцевал соло, ему жали туфли, он спокойно сбросил их и продолжал танцевать босиком. Этого бы не мог себе позволить ни один танцовщик. Он мог быть очень груб с дирижерами, партнерами, продюсерами, сам поддерживая и подчеркивая слухи, распространяемые об его ужасном характере. Но работал он как вол, и никто в балете не мог сравниться с ним трудоспособностью и профессиональной дисциплиной. Часами он занимался в классе, в репетиционном зале, без устали работая и после спектакля.
Рудольф Нуреев на вечеринке «Мартини», 1965 г.
Нуреев умер 6 января 1993 года, Франция хоронила его. Траурная церемония длилась один час. Солисты Grand Opera подняли гроб по лестнице и поставили его на верхней площадке. Нуреев лежал в гробу в вечернем костюме и в чалме. Во время гражданской панихиды в здании Grand Opera играли Баха, Чайковского, артисты читали на пяти языках Пушкина, Байрона, Гете, Рембо, Микеланджело – такова была его предсмертная воля. Пьер Берже, французский мультимиллионер и владелец фирмы Ив Сен-Лоран, недолгое время бывший директором парижской Оперы, произнес прощальные слова. Похоронили Рудольфа Нуреева под Парижем, на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа. На Западе было прожито тридцать два года. За эти годы его безоговорочно признал мир, балетный, театральный, массовый. Слава его, единственная в своем роде, затмевающая иные имена, после его смерти превратила его жизнь в легенду.
Когда в 1961-м он остался в аэропорту Ле Бурже, от зрелости он был еще далек. За эти годы он стал режиссером балета, хореографом, руководителем балета Opera Gamier. Его карьера шла по нарастающей. Когда пишут, что он приехал на Запад искать свою судьбу, то только искажают реальность. Случай, произошедший с ним по глупой воле тех, кто стоял за спиной Кировского балета, подтолкнул его к тому, к чему он неосознанно стремился, – к совершенствованию. Уже знаменитым танцовщиком он тратил громадные деньги на уроки мастерства и занимался то с Валентиной Переяславец, то со Стэнли Уильямсом в Нью-Йорке. Он умудрился быть знакомым со всеми знаменитостями, членами королевских домов, слыть бонвиваном, любителем ночных клубов, игроком, сибаритом и одновременно, не пропуская дня, стоять у станка, совершенствуя то, что давало на сцене ощущение несравненной художественной свободы. У него был странный режим в еде: он любил бифштекс и сладкий чай с лимоном и ел скорее как атлет, чем гурман. Слухов о нем было гораздо больше, чем знания его подлинной жизни. У него было мало друзей, но те, кто были, пользовались его доверием, хотя по природе он был человек недоверчивый. Говорили, что он капризен, и мало думали о том, как он безжалостно растрачивает себя. Им увлекались Леопольд Стоковский и Жан Маре, Морис Шевалье и Мария Каллас, на спектакли с его участием нельзя было попасть, а он по-прежнему, отдавая дань «светской жизни», работал, поскольку, кроме танца, его не интересовало ничто.
Рудольф Нуреев и Марго Фонтейн.
Франсуаза Саган в своем небольшом очерке о Нурееве писала, что его дом – это сцена и самолет, что он – грустный, одинокий человек, постепенно растерявший тех немногих друзей, кто был у него.
27 ноября 1963 года в Covent Garden в Лондоне он танцевал «Баядерку», не целиком, а только третий акт – «Тени». Хореография Петипа, в своей собственной редакции. Солор – его лучшая партия. Бешеный темперамент и декоративная импозантность, гордыня и налеты восточной хандры – все соединилось в этой роли. Триумф в Covent Garden проложил следующую ступень в его блистательной карьере. Он выступил в этом спектакле не только как танцовщик, он был его репетитор и постановщик.
Легенда набирала темп. Теперь ему нужно было перед выступлениями в Лондоне и Париже проверять себя на других сценах. Он летал в Вену, в Австралию, танцевал там со своей труппой, а потом выступал на прославленных площадках. Если Баланчин ставил «Раймонду» или «Лебединое озеро», то в программке было написано: «Постановка Баланчина». Когда Нуреев ставил балеты Петипа, то в программке значилось: «Петипа, редакция Нуреева».
При всем уважении Нуреева к Баланчину никогда даже не возникал вопрос о переходе в труппу Баланчина или об участии в его спектаклях как гастролера. Лишь в 1979-м Баланчин поставил балет специально для него – «Мещанин во дворянстве» на музыку Рихарда Штрауса. В Париже и Лондоне Нуреев включил в свой репертуар «Блудный сын», «Агон» и «Аполлон» в постановке Баланчина. На Западе сегодня любят сравнивать Баланчина и Нуреева. Оба окончили одну хореографическую школу, оба танцевали на сцене Мариинского театра, оба оказались на Западе. Разница одна: Баланчин был великий хореограф и довольно слабый танцовщик. Нуреев был великий танцовщик и довольно слабый хореограф. Первую попытку проявить себя как хореограф он сделал в 1966 году в Вене, поставив балет «Танкред» на музыку Ганса Вернера Хенце. Критика писала о «претенциозном символизме», хотя какие-то самостоятельные идеи в нем прощупывались. Спустя десять лет Нуреев поставил собственную версию «Ромео и Джульетты» на музыку Прокофьева, а в 1979 году – «Манфреда». Но, как это часто бывает, стремление стать хореографом не имело успеха, равного его выступлениям танцовщика. Две разные профессии, что трудно признать большим мастерам балета, не знающим, что делать с собой, когда кончается их короткий танцевальный век.
Нуреев был выдающимся классическим танцовщиком, несравненным Зигфридом в «Лебедином озере» и Альбертом в «Жизели», но интригующая новизна модерн-балета притягивала его. Он сам признавал: «Мне было трудно осваивать принципы танца модерн. Классические партии – самые трудные, все время приходится думать о традиции, о том, как их танцевали до тебя. А у танца модерн нет таких твердых канонов, они еще не определились, и в этом смысле исполнителю приходится легче».
Он оказался в Америке как раз тогда, когда модерн-балет начал проникать в репертуар трупп классического балета. Пол Тейлор, например, в 1968 году поставил «Ореол» на музыку Генделя для Королевского датского балета, что было бы решительно невозможно в начале 60-х годов. «Ореол» – первый американский модерн-балет, который Нуреев танцевал с труппой Пола Тейлора в Мексике и Лондоне. Глен Тетли специально для Нуреева поставил «Тристан» и «Лабиринт» на музыку Берио. «Лунный Пьеро» – знаменитый балет Тетли на музыку Шенберга – Нуреев танцевал всегда с огромным успехом. Он выучил «Павану мавра» Хосе Лимона и занимался с Мартой Грэхем. Брал у нее уроки, повторял как ученик каждое движение. Марта Грэхем поставила специально для него «Люцифера» (вместе с ним танцевала Марго Фонтейн) и «Письма Скарлетт», который он танцевал без нее. Марта Грэхем говорила о нем: «Нуреев все так тонко чувствует, так точно воплощает, что, глядя на него, мне кажется, будто я танцую сама. Он блистательный танцовщик, но в нем есть еще что-то помимо этого – только ему присущая индивидуальность. Вот почему никто не может повторить ни одной его роли».
С труппой Марты Грэхем он танцевал балеты «Ночное путешествие», «Клитемнестра», «Экваториал». Был период, когда он пристрастился танцевать модерн-балет. Мюррей Луи поставил для него и на него три балета: «Момент», «Виваче» и «Канарская Венера». Чем больше он взрослел, тем больше хотел танцевать. Его мечта была танцевать шесть-семь раз в неделю, он готов был вести «полнометражные» балеты, а не только танцевать одноактные, что очень принято на Западе. Его менеджер Серж Горлинский организовывал туры с Австралийским балетом, с Национальным балетом Канады, с лондонским «Фестивал балле», и Нуреев танцевал почти каждый вечер с разными партнершами. Со стороны это выглядело как гастроли «звезды» в окружении труппы, поддерживающей танец знаменитости. Все это порождало бесчисленные слухи. Но не танцевать он не мог.
Горлинский иногда организовывал вечера «Нуреев и друзья», программы были разнообразны, Нуреев показывал их в Лондоне, Вашингтоне, Нью-Йорке, Париже. Очень немного танцовщиков на белом свете способны собирать зрительские толпы. Клайв Варне в книге «Нуреев» пишет: «Имя Майи Плисецкой обеспечивает аншлаги в Париже и Нью-Йорке, но в Лондоне ее не рассматривают как «большую звезду». Нуреев в эти годы был на пике своей популярности не только в Нью-Йорке, но и во всех городах мира. Каждое лето, начиная с 1976 года, Нуреев танцевал в огромном зале Coliseum Theatre в Лондоне в течение нескольких недель. Достать билеты было невозможно».
Его жажда танцевать была беспредельна, многие задавались вопросом: зачем? Ни один танцовщик в мире не танцевал так много, как он, смыслом его жизни был танец, домом была сцена. Он зарабатывал астрономические деньги, стал очень богат, квартиры в Париже, Нью-Йорке, Монте-Карло, остров в Средиземном море, коллекции картин, фарфора, скульптур. Все было заработано ногами. Конечно, можно предположить, что, как все люди, родившиеся в бедности и в бедности прожившие юность, он стремился как бы компенсировать то, чего не было. Но не богатство влекло его на сцену, не богатство заставляло его танцевать каждый вечер. Его пластика таила в себе красоту и загадку, темперамент волновал, танец творил зримые чудеса, и мир рукоплескал ему. Нуреев знал, что век танцовщика слишком короткий, и торопил Время. Жить ему было интересно, когда он танцевал. В этом была разгадка его загадки. Он был истинно романтический танцовщик, воспитанный в Ленинграде, в Кировском балете, где после окончания училища сразу стал солистом и занял ведущее положение в театре.
Время, когда он пришел на сцену, дало миру Владимира Васильева, Юрия Соловьева, Эрика Бруна, Питера Мартинса, Эдварда Виллелу Хорхе Донна, Михаила Барышникова, Энтони Дауэлла. Но Нуреев резко отличен от них. И легендой балета, его мифом он стал не случайно во второй половине XX века.
Он родился в вагоне поезда, который шел вдоль Байкала, 17 марта 1938 года. Отец его был татарин. Он выглядел как татарин, восточная кровь питала его темперамент. В детстве его воспитанием никто не занимался, он был невежлив и не разбирался в тонкостях поведения. У него были три сестры. В юности он дружил с сестрой Розой, в конце 1980-х она приехала к нему в Париж, он подарил ей свою виллу в Монте-Карло, потом они поссорились. После его смерти она судилась с фондом его имени за наследство. Обычная, тривиальная история. Его первой учительницей в Уфе, где он жил в детстве, была Анна Ивановна Удальцова. В семнадцать лет он приехал в Ленинград. Директор Хореографического училища его не любил, но он попал в класс Пушкина и быстро стал овладевать мастерством классического танца. В Ленинграде к нему пришла известность. На его спектакли собирались почитатели. Будущее принадлежало ему. Намерений уехать на Запад у него не было. Конечно, он хотел видеть мир, был рад поездке в Египет с Кировским балетом и Париж воспринял как подарок судьбы. Тупая политика, смазанная коммунистической идеологией и бездарностью тех, кто проводил ее в жизнь, спровоцировала случившееся в аэропорту Ле Бурже. Россию он не забывал. Его «Автобиография», написанная или наговоренная им в 1962 году (она была издана в Англии), полна любви к Ленинграду. В конце жизни, уже очень больным, приближающимся к смерти, он приехал на родину. Был в Уфе, в Ленинграде (теперь уже Санкт-Петербурге), танцевал на сцене Мариинского театра, приезжал не один раз. Незадолго до своего конца встал за дирижерский пульт в Казани, был проездом в Москве, но умирать уехал в Париж. В Россию возвращаться не хотел, тридцать с лишним лет жизни на Западе сделали его «человеком мира». Хотя Россия всегда влекла его, и всегда он помнил, в чем природа его успеха: традиции и русская школа.
Рудольф Нуреев и Михаил Барышников.
Еще в годы, когда каждый выезд за рубеж был событием, прима-балерина азербайджанского балета, в те годы его художественный руководитель Гамэр Алмас-заде рассказывала, как, приехав с труппой Бакинского балета в Монте-Карло, она сразу встретила Нуреева, специально приехавшего посмотреть их спектакли и повидаться с ней. Они были знакомы по Ленинграду, он, один из немногих, знал, что Гамэр Алмас-заде татарка по происхождению.
Он встречался с Васильевым, Максимовой, Плисецкой, Григоровичем, в личном архиве хореографа хранится немало редких фотографий Нуреева во время их встреч на Западе в те годы, когда это было категорически запрещено. Человек Нуреев был трудный, нервный, капризный, его партнерам было с ним нелегко, а ему нелегко с ними. Он быстро забывал обиды, они – нет. Хотя те, кто близко знал его, утверждают, что он был очень застенчивый человек. Просто он всегда был во власти творческих импульсов, и в этот момент был недоступен житейскому, а когда к нему приставали, становился раздражителен и груб.
Годы его партнерства с Марго Фонтейн – зенит его карьеры. Его танец был насыщен психологическими деталями. Он танцевал Принцев как людей с романтическим воображением. Так умела танцевать женские партии в балете только Галина Уланова, ею он восхищался всегда, и, где бы она ни останавливалась, приезжая на Запад, в ее номере отеля всегда стояли цветы, присланные им. Даже в те годы, когда было категорически запрещено общаться с ним, он находил возможность дать Улановой знать, что цветы от него.
«Раймонда», «Спящая красавица», «Лебединое озеро», «Баядерка» – праздник классического танца, когда танцевал Нуреев. Он постоянно создавал свои версии, находил новые интерпретации, кировский балет не отпускал его, сохранялся в памяти. Танец был для него превыше всего.
В личной жизни он был часто уставшим, раздраженным и одиноким, хотя вокруг него всегда толклись какие-то молодые люди, старые дамы, бесчисленные поклонники. Английский язык он выучил, говорил относительно свободно, но с сильным русским акцентом. У него были и прочные дружеские связи с людьми, ими он дорожил, но после смерти Марго Фонтейн, и особенно Эрика Бруна, только сцена пробуждала его. Годы настигали. В 1982-м ему исполнилось уже сорок четыре года, поползли слухи, что он стал хуже танцевать. Но магия сохранялась. На Западе не учат балетных танцовщиков актерскому мастерству, Нуреев был знаком со школой Станиславского. Как человек гениально одаренный, он постепенно переходил на роли, в которых было важно актерское мастерство. Он любил учиться. Эрик Брун был знаменитым исполнителем хореографии Бурнонвиля, был великолепен в балете «Народный рассказ», выступал в роли, в которой не было танцев, но поражал точностью жестов, манерой, создававшей образ некоего народного героя, воплощавшего как бы дух сказок Андерсена. Когда Нуреев танцевал «Сильфиду» в Нью-Йорке с Национальным балетом Канады, критики отмечали влияние Эрика Бруна, хотя для хореографии Бурнонвиля Нуреев был слишком темпераментен, это был не его хореограф. Но романтизм партии сохранялся. «Сильфиду» он танцевал в 1973 году. Теперь, спустя девять лет, он старался выходить на сцену в партиях, где мог бы продемонстрировать артистическое мастерство.
Карла Фраччи и Рудольф Нуреев в балете «Щелкунчик», Ла Скала, 1970-71 гг.
Позади была огромная жизнь на балетной сцене. Что он только не танцевал! «Антигону» в постановке Джона Кранко, балет Макмиллана «Развлечения» на музыку Бриттена, «Симфонические вариации» и «Маргарита и Арман» – балеты Фредерика Аштона. Музыка Листа, на которую Аштон поставил «Маргариту и Армана», вдохновляла Марго Фонтейн и Рудольфа Нуреева, партии были сотканы из острых, смятенных чувств и сказочной красоты дуэтов. Костюмы для этого балета, декорацию делал Сесил Битон. Ни один спектакль, из тех, что Нуреев танцевал с Марго Фонтейн, не имел такого успеха, как этот романтический балет. Много сил танцовщик потратил на «Мещанина во дворянстве». Балет ставил на него Баланчин на музыку Рихарда Штрауса, но в ходе репетиций Баланчин заболел, и Нуреев продолжал работать с Джеромом Роббинсом. Потом Баланчин вернулся к работе и сам закончил балет, который всегда интересовал его. В 1932 году он создал первую версию с Тамарой Тумановой и Давидом Лишиным в труппе Рене Блюма в Монте-Карло по либретто Бориса Кохно. В 1944 году Баланчин вновь ставил «Мещанина во дворянстве» в США, и вот теперь, в 1979-м, по старому либретто Кохно ставил его для Нуреева. Премьера состоялась 8 апреля с Патрицией Мак-Брайд.
Нуреев работал с Бежаром, Роланом Пети. Дуэт Бежара «Песни странника» на музыку Малера он танцевал в Брюсселе в 1971 году со знаменитым итальянцем. Нуреев воплощал ищущий дух, один был в белом, другой в черном трико. В этот же период Нуреев танцевал у Бежара «Весну священную». С Роланом Пети они дружили, ссорились, работали. Жена Пети Зизи Жанмер, известная балерина, закончившая уже танцевать, была другом Нуреева. Из воспоминаний Ролана Пети:
Весна 1989 года. Ужин у Нуреева после представления сцены из «Собора Парижской богоматери» в Grand Opera. Воск со свечей на люстре из русской меди капля за каплей падает в тарелки и жемчужинами застывает на устрицах, которые мы едим. Политическая беседа о карьере танцовщика Распутина и о том, есть ли возможность сохранить место директора Opera Gamier. Я советую ему не оставаться между двух стульев, между Оперой и Бродвеем. Атмосфера теплая и дружеская. Нас окружают картины всех размеров, всех эпох, изображающие Нептунов, Икаров, других мифологических героев, обнаженных и возбуждающих. Когда обед подходит к концу, задуваем оставшиеся свечи и переходим в гостиную пить кофе с травяными настойками. Рудольф облачается в восточный пеньюар, разувается, и, пока гости не решаются говорить о чем-нибудь еще, кроме хозяина дома, он, распростершись на софе в томной позе, массирует свои ступни, в то же время набирая телефонные номера всех четырех частей света, чтобы узнать о состоянии своих дел. 1980-е годы в основном были отданы парижской Grand Opera.
Став руководителем Opera Gamier, он поднял уровень труппы, создал первоклассный кордебалет, поставил немало спектаклей, престиж Opera Gamier при Нурееве стал очень велик. Естественно, его называли диктатором, тираном, не прощали ему резких выходок. Сильвия Гиллем покинула труппу и уехала работать в Лондон. Это потом, после смерти Нуреева, она скажет, что работа с ним была лучшим временем ее жизни, и что она высоко ценит его дар руководителя. Вокруг него полыхали скандалы. Но свой последний спектакль он поставил на сцене Opera Gamier. Это была любимая им «Баядерка». Если быть точным, то спектакль практически ставила Нинель Кургапкина, когда-то танцевавшая с ним в Ленинграде в «Дон-Кихоте» и теперь приехавшая по его просьбе из России работать над спектаклем. Иногда он приходил на репетиции, вернее, его приносили на носилках. На премьере его поддерживали два танцовщика. Ходить он уже почти не мог. Сцена утопала в цветах, а он смотрел на бушующий зрительный зал, полуприкрыв глаза.
За год до смерти он попытался поменять профессию. Когда-то Караян посоветовал ему встать за дирижерский пульт. Его природная музыкальность была экстраординарной. Он стал заниматься, ему очень помогал Владимир Вайс, работавший в Большом театре, а потом, по рекомендации Нуреева, – в Австралии. Нуреев быстро усваивал законы новой профессии. Дирижировал в Вене, Афинах, в марте 1992 года прилетел в Казань и был очень доволен концертом. 6 мая 1992 года он встал за пульт в Metropolitan Opera, дирижировал балетом «Ромео и Джульетта». Очень волновался. Здесь он танцевал много раз. В 1980 году с труппой берлинского балета имел громадный успех в «Щелкунчике» и тогда же показал своего князя Мышкина в «Идиоте» по Достоевскому, балет ставил Валерий Панов. Теперь он дирижировал «Ромео и Джульетту», самая значительная версия этого балета была создана им впервые в Лондоне в 1977 году, а потом в Милане, в La Scala в 1981-м. В 1983-м он стал руководителем Opera Gamier, по паспорту он был гражданин Австрии. Теперь и это было позади. Он дирижировал и понимал, что в зале – друзья, почитатели, успех был большой, а на следующий день Анна Киссельгофф, постоянный обозреватель балета самой влиятельной газеты The New York Times, опубликовала рецензию, найдя добрые слова, из которых было ясно, что событием его дирижирование не стало. В конце мая 1992-го он еще раз полетел в Вену и дирижировал концертом, состоявшим из арий Моцарта и Россини.
Страшная болезнь, ее называют чумой XX века, брала свое. Сил уже не было. Накануне своего сорокалетия – он еще танцевал – он признавался: «Я ведь понимаю, что старею, от этого никуда не уйдешь. Я все время об этом думаю, я слышу, как часы отстукивают мое время на сцене, и я часто говорю себе: тебе осталось совсем немного…» Теперь он уже не танцевал. Уже не дирижировал. Он умирал. Все знали, что он болен. Жил он последнее время только поддержкой публики, готовой аплодировать ему, как только он появлялся на сцене, что бы он ни делал. Из воспоминаний Ролана Пети:
И все-таки я советую ему беречь свои силы. «Я сам хотел, чтобы моя жизнь так сложилась», – отвечает он. Заглянув очень глубоко в его глаза, я пытаюсь ему задать провокационный вопрос: «Но ведь ты умрешь на сцене?» – «А мне больше всего этого хотелось бы», – отвечает он, сжимая мне руку. Голос <…> срывается на полуслове, а я сжимаю свои пальцы, чтобы не выказать всей печали, которая охватывает меня.
Из книги Как уходили кумиры. Последние дни и часы народных любимцев автора Раззаков ФедорНУРИЕВ РУДОЛЬФ НУРИЕВ РУДОЛЬФ (артист балета; скончался 20 ноября 1992 года на 54-м году жизни).Нуриев умер от чумы ХХ века – СПИДа. Болезнь была обнаружена у великого танцора в конце 1984 года. Нуриев сам пришел на прием к молодому парижскому врачу Мишелю Канези, с которым он
Из книги Память, согревающая сердца автора Раззаков ФедорНУРИЕВ Рудольф НУРИЕВ Рудольф (артист балета; скончался 20 ноября 1992 года на 54-м году жизни). Нуриев умер от чумы ХХ века – СПИДа. Болезнь была обнаружена у великого танцора в конце 1984 года. Нуриев сам пришел на прием к молодому парижскому врачу Мишелю Канези, с которым он
Из книги 100 великих оригиналов и чудаков автора Баландин Рудольф КонстантиновичРудольф Штейнер Рудольф ШтейнерРудольф Штейнер (1861–1925) – другой знаменитый оккультист, немецкий философ и мистик. Он основал антропософию (в переводе с греческого – «человекомудрость») – учение, которое в центр познания ставит человека. Не отказываясь от науки, он
Из книги Моя беспокойная жизнь автора Адамсон ДжойОзеро Рудольф В 1955 году, когда губернатор Баринг покидал Кению, мне предложили сделать для него большую красочную карту. Баринг выразил намерение совершить поездку к озеру Рудольф, и Джорджа попросили сопровождать его, помочь подготовить рыболовные снасти, необходимые
Из книги Марлен Дитрих автора Надеждин Николай Яковлевич9. Рудольф Зибер В 1920 году Марлен (будем называть её так - от имени Мария Магдалена она отказалась сама) познакомилась с молодым кинорежиссёром Рудольфом Зибером.Этот невзрачный и малозаметный мужчина стал первым и единственным официальным супругом Марлен Дитрих. Более
Из книги Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель автора Осин Владимир М.Эрцгерцог Рудольф В одной из моих поездок в Рим задержалась я на пару часов в Варшаве в доме маркиза Сигизмунда Велепольского, пригласившего меня на обед. Его жена, урожденная Монтенуово, была внучкой Марии Луизы, супруги Наполеона I, от ее второго брака с графом Непером,
Из книги Смерш vs Абвер. Секретные операции и легендарные разведчики автора Жмакин Максим Из книги Великие истории любви. 100 рассказов о большом чувстве автора Мудрова Ирина АнатольевнаРудольф и Мария Вечера Кронпринц Рудольф был единственным сыном австрийского императора Франца-Иосифа I и императрицы Елизаветы, наследником трона Австро-Венгерской империи. Он родился в 1858 году.С молодости он отличался независимостью и либеральными взглядами, хотел
Из книги Великие мужчины XX века автора Вульф Виталий ЯковлевичРудольф Нуреев Танец длиною в жизньСлухи о том, что Кировский балет собирается на гастроли в Париж, ползли по театру. Нуреев не верил, что его возьмут. Париж был мечтой. На дворе стояла весна 1961 года. Театр готовился к гастролям, говорили, что после Парижа поедут в Лондон.
Из книги 100 знаменитых американцев автора Таболкин Дмитрий ВладимировичВАЛЕНТИНО РУДОЛЬФ Настоящее имя – Родольфо Гульельми д’Антонгуолла ди Валентино(род. в 1895 г. – ум. в 1926 г.) Знаменитый киноактер, итальянец по происхождению. «Звезда» немого кинематографа, создатель типа «экзотического героя-любовника» в 15 фильмах. Автор лирического
Из книги Полководцы гражданской войны автора Голубов Сергей НиколаевичМ. Палант РУДОЛЬФ СИВЕРС «Этот товарищ с большими умными глазами, обладавший колоссальной силой воли, мужеством и спокойствием, продолжал борьбу на многих фронтах против врагов трудового народа. Это был любимец красногвардейцев, впоследствии - красноармейцев… Это
Из книги Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума автора Тургенева Анна АлексеевнаРудольф Штейнер в Кёльне Маленькая гостиница "Св. Павел" располагалась тогда в точности напротив собора. Кёльнский собор не принадлежит к числу красивейших готических церквей; тем не менее он обладал неповторимым очарованием, - и не только из-за своей громадности, по
Из книги Служба внешней разведки. История, люди, факты автора Антонов Владимир Сергеевич Из книги Эвритмическая работа с Рудольфом Штейнером автора Киселева Татьяна Васильевна Из книги Рудольф Нуреев. Я умру полубогом! автора Обоймина ЕленаРудольф Штейнер как актер Сцене «Полет Фауста на небо» предшествовала сцена «Смерть Фауста» с лемурами и борьбой между ангелами и демонами за бессмертную душу Фауста. Эта сцена была также представлена в основном средствами эвритмии (кроме ролей Фауста и Мефистофеля).К
Из книги автораГлава 6 Рудольф и Марго Однажды вечером, вскоре после приезда Нуреева в Копенгаген, Вере Волковой позвонила знаменитая балерина Марго Фонтейн.- Вера, - спросила она, - ты не знаешь, где можно найти этого русского парня?- Знаю, - ответила Волкова. - Он сейчас здесь, у