Догмат о папской непогрешимости стал, по образному замечанию, “камнем преткновения и притчей во языцех” современного католичества. Хотя он был провозглашен сравнительно недавно, на I Ватиканском соборе 1870 г., но, наверное, ни одно из заблуждений Римо-католической Церкви, за исключением, может быть, инквизиции не порождало большего соблазна в христианском мире.

Обращаясь к истокам развития папского догмата мы должны признать, что в той или иной форме представление о непогрешимости римского епископа существовало в Западной Церкви еще в древности и всегда было предметом особой заботы выдающихся представителей папства. Во всяком случае за 15 лет до I Ватиканского собора А. Хомяков имел основания писать, что “в убеждениях истинных католиков и на практике Западной Церкви папы были непогрешимы еще в средние века”. Таким образом, заслуга I Ватиканского Собора, лишь в том, что он формально ограничил папскую непогрешимость вопросами вероучения и нравственности.

В течение первого тысячелетия христианский Запад более довольствовался единоначалием в своей практической церковной жизни, которое часто оказывало на нее весьма плодотворное влияние, но не решался еще открыто заявить о своей догматической власти как о праве. Filioque и другие новшества пытались оправдать ссылкой на их мнимую древность, представить их не нововведениями, а частью уже существующей традиции. Решающее значение в утверждении идеи непогрешимого папы сыграл Великий раскол, окончательно освободивший папу от любой внешней зависимости.

Вскоре после Великого раскола возникла необходимость вероучительной консолидации самой Западной Церкви, утратившей связь с объединяющим соборным началом, которое пребывало в Церкви Вселенской. Как пишет об этом А. Хомяков “Или истина дана единению всех … или она дастся каждому лицу взятому порознь”. Сам Рим подал пример пренебрежения единством церковным и вероучительным, и теперь он вправе был ожидать подобного же отношения к себе со стороны Церквей Запада, которые еще сохраняли значительную степень самостоятельности. С другой стороны, христианскому сознанию Запада пришлось столкнуться с болезненными надломами в своем духовном развитии: инквизиция, Реформация, а затем Просвещение и антицерковные революции – все это раз за разом подтачивало веру в саму способность осознанного духовного выбора и обостряло желание освободиться от него. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в конце прошлого столетия церковное сознание католичества молчаливо согласилось переложить бремя этого духовного выбора и ответственности за него на римского первосвященника, предварительно наделив его непогрешимостью.

Было бы, однако, несправедливо утверждать, что церковный разум Римо-католической Церкви безропотно согласился с этим угашением духа евангельской свободы. Созыву I Ватиканского собора предшествовала упорная борьба представителей так называемого ультрамонтанского движения, которое стремилось к утверждению абсолютной власти пап, со сторонниками преобразований в духе церковной конституционной монархии. Принятие догмата о папской непогрешимости столкнулось с серьезной оппозицией на самом Ватиканском Соборе и значительная часть отцов собора покинула его в знак протеста. После окончания Собора часть представителей оппозиции объединились в старокатолическое движение для того чтобы возродить вероучение и жизнь Западной Церкви до Великого раскола. С движением старокатоликов, вернее, с их попытками воссоединения с Православной Церковью для основания Поместной Православной Церкви Запада были связаны самые серьезные надежды православного богословия в прошлом столетии, которым, к сожалению, не суждено было сбыться.

В своем законченном виде учение о непогрешимости римского первосвященника, принятое на I Ватиканском Соборе в 1870 г., гласит: “твердо держась предания, дошедшего до нас от начала Христовой веры, мы, … учим и объявляем, как богооткровенное учение, что когда римский первосвященник говорит ex cathedra т.е. когда, исполняя свое служение, как пастырь и учитель всех христиан, он в силу своей высшей апостольской власти, определяет учение о вере и нравственности, которое должна содержать вся Церковь, он через Божественную помощь, обещанную ему в лице блаженного Петра, обладает тою непогрешимостью, которой Божественный Спаситель благоволил наделить Свою Церковь, для определения учения относительно веры и нравственности, и что, поэтому такие определения римского первосвященника сами по себе, а не по согласию Церкви, неизменны”.

По сути своей ватиканский догмат, как его иногда называют, является лишь оборотной стороной того мистического восприятия личности папы, о котором уже говорилось, вероучительным расширением верховной церковной власти, которой наделен епископ Рима. Если папа столь близок к Богу, что может решать, что должно делать, то он, безусловно, обязан знать это должное, быть пророком по должности. Человек мечтает переложить на кого-нибудь бремя личной свободы и ответственности, но, вместе с тем, он хочет уверить себя в том, что вверяет свою свободу именно тому, кто знает как ею распорядиться, имеет прямой доступ к истине. По выражению Л. Карсавина догмат о папской непогрешимости был “логическим выводом … из самой природы католической идеи. Раз существует видимо истинная церковь и в ней истинное учение и орган, хранящий его, необходимо, чтобы решения и мнения этого органа были непогрешимы, иначе истинное учение Церкви неведомо, а истинная Церковь невидима”.

Православное богословие понимает непогрешимость Церкви как ее способность сохранять неизменно Христово учение, которое даровано всем людям на все времена. “Православная Церковь исключает возможность догматического прогресса и исходит из того, что христианское учение всегда тождественно в своем содержании, и развитие возможно лишь в степени усвоения богооткровенной истины, но не в ее объективном содержании, иными словами Дух Святый восполняет преподанное Господом, но Церкви не дано обетование новых откровений” . Как гласит об этом Окружное послание (1848 г.): “принимающий новое учение признает как бы несовершенною преподанную ему православную веру. Но она, будучи уже вполне раскрыта и запечатлена не допускает ни убавления, ни прибавления …”. В догмате о непогрешимости Римского первосвященника ее предмет понимается гораздо шире, не только как вероизложение уже существующего учения, но как определение новых учений. Если православное понимание области действия непогрешимости по сути своей консервативно, то католическое – прогрессивно. В самой Католической Церкви возможность догматического развития стала признаваться лишь с середины XIX в. и связана с появлением таких нововведений в ее жизни, которые не могли быть отнесены к древнему наследию неразделенной Церкви. Кардинал Джон Ньюмен, с именем которого связывается развитие этого учения, определил его в таких словах: “Свщ.Писание начинает собою процесс развития, которое им не завершается”.

Идея догматического развития возникла в качестве необходимой предпосылки последующего утверждения непогрешимости Римского первосвященника, ибо такое развитие необходимо требует опоры на какой-либо внешний критерий, позволяющий определять истинность новых догматических откровений. Единственным критерием такого рода может служить Римский первосвященник, выступающий ex cathedra.

В православном миропонимании непогрешимость, как дар, основана на непреложном свойстве Церкви – ее святости. Церковь непогрешима, потому что свята. Для того, чтобы хранить богооткровенную истину недостаточно умозрительного знания о ней, необходимо знание внутреннее, претворенное в истинной жизни, в святости, ибо правое знание о Боге возможно только в праведной жизни в Нем.

Этот неотъемлемый дар святости принадлежит всей Церкви, в ее полноте Тела Христова. Церковь как Тело Христово предполагает равновеликую ответственность всех его составляющих в сохранении истины которой Оно живет. Только вселенскому единству Церкви земной и небесной, соборному единодушию клира и верных принадлежит истинная святость бытия, святость, из которой рождается истинная непогрешимость веры. По словам “Окружного послания” 1848 г. “у нас ни патриархи, ни Соборы никогда не могли ввести что-нибудь новое, потому что хранитель благочестия у нас есть самое тело Церкви, т.е. самый народ”. Ватиканский догмат со всей очевидностью противоречит сохраняемому церковной полнотой тождеству истинной жизни и истинной веры. Он отчуждает вероучительную истину от нравственной, ибо, по учению Римо-католической Церкви, “в частной жизни, в своем сознании, как верующий и как ученый, папа вполне погрешим и может быть даже весьма грешен, но, как верховный первосвященник, – он безупречный сосуд Духа Святаго, который сам движет его устами в учительстве Церкви. Таким образом, между хранителем истины – папой и истиной, сохраняемой им, нет внутренней связи, нет существенного тождества” ,. Истина принадлежит не внутреннему свойству Церкви, а ее институту. Церковь “не потому непогрешима, что свята, а потому, что имеет верховного первосвященника” , чрез которого при необходимости всегда действует Дух Божий.

Отчуждение вероучительной истины от Церкви есть одно из проявлений общего бегства от свободы и ответственности, которое породило сам институт единоличной церковной власти. Истина веры принадлежит всем верным Церкви, все верные облечены долгом сообща блюсти истину, но обыденное религиозное сознание бежит своего долга и ответственности за его соблюдение и вверяет эту ответственность одному человеку – епископу Рима. Она отчуждает истину от среды святости, в которой она только и может пребывать – от полноты церковной, ибо непогрешимость Церкви покоится не на святости всей ее полноты, – клира и верных, Церкви земной и небесной, а на институте папства.

Эта зависимость истины, принадлежащей только всей Церкви, от института – места и лица немыслима в православном веросознании. Ибо, как гласит Окружное послание Восточных Патриархов: “Св.отцы … научают нас, чтобы мы не по престолу судили о православии, но о самом престоле и седящем на престоле – по божественным Писаниям, по соборным уставам и определениям и по вере, всем проповеданной, т.е. по православию непрерывного учения Церкви”.

Непогрешимость римского первосвященника не произвольна, а вступает в действие только при соблюдении ряда условий. Во-первых Римский первосвященник имеет право непогрешимого учительства не как частное лицо, а только когда он исполняет “свое служение, как пастырь и учитель всех христиан”, т.е. действует ex cathedra. Затем, область непогрешимость и ограничена “учением о вере и нравственности”.

При всей видимой стройности этих условий, нельзя не заметить их крайнюю неопределенность, недопустимую при различении божественной истины от частных определений. По сути, большинство папских определений так или иначе связаны с вопросами веры или нравственности, в любой энциклике он выступает, как пастырь Вселенской Церкви, и опирается на свой апостольский авторитет. Означает ли это, что все папские энциклики обладают “тою непогрешимостью, которою Божественный Спаситель благоволил наделить свою Церковь”?

Обилие таких двусмысленностей вызвало недоумения сразу же после утверждения догмата о папской непогрешимости. Однако папа Пий IX категорически отказался дать четкие критерии границ непогрешимости, заявив в 1871 г: “Некоторые хотели, чтобы я разъяснил соборное определение еще больше и точнее. Я этого делать не хочу. Оно достаточно ясно”. Неопределенность критериев непогрешимости усугубляется еще и тем, что “папа наделен даром активной и пассивной непогрешимости, т.е. дар непогрешимости пребывает в епископе Рима пассивно, когда он держится исповедания веры, и активно, когда он излагает вероучительное определение” . Папа имеет полное право объявить любое из своих суждений относительно веры и нравственности, (а таких большинство), богооткровенной истиной, т.е. большинство его высказываний потенциально непогрешимы, и могут действительно стать такими в любой следующий момент. Об этом свидетельствует, например, Л. Карсавин, которого нельзя заподозрить в антипатиях к католичеству, замечая, что “любое догматическое положение можно и отнести и не отнести в область безошибочных”.

Существует, таким образом, область пассивной непогрешимости Римского первосвященника, которую наполняют веро- и нравоучительные положения, обладающие потенциальной непогрешимостью. Каждое из них может стать реально непогрешимым в католическом веросознании по воле Римского первосвященника, наделенного даром реализации своей пассивной непогрешимости в действительности. Определить границы этой области, как мы уже выяснили, почти невозможно, поэтому большинство высказываний Римского понтифика могут стать предметом его непогрешимого учительства.

Нетрудно убедиться, что такая возможность заставляет каждого католика относиться к любым словам первосвященника Рима как к потенциальной истине, она сообщает относительную непогрешимость большинству суждений правящего папы. Право непогрешимого учительства, вполне возможно, было даровано Римскому епископу не для того, чтобы он пользовался им, а для того, чтобы его паства знала, что он им может воспользоваться, смысл Ватиканского догмата состоит не в абсолютной непогрешимости отдельных высказываний папы, а в относительной непогрешимости всего, что он говорит и делает.

Нельзя недооценивать подспудного влияния этой относительной непогрешимости на сознание католического мира, достаточно отягощенное мистическим восприятием личности папы, о котором уже говорилось. Такое восприятие высказываний римского понтифика религиозным сознанием Римо-католической Церкви подтверждают свидетельства, например, Н. Арсеньева, Л. Карсавина, митр. Никодима и др.

Но как только папа умирает, с прекращением его понтификата прекращается и действие этой потенциальной непогрешимости, ибо он уже не может реализовать ее. Фактически, каждый римский первосвященник имеет свою собственную непогрешимость, которая живет вместе с ним и умирает вместе с ним, дабы не осложнять жизнь его наследникам. Каждый первосвященник Рима имеет на время правления в своем распоряжении действенное средство влияния (если не давления) на сознание верующих и защиты от критики, которое уходит из жизни вместе с ним, чтобы ни Церковь ни его наследник не несли ответственности за его ошибки, ибо всегда можно, по выражению Л. Карсавина, “так понять и истолковать непогрешимость римской Церкви …, чтобы можно было … признать ошибающуюся безошибочность папских решений”.

В этой связи нельзя не заметить, что римские первосвященники весьма предусмотрительно почти никогда не пользовались правом вероопределения ex cathedra, оставляя своим преемникам свободу будущих истолкований и, если необходимо, опровержений. То, что основной целью догмата о непогрешимости епископа Рима в делах веры и нравственности было и остается стремление к потенциальной непогрешимости любых его суждений косвенно подтверждает расширительное развитие, которое эта потенциальная составляющая папской непогрешимости получила на II Ватиканском Соборе. В догматическом постановлении “О Церкви”, верующим предписывается подчинение не только официальным вероучительным определениям папы, но и тому, что говорится не ex cathedra: “Это религиозное подчинение воли и разума должно особенно проявляться в отношении аутентичного учительства Римского первосвященника, даже когда он не говорит “ex cathedra”; следовательно, его верховное учительство должно приниматься с благоговением, суждение, им высказанное, приниматься чистосердечно согласно выраженной им мысли и воле, или в частом повторении одного и того же учения, или же в самой форме выступления”. Дальнейшее развитие этого психологического механизма мы можем наблюдать в новом “Катехизисе Католической Церкви”. В нем уже явственно говорится о том, что использование дара непогрешимости “может облекаться в различные проявления”, ибо: “Божественная помощь дана … преемникам апостолов, учащим в общении с преемником Петра, и, особым образом, епископу Римскому, когда, не претендуя на безошибочное определение и не вынося “окончательного решения”, они предлагают … поучение, которое приводит к лучшему разумению Откровения в вопросах веры и нравственности. Верующие должны дать “религиозное согласие своего духа” такому обычному поучению; это согласие отличается от согласия веры, но в то же время продолжает его” .

История изобилует примерами заблуждений и даже еретических суждений римских епископов, в частности, такими как полуарианское исповедание папы Либерия в IV в. и монофелитство папы Гонория в VII в.

Завершением развития католического учения о власти папы над Церковью явился провозглашенный в 1870 г. папой Пием IX на I Ватиканском Соборе догмат о папской непогрешимости в де­лах веры, переносящий функции Церкви на ее высшего иерарха.

71 Постановление Ватиканского Собора гласит: "Твердо держась предания, дошедшего до нас от начала христианской веры, мы во славу Бога Спасителя нашего к возвышению католической рели­гии и ко благу христианских народов, с согласия Священного Со­бора, учим и определяем как богооткровенное учение, что, когда римский первосвященник говорит со своей кафедры (cum ex cathedra loquitur), то есть когда, исполняя свое служение как пас­тырь и учитель всех христиан, он в силу своей высшей апостольской власти определяет учение о вере или нравственности, которое должна содержать вся Церковь, он через Божественную помощь, обещаемую ему в лице блаженного Петра, обладает тою непогрешимостью (infallibilitate), которою Божественный Спаситель благоволил наделить Свою Церковь, для определения учения относительно веры и нравственности, и что поэтому такого рода определения римского первосвященника сами по себе, а не с согласия Церкви, неизменны (ex sese, non autem ex consensu ecclesiae irreformabiles). Если же бы кто дерзнул противоречить этому нашему определению, от чего да хранит Господь, то да будет анафема" (20).

Таким образом, римо-католики пытаются еще больше укре­пить фундамент всей догматики католичества - учение о папской власти, о видимом главе Церкви, "заместителе и наместнике Христа", подчас заслоняющем невидимого Главу - Христа. Ре­шением I Ватиканского Собора утверждается, что познание Ис­тины дается папе самостоятельно, лично, вне связи с Церковью.

Состоявшийся уже в наше время II Ватиканский Собор (1962 -1965), несмотря на сильное реноваторское течение в его лоне, не дерзнул вносить каких-либо изменений в это догматиче­ское определение. В догматической конституции "О Церкви" он со всей категоричностью подтвердил учение о непогрешимости папских определений ex cathedra. Согласно разъяснению II Вати­канского Собора, они "не нуждаются ни в чьем утверждении и не допускают никакой апелляции к чьему бы то ни было сужде­нию". Римскому первосвященнику как верховному учителю Все­ленской Церкви единолично (singulariter) присуща харизма непо­грешимости самой Церкви.

Четкую оценку подчиненного положения Церкви дает католи­ческий богослов XX в. Гадфруа: "Когда папа провозглашает что-либо ex cathedra, Церковь не может ни судить, ни проверять, ни подтверждать, она должна лишь повиноваться и верить" (21).

Более того, догматическая конституция II Ватиканского Собо­ра (1962-1965) распространяет обязанность верующих "религи­озно подчинять свою волю и ум" наставлениям Римского перво­священника и на те случаи, когда он говорит не ex cathedra (etiam cum non ex cathedra loquitur).

Из вышесказанного следует, что папа не только возглавитель иерархии, главный организатор и руководитель жизни церковной, не только "глава Церкви", фигура, знаменующая собой единство Церкви, он - носитель своей полноты власти, никому неподсудный, никому не обязанный отчетом самодержец. Единоличная власть - папы в Римско-католической Церкви не только больше соборной власти епископата, но несоизмеримо больше.

72 В отличие от этой догмы католицизма, не имеющей корней в древних вероучительных текстах, в Православной Церкви слова, действия и поступки любого епископа могут быть предметом рассмотрения и канонически законный епископский суд может вынести приговор любому из них. Из-под действия этого принципа, само собой разумеется, не изъят в Православной Церкви и пер­вый из ее епископов - Константинопольский патриарх.

Не находит подтверждения догмат о папской непогрешимости ц в учении о таинствах. По православному учению, епископы ста­новятся преемниками апостолов через таинство Священства и в этом таинстве получают необходимые для их служения особые дары. Благодать епископства преподается в Римско-католической Церкви тоже через таинства. Но таинства, в котором Римскому епископу как преемнику апостола Петра преподавались бы ис­ключительные дары, отличающие его от других епископов и дру­гих апостолов. Церковь никогда его не знала, и в латинском обряде такого таинства тоже нет. Так называемая папская коронация, по пониманию самих римо-католиков, это не таинство, а лишь тор­жественная церемония, которая к папской власти (получаемой до этого, во время избрания) ничего не прибавляет и не сообщает вступившему на папский престол никаких особых благодатных да­ров. Таким образом, чрезвычайные полномочия, которыми не об­ладает никто из епископов, - неограниченную власть над Цер­ковью и исключительный дар непогрешимости - человек получа­ет без всякого священнодействия. Причина этого только в том, что Церковь никогда не знала такой власти и такого дара.

Безосновательность учения о папской непогрешимости можно подтвердить множеством исторических примеров заблуждений Римских епископов в области вероучения и нравоучения. Наибо­лее характерные из них приводятся ниже.

73 Папа Либерии I (IV в.) был сторонником св. Афанасия Александрийского в его борьбе с арианами, а затем, поддавшись давлению светских властей, подписал арианский символ веры, подписал не как частное лицо, а как епископ Рима. С точки зре­ния православной экклезиологии, в этом нет ничего неестествен­ного: он подпал естественной человеческой слабости. Папа Либе­рии потом раскаялся и даже был причтен к лику святых. Такого Рода искушения сопровождали церковных иерархов, и не только их, на протяжении всей истории Церкви. Но как объяснить этот факт с точки зрения экклезиологии католической? Это невозмож­но: поступок Римского епископа был определенно неправославен.

Еще более яркий пример являет папа Гонорий I (625-638) папа Гонорий определенно разделял воззрения монофелитов, которые учили, что в Богочеловеческой Личности Христа Спасителя была только одна воля - Божественная, а воля человечески была полностью растворена и упразднена. Таким образом, папа Гонорий разделял ересь монофелитов, которая была одной» утонченных форм монофизитства, как еретик он был осужден \ Вселенским Собором (681) и назван по имени среди прочих ер" тиков. И тогдашний епископ Римский, и последующие признавали это осуждение Гонория. Впоследствии католические богословы пытались ослабить значение факта осуждения папы римского* Вселенским Собором. Особенно острая дискуссия разгорелась перед I Ватиканским Собором, когда принимался догмат о пап­ской непогрешимости. Однако убедительных аргументов найдено не было. Вот как трактует этот эпизод современная католическая богословская энциклопедия, изданная во Франции в 1930г.: "Ка­ковы бы ни были средства защиты Гонория, (то есть, как бы ни были они слабы - М. К), остается истиной, что папа не заб­луждался в вере. Теология утверждает, что это невозможно, а история с удовольствием подписывается под этим решением, заявляя, что этого никогда не случалось" (22). То есть, когда нет убедительных аргументов, надо отвергнуть историю как таковую ради принятой впоследствии богословской концепции.

В XII столетии папа Иннокентий III объявил, что поскольку Пятая книга Моисеева называется Второзаконием, она действительна и для христианской Церкви, которая есть вторая Церковь, после первой, ветхозаветной. Смысл таков: все требования Второзакония обязательны для христиан. Сделал папа это по невежеству, не вполне представляя, о чем в книге идет речь. Но, так или иначе, это было официально заявлено.

74 В XVI в. Католической Церковью был предпринят пересмотр! латинского перевода Библии - так называемой Вульгаты 8 . Исправленое издание вышло при папе Сиксте V. В предисловии этот текст под угрозой отлучения от Церкви объявлялся окончательным и неизменным. Эта новая редакция перевода оказала настолько неточной, что в нее пришлось внести около двух тысяч исправлений. Следующий папа, Климент VIII, вынужден был спешно уничтожить Сикстовское издание и издать новое, исправ­ленное еще раз. При этом предисловие Сикста с отлучением было сохранено. Получается, что оба папы санкционировали два совершенно разных текста, причем второй подпал под прямую анафему первого.

Последний пример. В 1869 г. папа Пий IX издал так называ­емый Силлабус - перечень основных заблуждений нового вре­мени с точки зрения католицизма в такой форме: "Говорящим то-то и то-то да будет анафема". Среди прочих было осуждено мне­ние, что Церковь должна поддерживать свободу совести. Ныне, по крайней мере со второй половины XX столетия, провозглаше­ние свободы совести входит в официальную доктрину Римско-ка­толической Церкви и таким образом подпадает под собственную анафему. Как все это католики согласовывают? В том же духе, что и в приведенной выше цитате: "Богословие утверждает, а ис­тория подписывается..."

Завершая тему об учительной роли пап, следует сказать о том, что католики обходят эти очевидные примеры. Они утверж­дают, что то или иное папское заблуждение, ныне не признавае­мое, является "частным" заблуждением папы. Кто может определить, какое утверждение папы является официальным (ex cathedra), а ка­кое частным? Обычно папы никогда сами не объявляют свои ут­верждения частными мнениями. Фактически толкователем высту­пает Ватиканская курия, то есть руководящие круги Католиче­ской Церкви, среди которых преобладают представители ордена иезуитов. Получается выгодная для католических иерархов ситуа­ция: мнение ныне живущего папы католику трудно внутренне принять как его личное заблуждение. Всякое официально выска­занное мнение ныне правящего папы должно признаваться абсо­лютно непогрешимым, в то время как мнение умершего в силу изменившейся ситуации можно истолковать как частное и оши­бочное. Таким образом, его ошибка примиряется с догматом о папской непогрешимости.

Заключить изложение римско-католического учения о власти папы над Церковью можно словами видного богослова XX столетия Н. А. Арсеньева:

75 "Папистическая теория есть наиболее яркое и сконцентриро­ванное выражение того духа внешнего законничества и обмирщения, который проник в значительной мере в учение и жизнь Ка­толической Церкви. В том и трагедия Католической Церкви, что наряду с великими плодами жизни Духа, являемыми ею доныне, в самой системе католичества (а не в грехах лишь тех или иных представителей Католической Церкви - грехов много везде, и неизвестно еще, где грехов больше), именно в самих основаниях его вероучения и духовного строя веет нередко иной дух - дух мира сего, дух власти, дух юридического, земного, утилитарного толкования тайн Божиих, дух подавления свободы детей Божиих игом рабства, дух возвращения их к "немощным и бедным веще­ственным началам" (Гал. 4, 9). Рабства не эмпирического, не фактического только, а принципиально обоснованного, с санкции, одобрения или даже с инициативы высшей - полновластной в католичестве - церковной власти. Это дух рабства и окамене­ния, не захвативший, конечно, все стороны жизни Католической Церкви, но вторгающийся в учение и в жизнь и искажающий то, к чему он прикасается своим мертвящим дыханием" (23).

Если латинская теория о главенстве римского епископа не имеет оснований ни в Евангелии, ни в книге Деяний Апостольских, то где же искать основания этой теории? Она коренится в самом Риме, в римской психологии, и покоится на ряде ложно истолкованных исторических фактов.

Первый Ватиканский собор (1869-1870). Гравюра. На нем было принято две догматические конституции:. Dei Filius и Pastor aeternus, которая провозглашала примат апостола Петра, папа как преемник Петра, вселенская юрисдикция Римского епископа, догмат о безошибочности Папы в вере и морали.

После разрушения Иерусалима и падения этой древнейшей Церкви, Рим, куда с Востока и Запада, с Севера и Юга свозились и добровольно стекались тысячи тысяч исповедников – "свидетелей веры", – Рим, ставший вселенским вместилищем крови христианских мучеников, занимает особо почетное место среди апостольских Церквей, выросших на крови свидетелей Слова. "Сколь блаженна сия Церковь, – восклицает Тертуллиан, – коей все свое учение вместе с кровию своею в изобилии преподали Апостолы, где Петр страданием своим подражает Господу, где Павел увенчивается Крестителевой кончиной, откуда и Апостол Иоанн, после того как он, погруженный в кипящее масло, остался невредим, ссылается на пустынный остров". Но это обстоятельство, хотя и ставило Римскую Церковь во внимание всего христианского мира, придавая авторитет ее голосу, не присваивало ей исключительного права и исключительной привилегии заботиться о других поместных Церквях, отзываться на происходящее в них, принимать непосредственное участие в их внутренней жизни, советовать и наставлять, когда испытания и смущения посещали поместные Церкви. История свидетельствует нам о том, что и Игнатий Антиохийский писал увещания и наставления Ефесской, Смирнской, Траллийской, Магнезийской и Филадельфийской Церквям; епископ Дионисий Коринфский "распространял свою ревность по Боге не только на паству свою, но в обильной мере на верных и других Церквей, – говорит историк Евсевий, – увещая и ободряя их в связи с различными опасностями и испытаниями в вере, которые они переживали"; Ириней Лионский считал себя обязанным вмешаться в спор о времени празднования Пасхи, когда папа Виктор дерзнул на самовольную попытку "отлучить" от церковного общения всю провинцию Азии и соседних с нею Церквей; поместные Церкви в эпоху великих догматических споров принимают участие – в лице своих представителей – в догматической жизни всей Церкви вообще, осуществляя тем самым апостольское слово: "Страждет ли один член, с ним страждут все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены". Свидетельствует история и о том, что "роль вселенского учительства выпала и на долю великих Отцов – Афанасия, Василия, Григория, Илария, Кирилла и других, бывших светильниками, поставленными высоко на свещнице и светивших всем в доме – в Церкви". Во всем этом сказывалось соборное единство всех частей Церкви и общее сознание ответственности за судьбы всей Церкви. Это сознание общей ответственности за судьбы всей Церкви Христовой было действием Духа Божия, в Церкви живущего как в Теле Христовом и, через избранные сосуды, наполняющего судьбы Церкви путем соборности; это сознание общей ответственности жило и горело во всех великих светочах Церкви, борцах за чистоту и неповрежденность Веры во всем Теле церковном.

И было бы грубой ошибкой в словах Иринея Лионского: "Следует, чтобы к этой (Римской) Церкви, вследствие ее преимущественного первенства, обращалась каждая Церковь, т.е. верные, которые находятся повсюду, так как в ней всегда верными, которые приходят отовсюду, сохранялось предание, идущее от Апостолов" – видеть признание Римской Церкви хранительницей чистоты Веры. Нет, не Римская Церковь, взятая в отдельности от всей Вселенской Церкви, не Римский епископ и его община охраняют от Апостолов идущую традицию: дело соблюдения чистоты веры является результатом действия вселенской Церкви – вот что утверждает св. Ириней Лионский, ибо не чада Римской Церкви и их епископ, а "верные, которые приходят отовсюду", охраняют здесь, в Риме, от Апостолов идущую традицию.

История Церкви ярко свидетельствует о благотворном и для всей Христовой Церкви спасительном взаимодействии Православного Востока и Православного Запада в их органическом единстве, в соборности их жизни. В лице своих великих богословов – Отцов Церкви – Православный Восток защитил чистоту Веры, ему принадлежала руководящая роль (за исключением IV Вселенского Собора, где руководящая роль принадлежала папе Льву I) в богословской защите и формулировке догматов Христовой Церкви, Восток оплодотворил мысль Православного Запада, а Православный Запад, в лице своих авторитетных предстоятелей древнеапостольской римской кафедры оказал мужественную и стойкую помощь Православному Востоку в его борьбе с ересями и, будучи независимым по отношению к светской власти, был неоценимой поддержкой в борьбе за соблюдение церковной дисциплины. Но Римская Церковь не сумела сохранить ясного понимания своего назначения, своей призванности быть старшим братом в Христовой Церкви и "предводительствовать в служении любви", вследствие чего, с началом стремления Римских епископов к господству над всей Церковью, стали постепенно искажаться принципы ее участия в общецерковной жизни, ее участия в служении Истине Церкви. Это искажение, как мы видели, происходило в двух направлениях: 1) в утверждении господства Римского епископа над всею Церковью и владычества над миром и 2) в провозглашении папской непогрешимости в делах веры.

Стремление к светской власти и участие в политической борьбе не являлось делом отдельных пап, но вытекало из всей папской системы. Папа Пий IX объявил религиозно-обязательным для верующего католика признание за Римским епископом светской власти. Он осудил как заблуждение мнение, будто "Церковь не имеет власти производить насилие и вообще не имеет никакой светской власти, ни прямой, ни косвенной". Стремление к светской власти заставило пап не только окунуться в политические интриги, но и вести войны, даже самим предводительствовать своими войсками (папа Юлий II).

***

• Притязания римских епископов на главенство Церкви
• Истоки римской теории главенства и непогрешимости Папы. Непогрешимость Пап в свете исторических фактов - протоиерей Митрофан Зноско-Боровский
• Римское учение о папе и о Церкви - протоиерей Митрофан Зноско-Боровский
• Догматические отступления Рима. В учении о Святом Духе - протоиерей Митрофан Зноско-Боровский
• Догматические отступления Рима. О первородном грехе - протоиерей Митрофан Зноско-Боровский
• Догматические отступления Рима. Непорочное зачатие Пресвятой Девы Марии - протоиерей Митрофан Зноско-Боровский
• Отступления Рима в совершении Таинств - протоиерей Митрофан Зноско-Боровский

***

Более серьезным и роковым для Рима и для всей Церкви явилось стремление римских предстоятелей Церкви к утверждению непогрешимости папы в делах веры, получившее свое завершение на Ватиканском соборе 1870 года. Учение латинян о непогрешимости вытекает, говорил Хомяков, из малодушия и неверия. Ведь Церковь есть предмет веры, поскольку она есть Христово Тело и обиталище Духа Святого. У латинян же место невидимого Главы занимает видимый "викариус Дэи", "викариус Христи", вместо же невидимого Духа Божия, живущего в Теле Церкви, они поставили видимого, внешнего оракула истины в лице папы, чтобы подчиняться ему. Перед нами жалкая картина потери мистического понимания существа Церкви и упадка веры в Церковь.

В истории мы не обнаруживаем непогрешимости пап в делах веры. История свидетельствует о взаимно друг друга уничтожающих противоречиях отдельных пап, облеченных в торжественную тогу вселенского учительства. Так, папа Либерий подписывает (354) не в качестве частного лица, а в качестве епископа Рима, арианский Символ веры; папа Зосима (417–418), в противоположность своему непосредственному предшественнику Иннокентию I, высказывается сначала в пользу Пелагия; папа Вигилий (537–55) в споре о трех главах три раза менял свое мнение. "Он подчинился, наконец, решению Собора, заявив про себя, что он являлся до сих пор, к сожалению, орудием сатаны, работающим на ниспровержение Церкви, и был посему вовлечен в раздор со своими сослужителями – епископами Собора, но теперь Господь просветил его"; разителен пример папы Гонория I (625–38) в монофелитском споре: "В самом начале спора папа Гонорий, спрошенный тремя патриархами, высказался в пользу ереси", а на Шестом Вселенском Соборе (681) в числе других проповедников этой ереси был осужден и умерший папа Гонорий; папа Лев III вопреки требованию Карла Великого запретил добавление в Никео-Цареградском Символе Веры вставки "и от Сына", а папа Бенедикт VIII принял "филиоквэ" в Символ Веры, и эта вставка становится догматом латинской Церкви; папа Сикст V под угрозой анафем объявил лично им исправленный и изданный под непосредственным его наблюдением текст Вульгаты за обязательный для верующих и имеющий достоинство подлинника, но этот текст оказался настолько кишащим ошибками, что преемнику Сикста V пришлось скорее изъять его из употребления. Все это никак нельзя примирить с догматом непогрешимости в делах веры. Трагедия римского католичества не в грехах и личных преступлениях отдельных предстоятелей Римской Церкви, – личных грехов везде было много, – а в том, что в самое основание христианского вероучения и духовного строя Церкви введен дух мира сего, дух власти, дух юридического, утилитарного и земного искажения тайн Божиих. И привел этот дух к рабству, печать которого сказалась в стремлении перенести закон жизни Духа на язык внешнего механического счета, заслуги, числа и меры, что особенно сказалось в учении об индульгенциях и в казуистической морали. Заповедь Божия воспринимается не в качестве внутренней органической нормы нравственно свободной жизни во Христе, а как иго неудобоносимое, как требование сурового заимодавца, которое должно быть облегчено. Отсюда узаконение так называемой "ментальной резервации", т.е. сознательное введение ближнего в заблуждение через намеренно двусмысленный способ выражения; отсюда и учение о "сверхдолжных делах святых", из сокровищницы которых папа может покрывать недочеты верующих; отсюда и возбужденность вместо духовной уравновешенности и трезвения духовного, и религиозный сентиментализм с характерным для него стремлением ударить по нервам, растрогать и поразить воображение человека.

• Читать полностью книгу протоиерея Митрофана Зноско-Боровского "Православие, римо-католичество, протестантизм, сектантство" (1998)

Католическая Церковь есть Римская Церковь. Римская не тем, что центр ее в Риме, не по языку, не потому, что она некогда почти совпадала с Римской частью империи. Она Римская по усвоенным ею от Империи духу и праву, по лежащей в ее основе римской идее. Посему было бы ошибкой утверждать или предполагать, что теория папства вышла из подтасовок, прямых подлогов, исторических ошибок, искажений Нового Завета, на замалчиваниях и иных видах искажения правды и исторической действительности, – все это послужило лишь обоснованием в психологии укоренившейся идеи. "История католичества есть история развития римско-католической идеи как духовной силы, в тайниках духа рождающейся и подчиняющей себе все – и учение, и события, и теории, и формы жизни".

Митрофан Зноско-Боровский, протоиерей

Цитировано по:

Православие, римо-католичество, протестантизм, сектантство.

Сравнительное богословие. - М.: Московское Подворья Троицкой

Догмат о вероучительной непогрешимости Римского папы

1. История и содержание догмата

В той или форме представление об учительной непогрешимости римского первосвященника существовало в Западной Церкви еще в древности (формула папы Гормизды, «Диктат пап»). Это как бы само собой подразумевалось в контексте учения о верховной власти римского епископа в Церкви.

Вопрос о ясной формулировке учения о непогрешимости возник на I Ватиканском соборе, во время рассмотрения проекта догматической конституции «Pastor aeternus». Ультрамонтанское большинство пожелало выделить вероучительную непогрешимость в отдельную догматическую формулу. Вопрос вызвал оппозицию ряда кардиналов и епископов, в том числе, немецкого историка еп. Гефеля, французского кардинала Дарбуа, еп. Сремско-Боснийской епархии Иосифа Штроссмайера и др. Епископ Иосиф произнес на соборе 5 речей. В последней он около двух часов выступал против абсолютной и личной непогрешимости папы (подлинный текст выступления неизвестен, публикуемый считается у католиков подложным, а протоколы соборных заседаний засекречены). Епископы Кеттелер и Дюпанлу настаивали на включении в текст конституции положения о единстве или согласии Церкви (епископов) при определении папой обязательного учения. Дебаты продолжались с марта по июль 1870 г. Голосование за окончательный вариант конституции проходило в два этапа. Догмат о папской непогрешимости был принят 18 июля 1870 г. 533-мя голосами «за» и двумя - «против»; около 150 участников уклонились от голосования.

Учение о непогрешимости изложено в 4 главе конституции «Pastor aeternus».

Текст : «… С согласия священного собора учим и богооткровенным догматом объявляем:

Римский первосвященник, когда говорит ex cathedra, то есть когда, выполняя роль пастыря и учителя всех христиан, в силу своей верховной апостольской власти определяет то учение о вере и нравственности, которое должно содержаться всей Церковью, - по Божественному содействию, обещанному ему в блаженном Петре, обладает той непогрешимостью, которою Божественный Искупитель благоволил наделить Свою Церковь для определения учения о вере и нравственности, вследствие чего таковые определения Римского первосвященника сами по себе, а не по согласию Церкви, суть непреложны». Догмат завершается каноном, провозглашающим анафему на несогласных с изложенным учением.

Догмат - неизбежное, логическое следствие учения о папском примате. Если власть папы выше соборов, то нужен и вероучительный авторитет, стоящий выше соборов. Нужен кто-то, кто не ошибается , иначе, если папа не обладал непогрешимостью, то есть мог ошибаться, логически требовался бы орган или инстанция, которая могла бы его поправить (исправить).

Нужно прояснить, каким образом следует понимать непогрешимость папы. Что значит ex cathedra? Папа говорит ex cathedra, тогда: 1) когда выступает в роли «пастыря и учителя всех христиан», а не как частное лицо; 2) когда определяет учение о вере и нравственности; 3) когда преподносит это учение как обязательное для всей Церкви. Форма изложения значения не имеет, каких-либо обоснований или согласия соборов не требуется.

Но надо иметь в виду, что сами папы зачастую, предлагая то или иное учение, не всегда уточняли, носит ли оно официальный характер, обязательно для всей Церкви, или это только частное мнение. К примеру, обладают ли такой непогрешимостью все папские энциклики? Для разрешения затруднений такого рода католики поясняют, что папа наделен «даром активной и пассивной непогрешимости, т, е. дар непогрешимости пребывает в епископе Рима пассивно, когда он держится исповедания веры, и активно, когда он излагает вероучительное определение». Папа имеет полное право объявить любое свое суждение относительно веры и нравственности богооткровенной истиной, т. е. большинство его высказываний потенциально непогрешимы, и могут стать реально таковыми в любой момент. Таким образом, определить границы непогрешимости почти невозможно.

Такое положение заставляет верующего католика относиться к любому высказыванию папы как к потенциальной истине. «Силовое поле».

С кончиной папы прекращается и его личная пассивная непогрешимость, он не может ее реализовать. Римские первосвященники предусмотрительно почти никогда не пользовались правом вероопределения ex cathedra, оставляя своим преемникам свободу толковать или дезавуировать то или иное суждение.

На II Ватиканском соборе тенденция расширить область папской непогрешимости до любых суждений нашла выражение в догматической конституции «О Церкви», в которой верующие обязываются принимать не только официальные вероучительные определения папы: «Это религиозное подчинение воли и разума должно особенно проявляться в отношении аутентичного учительства Римского первосвященника, даже когда он не говорит ex cathedra, следовательно, его верховное учительство должно приниматься с благоговением, суждение, им высказанное, приниматься чистосердечно согласно выраженной им мысли и воле, или в частом повторении одного и того же учения, или же в самой форме выступления». Катехизис Католической Церкви «Ратцингера» (1996): «Верующие должны дать «религиозное согласие своего духа» такому обычному (т. е. не ex cathedra) поучению, это согласие отличается от согласия веры, но в то же время продолжает его».

Infallibilitas - «неспособность заблуждаться») - догмат Римско-католической церкви , утверждающий, что, когда папа определяет учение Церкви, касающееся веры или нравственности , провозглашая его ex cathedra (то есть, по учению РКЦ, как глава Церкви), он обладает непогрешимостью (безошибочностью) и ограждён от самой возможности заблуждаться . Слово «непогрешимость» в данном значении близко по смыслу слову «погрешность» и ни в коем случае не означает «безгрешности» папы. Во избежание неправильного понимания слова «непогрешимость» в официальных текстах на русском языке Католической церковью используется преимущественно термин «безошибочность» .

Согласно данному догмату, вероучительная «безошибочность папы является даром Святого Духа , данным папе римскому как преемнику апостола Петра в силу апостольского преемства , а не из-за его личных качеств (как и любой другой христианин, папа римский не ограждён от совершения грехов и нуждается в покаянии и исповеди)» .

Согласно католической вере, в Церкви «двойной субъект» (см. Либеро Джероза, Петер Эрде) высшей власти это Коллегия Епископов и папа как глава Коллегии (CIC can. 336). Вселенский Собор есть институциональное выражение этой власти в торжественной форме (CIC, can. 337, § 1).

Первоначально на нём предполагалось рассмотреть, во-первых, католическое вероучение в связи с современным развитием науки и философии и, во-вторых, - сущность и организационную структуру церкви.

Были приняты определения относительно традиционного католического учения о сущности Бога, Откровения и веры и об отношении веры и разума.

Первоначально не предполагалось обсуждать догмат о Infallibilitas ; однако вопрос был поставлен по настоянию партии ультрамонтан и после длительных прений был решён в компромиссном варианте (с оговоркой «ex cathedra »).

Догмат официально провозглашён в догматической конституции Pastor Aeternus 18 июля 1870 года наряду с утверждением «ординарной и непосредственной» власти юрисдикции понтифика во вселенской Церкви. В догматической конституции определены условия - произнесение ex cathedra, а не частное учительство, и сфера применения - суждения о вере и нравственности, вытекающие из истолкования Божественного Откровения.

Первый Ватиканский собор (DS 3011) ещё не различал торжественное (solemni) и ординарное (ordinario) Учительство Церкви (Магистериум), но это различие устоялось после энциклики папы Пия XII Humani Generis. К ординарному Учительству относится учения епископов и папы не Соборные и не Ex cathedra. Не всякий Соборный текст (хотя Собор - это торжественное Учительство Церкви), является догматическим. Харизма безошибочности распространяется не на все Соборные тексты, а только на те дефиниции, которые Собор сам определил как Учительство. Например, Ив Конгар уточнял: «Единственной частью Догматической конституции о Церкви, которую можно счесть подлинно догматической декларацией, является абзац, касающийся сакраментальности епископата» (En guise de conclusion, vol. 3).

И действительно, в тексте Второго Ватиканского собора в Догматической Конституции о Церкви есть торжественная вероучительная дефиниция: «Священный Собор учит , что Епископы по Божественному установлению наследуют Апостолам как пастыри Церкви, и слушающий их слушает Христа, а отвергающий их отвергает Христа и Пославшего Его» (Lumen Gentium III, 20).

Папа римский только однажды воспользовался своим правом провозгласить новое учение ex cathedra : в 1950 году папа Пий XII провозгласил догмат о Вознесении Пресвятой Девы Марии . Догмат о безошибочности был подтверждён на II Ватиканском соборе (1962-1965) в догматической конституции о Церкви Lumen Gentium .

Наряду с догматом о непорочном зачатии Девы Марии и филиокве догмат стал одним из главных

← Вернуться