ТАЛЛИНН, 4 мая — Sputnik. Официально канцелярия парламента Эстонии выставила на государственном сайте Рийгикогу специальный альбом , посвященный выставке, которая открыта для свободного бесплатного посещения до 31 мая.
Организатор "Русской выставки" и член правления НКО "Русский музей" Ирина Будрик рассказала Sputnik о тех, кто поддержал идею проведения повторной "Русской выставки".
"Впервые такое событие произошло 85 лет назад, 29 апреля 1931 года, в здании Большой Гильдии, где и была открыта первая "Русская выставка". Ее посетили представитель главы государства полковник Якобсен, епископ Печерский Иоанн, а позднее на ней побывал глава Эстонской Республики Константин Пятс", — рассказала Будрик.
В феврале этого года Ирина Будрик пришла в Академию наук Эстонии, чтобы пригласить ученых осмотреть хранилище раритетов.
Высокая оценка раритетов
Вскоре с визитом в Русском музее для ознакомления и оценки художественной ценности экспонатов побывали канцлер Академии наук Галина Варламова, главный секретарь академии Маргус Лопп, вице-президент и ректор Художественной академии Март Кальм. Получив их высокую оценку, Будрик принялась за организацию выставки в здании Рийгикогу.
"То, что руководство Академии наук согласилось общаться со мной, уже большой плюс, — говорит Ирина. — С ними при посещении хранилища был ректор Академии художеств, и ему очень понравилось (он, как самый осведомленный и эрудированный в сфере искусства, выступал в роли эксперта). Ученые понимают, что экспонаты, представленные нами, очень выделяются из всего эстонского. Был разговор, что они могут дать рекомендацию о поддержке как министерству, так и Комиссии по культуре парламента. Понимаете, присутствие этих людей означает статус, что в обществе вовсе немаловажно".
Приходилось решать вопрос финансирования, самый болезненный из всех, когда дело касается культуры. Как, с каким трудом решился этот вопрос, сегодня уже дело прошлое, и организатор выставки не хочет его затрагивать.
Помощь, просто неоценимую, по словам Будрик, ей оказала филолог Алла Беленкова, исследователь истории лицеистов-выходцев из Эстонии. Алла Беленкова — член совета НКО "Русский музей", практически единственная, кто всегда и бесплатно готов был помочь.
Что ждет в Художественном зале
85 лет назад прозвучали такие слова председателя выставочного комитета Е.И. Хильдебранд: "Первая русская выставка не должна быть последней. Эта форма национально-культурного выявления оправдала себя".
В планах организаторов было создание постоянной целостной экспозиции. Благодаря этому родилась мысль о создании музея русской культуры Эстонии. Организаторы выставки обратились к руководителю правительства Константину Пятсу с просьбой профинансировать создание хранилища будущего музея русской культуры.
Почти век спустя уже в Рийгикогу Русский музей повторил основные направления первой выставки.
Отдел живописи
Из 14 русских художников, участников той первой выставки, представлены работы семерых: Андрей Егоров (как оказалось, любимый художник парламентария Эйки Нестора), Анатолий Кайгородов с его редкой работой — двусторонней картиной "Рыбак" и "Ночной пейзаж", Виктор Алексеев, помимо его уже известного "Портрета мальчика" впервые представлены восемь миниатюр, Анна Калашникова-Роот, Александр Гринев (принимал участие в создании эскизов эстонских крон Первой Республики), Алексей Шнявин.
В экспозиции выделяется портрет Анны Иваск работы Михаила Рундальцова. В свое время он был награжден императорским перстнем за создание портретов царской семьи. После революции бежал в Эстонию, одно время работал здесь. Последние годы провел уже в Париже, возглавляя Общество русских художников. Отдельно представлена работа Вадима Чернова, по одним источникам он тоже был участником первой выставки, по другим — нет.
Церковный отдел
Православные иконы мирно соседствуют со старообрядческими. Здесь тот редкий случай, когда мы точно знаем имена двух иконописцев-старообрядцев Гавриила Фролова (икона "Не рыдай Мене Мати, или Пиета") и его ученика Пимена Софронова (икона "Николай Чудотворец").
Слава братьев-иконописцев Фроловых была очень велика, и они были приглашены в Эстонию. Здесь в 1894 году по разрешению Лифляндского губернского управления организовали иконописную мастерскую. Пимен Софронов превзошел своего учителя в мастерстве, и в 1939 году был приглашен в Ватикан для росписи уже православного храма. Позже он работал в Америке, но всегда подчеркивал, что он из Эстонии.
На выставке можно познакомиться с книгами кирилловской печати. В свое время Русский музей выкупил из частных коллекций более 100 редких церковных книг, и тем самым коллекция книг кирилловской печати Русского музея, по мнению специалистов, встала в один ряд с собранием книг Тартуского университета. Особо выделяется рукописный "Служебный Устав" 1820 года.
Отдел литературы
На двух стендах можно увидеть открытые книги со штампами русских учебных заведений Эстонии и книжных магазинов, которые в то время работали и как библиотеки.
Наиболее забавным смотрится штамп известного немецкого магазина-издательства "Клуге и Штремъ", но вся прелесть в том, что наиболее популярным изданием у клиентов этого магазина был учебник русского языка. По сути, немцы в Ревеле учили русский язык для того, чтоб сделать карьеру. Магазин закрылся перед началом Второй мировой войны, его владельцы уехали в Германию. А здесь остались редкие экземпляры со штампом магазина.
Театрально-музыкальный отдел
Впервые на выставке представлены материалы из театрального фонда "Русского музея". Самый ценный экспонат — альбом с фотографиями актеров театра Епинатьевых.
Купцы 2-й гильдии Епинатьевы считали своей миссией сохранение русской культуры в условиях немецкого Ревеля. На одной сцене играли актеры-любители и приглашенные звезды театров Москвы и Санкт-Петербурга. К сожалению, к середине 30-х годов из-за отсутствия финансирования театр прекратил свою деятельность. Представленные фотографии относятся к периоду с 1931 по 1935 год — актеры в гриме перед спектаклем, некоторые сцены из постановок того времени и актеры на отдыхе.
И здесь же сценарные брошюры "Библиотеки Ревельского драматического кружка любителей" конца ХIХ века. По ним играли и в начале ХХ века, расписывая роли. Можно играть по этим сценариям и сейчас — классический репертуар не устаревает.
Старые, тяжелые граммофонные пластинки 1901 и 1909 годов привлекают внимание посетителей — вальс из оперы "Евгений Онегин" Петра Ильича Чайковского, оркестр "Метрополь Рекордъ", аранжировка 1901 года, вальс "Царица бала" (Zonophone Record 1909 г.).
История повторяется…
Русских, проживающих в Эстонии, факт национальной принадлежности особо не волновал до самой революции 1917 года. После революции и создания первой Эстонской Республики ситуация изменилась.
"Мы прежде не придавали никакого особого значения принадлежности своей к русской национальности и культуре… Этот вольный или не вольный наш русский грех сказался особенно ярко и чувствительно в настоящее время, когда мы перешли на положение меньшинства. Мы теперь стали чувствовать, что мы — русские — принадлежим к национальности, занявшей в Эстонии особое и менее выгодное положение меньшинства, и осознали себя людьми русской национальности и культуры, русского духа и воспитания. Переход на положение меньшинства в государстве обязует нас с особой чуткостью относиться к сохранению своей национальности и родной культуры и ограждению наших детей от денационализации." (Редакционная статья в сборнике "Русский дом", 1929 год.)
Чтобы пройти на выставку, надо иметь при себе документ с фотографией. Выставка расположена на третьем этаже, в Художественном зале. Часы работы — с 10 до 16 часов по рабочим дням.
Данное исследование протоиерея Андрея Лобашинского, преподавателя Калужской духовной семинарии посвящено жизненному пути и творчеству известного старообрядческого изографа Пимена Максимовича Софронова. Как художник-иконописец он представляет собой малоизученный в церковной историографии пласт русской культуры, долгое время был сокрыт от исследователей в силу подавляющего господства западного изобразительного искусства. Статья, посвященная старообрядческому иконописцу, представляет собой не переосмысление раскола, а попытка проследить пути развития русской иконописи среди старообрядцев, стремившихся сохранить древние традиции и культурное преемство с Древней Русью, в то время как в Российской империи обращение к иконописным традициям отвергалось как ретроградное, а в Советском Союзе было весьма затруднено в силу бедственного положения Русской Церкви.
Annotation: This study focuses on the life and work of the famous Old Believers’ icon-painter Pimen Maksimovic Sofronova. As an artist-painter, he is a poorly studied in the historiography of the church stratum of Russian culture, has long been hidden from researchers due to the overwhelming dominance of Western art. The article on the Old Believers iconographer, is not a reinterpretation of the split, but an attempt to trace the development of Russian icon painting among the Old Believers, who sought to preserve the ancient traditions and cultural continuity with the Ancient Rus’, while in the Russian Empire appeal to the iconographic tradition rejected as retrograde, and the Soviet Union was very difficult because of the plight of the Russian Church.
«… Желание мое и попечение в том,
чтобы не погибло и не ушло в
правильное иконописание»
Пимен Максимович Софронов – художник-изограф, сочетающий твердую и совершенно консервативную традицию с интуицией нового времени, нового визуального образа. И поэтому в его росписях, особенно американского периода творчества, начинает преобладать графичный, подчас плакатный стиль, который совершенно не утрачивает сложности и композиционной напряженности классической православной стенописи. Его росписи всегда являются художественно выверенной, продуманной и архитектонически организованной иконописной поэмой. Поэмой, или визуальной репликой кондаков преп. Романа Сладкопевца, в которых рефреном повторяется эмоциональный богословский призыв, почти лозунг: «Радуйся…» Софроновские образы повторяются, переплетаются в едином храмовом пространстве, сюжеты развиваются и трансформируются, но пребывают тем не менее в едином и неповторимом софроновском стилистическом ключе.
Софронов – явление необычное со всех ракурсов созерцания. Старообрядец-беспоповец, уроженец маленького эстонского села и … участник парижского Дома иконы, учитель иконописи у бенедектинских монахов, экспонент персональной выставки православного искусства в Ватикане, друг православных архиереев, расписывающих новообрядные храмы по всей Америке, и в то же время певчий на клиросе старообрядческой моленной, ревнитель русской старины и русского быта, ни на миг не забывающий своей идентичности, национальной, вероисповедной, иконописец и живописец, русский на чужбине и чужой на исторической родине, вошедшей в состав Советской империи – весь этот удивительный сплав таланта, своеобразия художественного, конфессионального и человеческого почему-то прошел мимо внимания современных исследователей русской культуры в рассеянии, порожденном русской революцией. Жизнь человека одаренного — это прежде всего история реализации Дара, того дара, который исходит от Творца всяческих и поэтому всегда поучительна и интересна. Мы взираем на дела таких людей, на их взлеты и падения отнюдь не потому что праздное любопытство руководит нами, а потому что пытаемся проникнуть в предназначение Дара, им врученного и вникнуть в бесконечно трудный диалог Творца и твари. И эта беседа, длиною в земную жизнь, возможно, даст нам шанс приоткрыть ту глубину, а может быть и бездну человеческого Богоподобия, ту страшную степень свободу, которую несет человек — и увидеть в этой глубине подлинный смысл и цель земного бытия человека.
А уж коли речь зайдет о людях, обративших свой бесценный Дар на службу Церкви и людям Божиим — это разговор особый. Здесь, в их служении — сердечное упование и воплощение веры невидимой, духовной в плоть земную, видимую, осязаемую и слышимую телесно. И если их Дар подлинен — то телесное становится духовным, а духовное телесным, и происходит чудо… Телесными очами мы обретаем возможность видеть Бога, ангелов, Силы Небесные, и эти очи нам дают те, кто свою веру претворил через Дар Божий в чудо встречи Творца и твари. Той встречи, ради которой мы рождаемся в этот мир. И поэтому мы так внимательно и трепетно смотрим на их жизнь, созерцаем их творения, от этой жизни неотделимые. Смотрим с благодарностью, и пониманием, что жизнь любого человека неотъемлема от дел им совершенных, а жизнь творца земного отливается в его созданиях, и он живет в них, а они таинственно продолжают жить с ним, даже за пределами видимого бытия этого мира.
Пимен Максимович Софронов родился 4 сентября 1898 г. в скромной эстонской деревушке с таким же скромным, и как бы говорящим, названием Тихотка — Тихеда в семье староверов-беспоповцев федосеевского согласия, бежавших на окраину Российской империи. На этой земле русские староверы обосновались еще с начала XVIII в. Устроились они на этой земле необычным для этих мест образом, выстраивая свои дома в длинные километровые деревни-улицы. Вдоль западного побережья Чудского озера расположились деревни Касепя, Тихеда, Кюкита и Рая, образовав сплошную 8-ми километровую полосу длинных деревень, тянущихся до Муствеэ. Занимались староверы крестьянским трудом, рыбачили и молились, свято и неизменно стараясь хранить отеческую веру и культуру, все то, что связывало с навсегда утраченным Отечеством. Тихотка того времени состояла всего из одной улицы, длиной около километра, с домами по двум сторонам. Но была там кирпичная школа и, конечно, моленная — центр духовной жизни.
В роду Софроновых были и молитвенники — наставники, и изографы, свято хранившие приемы и, самое главное, традицию православной иконописи. Отец Пимена, Максим Михайлович Сафронов владел хорошим наделом земли, занимался огородничеством, извозом и рыболовством. Мать – Пелагея Ивановна, урожденная Козлова, была дочерью рыбака с о. Пиирисаар, настоящая трудовая русская семья. В семье Пимена Максимовича было еще пять сестер, был и брат Владимир. Когда Пимену исполнилось всего четыре года, отец умер. Со временем в семье заметили интерес и способность мальчика к рисованию. Поэтому, когда он подрос и стал ходить в школу, и закончил всего три класса начальной школы, и уже в 12 лет мать, заметив в нем склонность и интерес к искусству, отдала его в учение — научиться иконописи. Иконописная школа находилась при моленной в соседней деревне Раюши (Rajaküla). Основателем и ее главой в Причудье был Гавриил Ефимович Фролов , прибывший вместе с братом Титом по приглашению родственника Софроновых Я.П. Софронова в конце 1880-х из латгальской Режицы. У этого поистине дивного наставника в иконописании юный ученик постигал не только азы древнего искусства, но и учился духовной строгости и подвижничеству. Гавриил Ефимович за свою жизнь, отданную вере и духовному искусству, заслужил не только известность, но и широкое почитание. Любовь к нему и уважение самых разных людей были столь велики, что проститься с ним на его похоронах 2 октября 1930 г. собралось до 2,5 тысяч человек.
Г.Е. Фролов (1854-1930)- первый учитель П.М. Софронова.
Здесь в этой духовной школе, рядом с учителем-изографом и жизненным наставником, духовно и творчески возрастал и мужал Пимен Максимович. Гаврила Ефимович был без преувеличения замечательным делателем и хранителем культуры старообрядчества. И как бы не относиться к староверию, невозможно отрицать тот колоссальный вклад в сохранение древних церковных и культурных традиций Святой Руси, который несли и до последнего времени приумножали его лучшие представители.
Безусловной заслугой Г.Е. Фролова было воссоздание старинной и подлинно русской христианской культуры, корнями уходящими в самую седую древность Святой Руси. Как ни покажется нам странным, среда эта оказалась необычайно творчески питательной. В атмосфере культуры старообрядческой расцветало не только церковное искусство, но и светское. Задумаемся между делом, почему старообрядцы, крайние ригористы во всем, что касалось чистоты веры, строгости обычаев, оказывались в роли наиболее активных и успешных покровителей современной светской культуры, собирателями, знатоками и меценатами? С благодарностью называя имена Саввы Мамонтова, Павла Третьякова, Саввы Морозова, Константина Станиславского-Алексеева, да и многих других деятелей русской культуры начала ХХ века, Серебряного века русской культуры, вспомним, что большинство из них были выходцами из старообрядческой среды. В чем же причина такой обращенности и открытости к современному им культурному процессу? Откуда такая широта взгляда, и при этом безупречный вкус? Возможно, что исчерпывающий ответ найти сразу не удастся. Но упрекнуть их в христианском антикультурализме, подобному древнему тертуллиановскому, точно нельзя. И здесь высвечивается еще один и не последний парадокс русского исторического православия — устремленности к острому переживанию и духовному видению эстетики окружающего мира, пониманию его как единого сакрального пространства, открытого к творческому преображению и соучастию.
Доныне неисследованными остаются роль и значение старообрядческих центров иконописная для сохранения для православных потомков подлинного лика византийской иконы — того «умозрения в красках», которое стало в двадцатом веке символом Православия на инославном Западе. Но это значение совершенно неоспоримо и еще ждет своих энтузиастов-исследователей.
Несколько поколений раюшцев учились у Фролова крюковому знаменному пению, которого он был большим знатоком. Собственно говоря, само знаменное древнее пение является своеобразной песненной, мелодической иконой богослужебного праздника. И по сути своей икона и пение связаны не только как различные виды литургического искусства, но в самих их глубинный смыслах есть общее предназначение — являть через плоть земного вещества незримую божественную красоту и гармонию духовного мира. Древняя икона с ее подчеркнутым аскетизмом и «инаковостью» литургически и богословски соединены в одном богослужебном и молитвенном пространстве. И совершенно неслучайно, что Гавриил Фролов, как человек глубочайшей церковной культуры, это родство и близость понимал и являл ее в своих трудах.
Естественным продолжением его деятельности в Раше становится его труды по строительству старообрядческого деревянного храма в Раюше. Храм — это то уникальное место, где фокусируются и собираются во единую композицию все литургические искусства. Собираются с тем, чтобы люди могли достойно прославлять Бога и видеть здесь, еще стоя на земле, подлинность и великолепие Небесного Царства. Все хлопоты по строительству и оснащению храма Гавриил Фролов нес сам. Храм был достроен в 1910 г., а роспись полностью была завершена в 1920-е гг. Многоярусный иконостас с изображением около 200 святых и сцен из Ветхого Завета кисти Г. Е. Фролова и его учеников украшали 15 старинных икон новгородского и 6 древнепоморского письма. В итоге пятиглавый Раюшский храм стал самой красивой русской церковью в Эстонии. Заслуги Г. Е. Фролова не ограничивались возведением и оформлением храма. По его инициативе была открыта школа для детей церковнославянского чтения и письма. Раюши в итоге стали местом паломничества виднейших старообрядцев Балтийских стран. «Гавриил Ефимович принимал самое живое участие в постройке красивого храма в д. Раюше. Обладая красивым голосом и в совершенстве зная старинное крюковое пение, он за всю свою долгую жизнь в Причудье отдавал много сил на обучение хоровому пению подрастающего поколения. Кроме того, он неутомимо обучал молодежь славянскому чтению и иконописанию», — вспоминал его верный ученик . В такой атмосфере любви и почитания русской духовной культуры, ее великих традиций, в духовной близости к наставнику закладывались будущие пути Пимена Максимовича. Он не был единственным учеником мастера. Гаврила Ефимович выпестовал целую плеяду учеников, будущих изографов: Марка Солнцева, Федора Мызникова, Дмитрия Полякова, Николая Глухова…
К сожалению, русское явление староверчества в его духовной уникальности, судьбе и влиянии на судьбы нашего Отечества в полноте не было осмысленно. Хотя говорить и думать об этом нужно, чтобы в будущем, в поисках церковного ответа на нужды современности, «не выплеснуть с водой и ребенка». Можно и нужно говорить о неизбежной церковной ущербности и духе сектанства, который в нем постоянно проявлялся, но с другой стороны сколько замечательных людей оно подарило русской культуре и обществу. В том числе иподвижников, перешедших в лоно Русской Православной Церкви… И этот феномен да заставит подумать еще раз о том, как много значит традиция в сохранении подлинности христианской веры, и какие драматические и трагические коллизии возникают при забвении или пренебрежении этой истиной.
В тихом и скромном быте причудских «луковых людей», в незаметной и скромной атмосфере староруссикх традиций, хранимых в далекой и холодной эстонской земле, в чужеземье и чужеязычье рос и креп дивный талант русского изографа Пимена Максимовича Софронова. Здесь, стоя за плечом своего наставника, повторяя за ним слова молитв и поучаясь духовной премудрости, Пимен погружался в таинство создания иконы, невидимо и реально соединящей мир небесный и земной. Эта непростая наука стала его жизненной стезей, определила все пути его жизни. Жизни необычайной, поучительной и плодоносной…
Гаврила Ефимович любил и ценил своего ученика. Он доверил ему поучаствовать в написании икон в любимом Раюшском храме, посвящая в тайны реставрации древних образов. Через некоторое время Софронов стал помощником Фролова и даже возглавил иконописный класс. В шестнадцать лет Софронову было доверено писать иконы самостоятельно. К несчастью, чудный деревянный храм в 1944 г. сгорел, и вряд ли ныне его можно и представить в том скромном благолепии, отличающем староверческие деревянные храмы и моленные. Но пожар, к счастью, пощадил внутренннее убранство и практически все иконы, написанные знаменитым наставником и его учениками чудом удалось вынести.
А тем временем наступали страстные дни российской смуты. Бесславно для России закончилась Первая Мировая война. Г.Е. Фролов вместе со своим любимым учеником уезжают в Россию, чтобы помочь в деле реставрации икон в староверческих общинах. Может быть, они бы здесь и остались, но начавшаяся гражданская война заставила их вернуться домой, в Прибалтику. Эстония и Латвия, бывшие окраины Российской империи, промыслительно оказались вне границ нового, безбожного большевистского государства. Лихолетье и революционный террор обошли стороной северо-запад империи стороной. Гонения на верующих и Церковь Христову до поры пронеслись мимо. Сюда на окраину бывшей царской России потянулась русская интеллигенция, не принявшая новую реальность безбожного жизнеустройства. В Риге, Тарту, Ревеле, Вильнюсе очень быстро закипела культурная жизнь, возникли разнообразные кружки и культурно-просветительные общества различной направленности. Сложилась удивительная атмосфера творчества и общения. Все недосказанное, не воплощенное, искусственно прерванное выплескивалось наружу, выявляя великую нерастраченную силу русской христианской культуры.
Молодому Пимену Софронову по возвращении пришлось послужить некоторое время в недавно собранной эстонской армии, затем потрудиться рабочим, с тем, чтобы с великой радостью вернуться к любимому и заветному делу — написанию святых Божиих икон.
Тихая Раюша и Тихотка становятся тесными для крепнущего и растущего таланта молодого иконописца. Из ученика он становится мастером. Сохранилось драгоценное свидетельство о Пимене Максимовиче его современника, случайно познакомившегося с ним в те годы в Тихотке. «Он (Софронов) меня обворожил приятным обхождением, теплотой мягкого разговора. За все время пребывания своего в Тихотке я ни разу не слышал, чтобы он повысил голос, вышел из равновесия, сказал про кого-нибудь плохое, обидное слово. Обращала внимание ласковость обращения, какая-то одухотворенность светилась в его светлых лучезарных глазах. Не приходится, конечно, говорить, что он был глубоко верующим человеком, всякое дело начинал с молитвы, обязательно молился по окончании работы. Характером и поведением он напоминал Алешу
И.Н. Заволоко (1897 – 1984 гг.) – друг и учитель П.М. Софронова
Карамазова». И затем, обратим внимание на маленький, но очень важный штрих — «Закончив писать иконы, брался за книги. Читал вечерами и в ночную пору классическую русскую литературу. Книги религиозно-философского содержания, стремился пополнить свои скудные познания, полученные за короткий срок пребывания в школе» . Это свидетельство, как говорится, дорогого стоит. Любознательность, открытость, всегдашний духовный и творческий поиск — те качества, которые сделают из простого провинциального «богомаза» художника-изографа с мировым именем, ставшего для западноевропейцев в тридцатые годы символом школы русской православной иконописи. В 1927 г. из Праги в Ригу приезжает замечательный деятель русской и церковный культуры староверия И.Н. Заволоко , который через переписку познакомился с Г.Е. Фроловым, чья известность уже перешла границы прибалтийских государств. В этот период Фролов с со своим учеником трудился над реставрацией и написанием икон в латвийском городке Режице.
И.Н. Заволоко приглашал приехать в Ригу самого Г.Е. Фролова и возглавить иконописную школу, заодно и помочь с реставрацией икон, но тот отказался из-за ухудшившегося здоровья, хотя и дал в письме ценные советы о том, как сохранить иконы, поврежденные червями-древоточцами.
В 1928 г. в Ригу вместо своего учителя переезжает молодой П.М. Софронов. Отсюда начинается его долгий творческий путь, а вместе с ним и долгая эмигрантская дорога, длиною в жизнь.
В Риге Софронов становится во главе мастерской иконописи при рижском Кружке ревнителей русской старины, где занимается иконописанием, реставрацией икон, обучая даровитых учеников (К.А. Павлов) и здешних художников искусству византийской и древнерусской церковной живописи. Уже в 1929 г. здесь была организована выставка, на которой всеобщее внимание пользовался «Диесус» и большая икона «Нерукотворный Образ».
Надо заметить, что внимание к древнерусской иконе, до ее «открытия» Е. Трубецким и затем превратившимся в устойчивый интерес со стороны искусствоведов, историков и людей Церкви, стал к тому времени явлением повсеместным. Естественно, что никто лучше, чем староверы, сохранявшие древние традиции иконописания, были здесь несравненными экспертами. Известно, что первые реставраторы древней иконописи были практически все из староверов.
В это же время, как ни пародоксально, в молодом иконописце, оказавшемся в творческой среде просыпается и светский художник, и молодой изограф создает несколько портретов писателей (А.С. Пушкин, И.А. Крылов) и картин («Девушка с ведром, идушая по воду»), но впрочем, скоро бросает светскую живопись, справедливо полагая, что церковное иконописание требует особенного религиозного состояния духа и настроя. Эти светские живописные работы очень интересны по такому, как приемы древней иконописи проявились в светских композициях и портретах. После этих опытов Пимен к светской живописи он больше не возвращается.
Курсы иконописания были открыты не только для старообрядцев, но и представителей иных конфессий. Софроновские курсы посещали художники Ю. Г. Рыковский, Е. Е. Климов, юрист, профессор В. И. Синайский, В. А. Зандер, иконописец Т. В. Косинская, Климов вспоминал, что они собирались на квартире В. М. Тихоницкого, «занимались раз в неделю и знакомились с техникой приготовле- ния доски, наклейки паволоки, наложения клеевого грунта, нанесения рисунка на грунт, составления яичных красок, прокладки основных цветов, последующей разделки, про- писи ликов, золочения и всего прочего. Сам Пимен Максимович обладал уверенной рукой и проводил безупречно прямые линии без помощи линейки, он отлично знал всю технику живописи» . Т. В. Косинская, вспоминала, что групповые занятия проводились очень недолго: они начались ранней весной 1929 г., затем «настала Пасха, мы прервали занятия и потом их возобновила только я одна». П.М. Софронова она характеризует как очень талантливого, глубоко верующего и прекрасно разбиравшегося в своем искусстве человека: «В помещении Общины имеется иконописная мастерская Пимена Максимовича Софронова, единственного сейчас иконописца в Прибалтике. Исключительно талантливый, он всецело посвятил себя этому святому делу. В его характере есть какая-то особая мягкость и благость, которая отражается в его иконах. <…> Он является одним из наших славных самородков, которых дает миру наша Великая Россия. Родом из глухой эстонской деревушки (прежде Псковской губ.), почти без всякого образования, он постиг всю глубину великого древнерусского искусства своей чуткой, Богом одаренной душой» В 1932 г. Косинская писала баронессе Врангель: «Я была единственная его ученица, и мы только вдвоем работали в его большой мастерской, всей заставленной и увешанной старинными иконами разных веков и школ. Это, конечно, были особен- но благоприятные условия для глубокого изучения подлин- ной иконописи. Вначале он долго колебался, учить ли меня, т<ак> к<ак> он опасался, что я, как ‹никониянка›, с недостаточным благоговением буду относиться к иконописи. По этому поводу он советовался с Г.Еф. Фроловым, своим учителе наставником, иконописцем и весьма уважаемым всеми старообрядцами. Гаврил Ефимович Фролов разрешил, ссылаясь на то, что я все равно пишу иконы, но пишу их неправильно, пройдя же школу, я не только выучусь древ- ней иконописи, но и проникнусь ‹древним благочестием› и ‹мистической тайной старинных икон, и, распространяя их или уча кого-нибудь, я невольно и других буду заставлять проникаться тем же›. Таким образом, он смотрел на заня- тия со мной ‹как на немую проповедь древнего благочестия ушедшим от него никониянцам›. У Софронова я занималась очень усердно – каждый день часов 5 кряду в течение двух с половиной лет, пока он не нашел, что передал мне все свои знания и я уже могу работать и совершенствоваться самостоятельно» .
Рижская художница, реставратор и иконописец Т.В. Косинская (1903-1981 гг.) об этом периоде его жизни пишет: «Здесь я встретилась с известным старообрядческим иконописцем П.М. Софроновым, и он после некоторых колебаний согласился учить меня всем приемам древней иконописи, у нас почти утраченной. Старообрядцы смотрят на иконопись как святое дело, требующее строгой монашеской жизни. П.М. Софронов, ревностный исполнитель этого устава, не решался учить меня, «никониянку», но по совету своего старого учителя иконописца Фролова принял меня». Свидетельство это очень ценно. Принимая на обучение иконописи, искусству специфически церковному, «никонианку», то есть с точки зрения старообрядцев «беспоповцев», Софронов по совету своего учителя совершает шаг, в общем, беспрецедентный. Этот шаг, совершенный по исключительной «икономии» (снисхождению), свидетельствовал как и широте взглядов Г.Е. Фролова, так и том изменении в понимании конфессиональных взаимоотношений, сложившихся в окружении среди «просвещенных» старообрядцев, к которым принадлежали сам Г.Е. Фролов, а также И.Н. Заволоко и, следуя за своими старшими учителями и наставниками — П.М. Софронов. Какие плоды принесет эта смелая позиция, далеко выходящая за рамки привычно враждебных конфессиональных взаимоотношений, станет видно позже, когда вихри двадцатого века разбросают этих русских людей по разным сторонам света.
Известность молодого иконописца возрастает, и в 1931 г. П.М. Софронов переезжает в Париж по приглашению общества «Икона», которое возглавил известнейший деятель русской культуры старообрядец В.П. Рябушинский, где он возглавляет школу древнерусской иконописи. Общество «Икона», созданная русскими эмигрантами, для развития и пропаганды русского церковного искусства в Европе, было одним из тех уникальных центров сохранения великого православного наследия Святой Руси, благодаря которым русское Православие в сознании европейцев вышло из границ этно-конфессии и стало формирующим фактором духовной, интеллектуальной и культурной жизни Западной Европы . Учитывая, что во главе этого церковно-культурного объединения стал такой замечательный деятель, как В.П. Рябушинский тоже выходец из старообрядцев-беспоповцев, это приглашение и согласие Пимена Софронова на поездку в далекий Париж выглядит вполне естественно. В Париже, вдали от Родины, стонавшей под игом большевиков, в тяжелейших условиях эмиграции возникает потрясающий очаг русской духовности, православной по самой своей сути (несмотря на все вероисповедные различия). Неожиданно возникший интерес к древним традициям русского иконописания, вообще русской традиции православия, осмысленной в новой эпохе и условиях европейской цивилизации откликается в конце двадцатого века в оставленном ими Отечестве масштабным и впечатляющим возвратом к древней традиции церковного искусства. И это не случайность. В этом интересе открылась очень глубокая интуиция инициаторов-создателей Общества. В одном из выступлений, основатель и президент Общества, В.П. Рябушинский скажет: «Если когда-нибудь вся Россия покроется дворцами, а икон в них всё-таки не будет, то это конец Русской культуры; и обратно: если не будет дворцов, а лишь хижины и даже логовища вроде звериных, а в них будут висеть иконы и лампады светиться перед ними, то не нужно нам плакать: жива еще русская культура.» Эти дерзновенные и пророческие слова свидетельствовали еще и о том, какое краеугольное место занимала икона и все церковное искусство в сознании людей, среди которых трудился и продолжал духовно формироваться выходец из скромного далекого Причудья.
Будучи активным сотрудником Общества, П.М. Софронов вместе с учениками принимает участие в различных выставках, в том числе, работе Международного конгресса изографов. Здесь же, в Париже, в 1931 г. П.М. Софронов составляет книгу — методическое пособие по древнему иконописанию, посвященнуюя Г.Е. Фролову. Книга получила название «Целебник», так как, по мысли автора, верующий, молясь, через икону обращается к святому, веря, что угодник Божий поможет ему преодолеть хворь и другие житейские невзгоды. Поэтому в книге, выпущенной очень ограниченным тиражом, помимо правил написания икон, содержится целый список святых, к которым следует обращаться в тех или нуждах и болезнях.
Такое деятельное участие в выставочной деятельности способствовало известности иконописца. И вскоре иконописец-старообрядец получает приглашение от бельгийских монахов-бенедектинцев научить их древнему искусству православного иконописания. Насколько искренним был этот интерес судить сейчас трудно, однако Пимен Софронов находит для себя возможным это приглашение принять. Надо думать, что это приглашение было продиктовано тем общим и серьезным интересом, который испытала вся Западная Церковь, столкнувшись с массовым исходом православных в эмиграцию и с той верностью, которую хранили русские верующие люди своей духовной традиции, а также тем количеством блестящих мыслителей и вообще деятелей культуры, которые связывали свое творчество и всю жизнь с христианством, воспринятым всей глубиной русского сердца. И Пимен Сафронов приезжает в знаменитый ныне монастырь восточного обряда в Аме-Шеветонь в Бельгии, где учит церковной живописи католических монахов и создает здесь замечательную влияние на совершенствование его иконописного мастерства. икону «Матерь Божия», ставшую широко известной благодаря художественным открыткам, выпущенным в Бельгии.
Однако долго он в монастыре не задерживается. Его путь теперь лежит в Прагу, еще одно место послереволюционной Европы, где при знаменитом Пражском университете собирается научная элита русской эмиграции. Возможно, известную роль в этом выборе сыграл и то, что Пражский университет закончил И.Н. Заволоко, его учитель и наставник. В Праге знаменитым историком церковного искусства Н. Кондаковым был основан семинар, при котором работали курсы иконописи. Под его руководством среди закончивших курсы, была известная художница княгиня Н.Г. Яшвиль, которая станет его верным другом и единомысленным помощником.
В 1933 году король Югославии Александр I пригласил П.М. Софронова расписать фресками стены дворцовой церкви в Белграде. Однако к работе Пимен Максимович из-за интриг и зависти местных художников не приступил. Во избежание распри П.М. Софронов отказался от заказа, но зато начал по благословлению патриарха Варнавы организацию школы-мастерской, которой руководил на протяжении 3-х лет. Школу иконописи в монастыре Раковице близ Белграда окончили 17 человек, среди них епископ Печерский Иоанн, гость патриарха Варнавы.
(Продолжение следует)
Использованная литература:
- Климов Е.Е. Из воспоминаний художника, // Журавлев С. (сост.), Иконописцы в Латвии (XVIII в. – 1944 г.). Рига, 2003. С. 12-13.
- Морозова Н. А. Рижский̆ иконописный̆ центр (попытка реконструкции). С. 54-55.
- Рацевич С. В. Глазами журналиста и актера: Из виденного и пережитого. Т. 1 Ч. 1. 48 статья. – Нарва, 2005 [Электронный ресурс] Режим доступа: URL: /http://www.russian-albion.com/ru/stepan-ratsevich/prichude (дата обращения: 15.12.2015). Загл. с экрана. Яз. рус.
- Рижский старообрядческий сборник. Материалы по истории староверия. Вып. II / Составитель Илларион Иванов. – Рига: Старообрядческое общество Латвии, 2011.
Староообрядческий вероучитель и историк поморского (федосеевского) согласия. Родился в 1897 г. в г. Режица (ныне Резекне) (Латвия) в семье небогатого мещанина. Воспитывался и обучался в старообрядческом училище при рижской Гребенщиковской общине. За «тягу к наукам» был отправлен в Москву в Петрово–Разумовскую сельскохозяйственную академию, созданную старообрядческими меценатами. В 1919 г. возвратился в Ригу. Оказался в эмиграции в связи с изменением государственных границ. В 1921 г. поступил в Карлов университет в Праге, принимал участие в работе семинара Н.П. Кондакова. Член общества «Икона» в Париже. По окончании университета в 1927 г. возвратился в Ригу. Окончил педагогические курсы в Риге и работал школьным учителем. Вместе с единомышленниками основал при Гребенщиковском старообрядческом училище «Рижский кружок ревнителей русской старины», в работе которого принимали участие профессор В.И. Синайский , профессор-протоиерей (позднее протопресвитер) Василий Зеньковский , писатель С.Р. Минцлов -(1870-1933 гг.) - русский писатель, автор ряда исторических романов, ценитель и знаток русской книги, библиограф, участник нескольких археологических экспедиций. Собрал и систематизировал крупную библиотеку русской книги.). Одновременно с просветительской деятельностью занимался археографическими и историческими исследованиями. В 1941 г. был арестован советскими властями и сослан в лагеря Архангельского края. В 1948 г. освобожден из заключения и направлен в ссылку в Новосибирскую область. Был освобожден в 1956 г. В 1959 г. возвратился в Ригу. Остаток жизни провел в Задвинье в Латвии, где до последних дней занимался научной деятельностью, принимал участие в археографических экспедициях в Эстонии, Сибири, на Русском Севере. Скончался 7 марта 1984 г. Похоронен на старообрядческом кладбище в г. Резекне.
Режица — латв. Резекне — небольшой город на северо-востоке Латвии, в котором исторически сложилось сопребывание нескольких конфессий — православной, староверческой, католической, протестантской и иудейской Этот городок очень много значит для истории Латгалии — места встречи разных культур на территории Латвии.
Общество объединило под своей эгидой многих художников-иконописцев, архитекторов, ученых и писателей Франции, Англии, Чехии, Германии, Бельгии, Швейцарии, Финляндии, оказавшихся после революции за пределами России. Членами-основателями помимо В.П. Рябушинского были художники Д.С. Стеллецкий и И.Я. Билибин, писатели П.П. Муратов и Б.К. Зайцев, общественные деятели С.К. Маковский, кн. С.А. Щербатов, дипломат кн. Г.Н. Трубецкой. Почетными попечителями были избраны Великая княгиня Ксения Александровна и митрополит Евлогий, почетными членами – французские академики Милле и Брейе, русские профессора А.Н. Грабар и Н.Л. Окунев. Активными членами Общества были Н.И. Исцеленнов, А. А. Бенуа, княжна Е.С. Львова, П.А. Федоров, Ю.Н. Рейтлингер, Т. В. Ельчанинова, о. Григорий Круг и др.
Затем переехал во, преподавал историю искусств в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. С 1901 г. Кондаков сосредоточивается на изучении византийских икон, став в этой области непревзойденным специалистом. Он также основал и возглавил Комитет попечительства о русской иконописи, вложил много сил в создание выставочных собраний иконописи в Третьяковской галерее и Русском музее . С 1907 г. почетный член Киевской Духовной академии, с 1908 г. – Петербургской.
С наступлением красных в феврале 1920 г. был вынужден эмигрировать в Болгарию, где получил возможность заработка: читал лекции в Софийском университете по средневековому искусству и культуре Восточной Европы. В апреле 1922 г. в рамках так называемой «Русской акции» чехословацкого правительства по поддержке русских ученых и студентов в эмиграции Кондаков был приглашен в пражский Карлов университет.
Кондаков впервые описал и систематизировал особенности византийского православного искусства, которое оказало решающее влияние не только на искусство Руси, но и Западной Европы. Ибо после разгрома Второго Рима турками оттуда в Европу хлынула волна византийских мастеров, художников, деятелей культуры, превосходивших европейцев во многих областях, особенно духовной культуры – в отличие от обмiрщенной «Возрождением» западноевропейской. Именно этот процесс впервые исследовал Кондаков: «как мiр античный, греко-римский преобразовался в мiр новый, европейский», с целью «показать, как главная роль в этом процессе принадлежала Византии, восточному центру Европы». Иными словами: Кондаков убедительно обосновал, что подлинным культурным центром христианской Европы был Второй Рим (Византия), а не Первый.
Александр I (Югославия) (1888-1934) - король Югославии с 1921 г. до своего убийства во время визита во Францию в 1934 г. В 1904 г. закончил Пажеский корпус в С.-Петербурге.
5 (100%) 5 votes
Имя причудского художника-иконописца Пимена Максимовича Софронова записано золотыми буквами на алтаре мировой культуры. За долгие годы своей творческой и духовной деятельности он объехал много стран и всюду писал и реставрировал иконы, создавал иконописные школы. Рига, Югославия, Париж, Ватикан, Рим, Нью-Йорк, Трентон, Бруклин, Сиракузы… За свой труд он был удостоен многих высоких наград, среди них – греческий орден Святого Дионисия, награждение которым сопровождается возведением в дворянство. Он умер в 1973 году в Америке, там же был и похоронен.
“У нас этого иконописца почти не знают, а в Италии его сравнивали с Джотто.”
Владимир Малышев
Летом 1989 года в захолустный американский городишко Милвилл приехал молодой француз. Он прямиком явился в русскую общину этого города и признался, что имеет особое задание Ватикана. Ему было поручено объехать все города и страны, где жил и работал умерший в Милвилле русский старообрядческий иконописец Пимен Максимович Софронов. Француз тщательно сфотографировал все работы Софронова в храме и в библиотеке его имени, основанной общиной после смерти иконописца, после чего поспешно отбыл назад, в Рим… Приезжал посланец Папы Римского не случайно. Пимен Софронов, который у нас мало кому известен, среди специалистов считается величайшим иконописцем XX столетия.
А родился будущий художник 4 сентября 1898 г. на берегу Чудского озера, в деревне Тихотка Тартуского уезда Лифляндской губернии, в семье зажиточного крестьянина-старообрядца. Отец Пимена – Максим Михайлович владел тремя гектарами земли, занимался огородничеством, извозным промыслом, а также рыболовством. Мать – Пелагея Ивановна была дочерью рыбака. В четырехлетнем возрасте мальчик лишился отца: в коварных водах Чудского озера рыбаки гибли часто… Когда Пимен подрос и стал ходить в школу, у него обнаружился талант к рисованию, и в 12 лет мать отдала его в учение ремеслу иконописания.
Иконописная школа была при моленной в соседней деревне Раюши. Местный мастер Гавриил Фролов, который стал его наставником, внушал начинающему художнику, что для писания икон нужно знать магическую силу цвета природных красок, обладать особым состоянием духа, настроением, глубоко отличным от душевного состояния светских художников.
репродукция
из архива Александра Дормидонтова
Самым большим достижением Софронова в ранний период его творчества было участие в росписи старообрядческого храма в деревне Раюши, где он написал икону «Спаситель».
В Раюшах старообрядцами была собрана хорошая библиотека редких изданий, которой художник охотно пользовался. В иконописной школе Фролов учил детей староверов петь по крюкам. Пимен, имея хороший голос, тоже пел на клиросе. Вскоре Софронов познакомился с выдающимся деятелем старообрядчества, историком и краеведом Иваном Заволоко, когда тот после окончания Пражского университета впервые приехал в Причудье.
«Милостив и долготерпелив Господь, – наставлял юношу Заволоко. – Ожидает нашего обращения. Будем помнить, что мы смертны. От смертного часа нас ничто не избавит. Ни лекарства, ни врачи земные. Но еще страшнее смерть духовная. Смерть грешника люта».
Иконописная мастерская П.М.Софронова. Рига, 1929 г. Фотография. Слева-направо: проф. В.И.Синайский, П.М.Софронов, Ю.Г.Рыковский, В.А.Зандер, Е.Е.Климов, Т.В.Косинская.Архив Гуверовского института. Собрание М.Д.Врангель.
«Балтийско-русский сборник». – Книга II. – Материалы по истории русской жизни в Риге и Каунасе. Их архива Гуверовского института. – Издание подготовили Лазарь Флейшман и Борис Равдин. – Stanford, 2007.
Фото сделано на квартире Е.М. Тихоницкого.
В 1927 году Фролов вместе с Софроновым работали в Кладбищенской моленной в Резекне по реставрации и обновлению икон. В этом храме Софронов написал свою первую большую икону «Благовещение». В 1928 году Пимен приехал в Ригу, где возглавил мастерскую иконописи при рижском «Кружке ревнителей русской старины», занимался реставрацией икон, обучал даровитых учеников и здешних художников искусству византийской и древнерусской церковной живописи. Уже в 1929 году была организована выставка, на которой всеобщее внимание привлекли «Деисус» и большая икона «Нерукотворный образ» работы Софронова.
Рижская художница, реставратор и иконописец Т.В. Косинская так писала об этом времени:
«Здесь я встретилась с известным старообрядческим иконописцем П.М. Софроновым, и он после некоторых колебаний согласился учить меня всем приемам древней иконописи, у нас почти утраченной. Старообрядцы смотрят на иконопись как на святое дело, требующее строгой монашеской жизни. П.М. Софронов, ревностный исполнитель этого устава, не решался учить меня, «никониянку», но по совету своего старого учителя иконописца Фролова принял меня».
«Может, теперь только антихристы истребят…».
Постепенно имя иконописца Софронова становилось все более известным, в том числе и в Европе. В 1931 году он был приглашен в Париж обществом «Икона», где руководил школой древнерусской иконописи, участвовал с учениками в выставках, в работе Международного конгресса изографов. В 1931 г. во Франции вышла его книга «Целебник» – пособие по древнему иконописанию. По мысли автора, верующий, молясь, видит не просто икону, но обращается к образу, веря, что святой поможет ему. Некоторое время Софронов обучал церковной живописи монахов при монастыре Аме (Бельгия), и написал икону «Матерь Божия», ставшую широко известной благодаря художественным открыткам, выпущенным в Бельгии. Они были отпечатаны громадным тиражом, в несколько сот тысяч экземпляров.
Потом Пимен Максимович оказался в Праге, где работали курсы иконописи. Во время учебы в Праге он посещал семинар Кондакова, где занимались орнаментом, а Софронов как раз коллекционировал вышивки. Позже, в 1930-е годы, Софронов сам будет вести в институте Кондакова курсы иконописания и читать лекции об иконописи.
Историк Николай Андреев, работавший в это время в институте, вспоминал о Софронове так:
«Он был тогда лет 30, одевался очень по-русски – поддевки, расписные рубашки-косоворотки. И был ультрарусский человек очень чистой души».
Пимен Максимович писал тогда своей покровительнице княгине Наталье Яшвиль:
«Я твердо уверен, что внутреннее состояние в человеке очень влияет на работу иконную (хоть даже самую «трафаретную»). А в смысле вознаграждения меня, то в таковом я сговорчив, располагаю на ваши возможности. Уверяю искренне, что желание мое и попечение будет в том, чтобы не погибло и не ушло в историю правильное иконописание, ведь и сейчас уже во многих мнение, что иконописание стилей новгородскаго и московскаго погибло, осталось только подражание неудачное, это не правильно, чистоту стиля старообрядцы сумели сохранить, и сейчас в России по сибирским скитам хорошия мастера без повреждения есть. Может, теперь только антихристы истребят…».
Приглашение от короля
В 1933 году король Югославии Александр I пригласил Софронова расписать фресками стены дворцовой церкви в Белграде. Однако к работе Пимен Максимович из-за интриг и зависти местных художников так и не приступил. Но зато начал, по благословлению патриарха Варнавы, организацию школы-мастерской, которой и руководил. Три с лишним года провел Софронов в Югославии. Некоторое время он жил в королевском дворце, побывал во многих сербских, черногорских, македонских монастырях, изучая особенности древней южнославянской иконописи. Им была расписана капелла патриарха Варнавы. В Югославии художник женился на сербке. По признанию самого иконописца, созерцание фресок в Сербии и Черногории оказало большое влияние на совершенствование его иконописного мастерства.
“Русская выставка”
в эстонском парламенте
В 1939 г. по приглашению секретаря Выставочного комитета при Ватикане и правительства Италии Софронов приехал в Рим. Ему предстояло написать пятиярусный иконостас с 56 иконами в образцовой православной Церкви для Всемирной выставки религиозного искусства в Риме. Война помешала открытию выставки, но уже написанные к этому времени Софроновым иконы были приобретены Ватиканом.
В 1941 г. в Риме состоялась первая персональная выставка икон Софронова, которая прошла с большим успехом, после чего его и стали считать крупнейшим иконописцем ХХ столетия.
Известная в Италии художественный критик Бьянка Паулуччи, восхищаясь эмоциональным началом, свежестью чувств в иконах Софронова, сравнивала его с великим мастером Предренессанса Джотто.
В то время в Италии правил Муссолини, бушевала война, а потому Софронов, как русский, жил в Риме под надзором полиции. От депортации и тюрьмы его спасло только то, что он работал по заказу Ватикана. Известен факт помощи Софронова русским военнопленным, бежавшим из лагеря.
По окончании войны Софронов не решился приехать в СССР. В это время по всей Италии, по согласованию с союзниками, разъезжали офицеры НКВД, приглашая оказавшихся там в результате войны русских вернуться на родину. Однако иконописец знал, чем это может закончиться. К тому же дома его никто не ждал. Мать к этому времени уже умерла, а сестры вышли замуж. Но и в разоренной войной послевоенной католической Италии делать ему было нечего. Поэтому в 1947 г. иконописец откликнулся на приглашение Виталия, архиепископа Русской православной зарубежной церкви, и уехал в США.
Эта огромная икона
Христа Вседержителя одно время находилась в иконостасе собора РПЦЗ в Сан-Франциско, затем была передана в церковь в Платине. К сожалению, икона утрачена, когда церковь сгорела дотла
За океаном
Там он поселился в Милвилле (штат Нью-Джерси) в старообрядческой общине. Работал много, расписал старообрядческий храм Св. Николы, Троицкий Собор в Бруклине, храм Трех Святителей в Аксонии, Петра и Павла в Сиракузах, Владимирскую церковь в Нью-Йорке, церковь в Трентоне, усыпальницу архиепископа Иоанна Максимовича и др. Был организован ряд его персональных выставок. Крупнейшие прошли в Сан–Франциско и Лос-Анжелесе. Был издан большой альбом его работ.
Один из четырех поморских храмов в США – храм в Милвилле, штат Нью-Джерси. Фото
из Старообрядческого церковного календаря на 1987 год. В Милвилле прошли последние годы Пимена Максимовича Софронова – старовера-иконописца, талант которого был признан во всем мире. Здесь же, на староверческом кладбище, Пимен Максимович был погребен.
В декабре 1962 г. за выдающиеся труды в области религиозной живописи и за усилия по возрождению византийской иконописи греческий Орден Дионисия Закинфского наградил Пимена Максимовича Крестом Таксирха всех трех степеней.
В 1966 году иконописец совершил паломничество на Святую Землю. Здесь Иерусалимский патриарх предложил мастеру основать школу иконописи и расписать фресками церкви. Однако на это сил у всемирно известного иконописца уже не было…
В июне 1968 г. Софронов написал Ивану Заволоко, который жил тогда в советской Риге:
«Очень мне хочется встретиться, но когда это осуществится? Слышно, у вас в Риге меня укоряют: почему я здесь в Америке иконы пишу для никониан? Но ведь здесь старообрядцев мало <…> А вот бы выписали меня как иконописца или реставратора в Ригу, Двинск или Режицу? Умею и фресковую (живопись) и мозаичную <…> А без вызова тяжело мне подняться. Уже если самостоятельно уезжать из США, то не временно, а совсем, а у меня домик свой и книг три этажерки, редких книг жаль. Да и как меня примут? Хотя я ни в войнах (последних), ни в политику не вмешивался…».
И все же в августе 1969 г. Софронов приехал в СССР. Ему удалось побывать в родном Причудье, где на старом кладбище он поклонился могилам родителей и своего учителя Фролова, а в Риге он встретился с Иваном Заволоко.
П. М. Софронов, Г. Е. Фролов и среди жительниц деревни Раюши (Эстония). 1928 (?). Собрание К. Белоглазова (Рига).
В последние годы жизни Софронов говорил близким, что решил окончательно вернуться на Родину. Но зрение художника уже ослабело, стало трудно писать мелкие детали. Он ходил в храм на все службы, пел на клиросе. Однажды в субботу он не появился в храме. Дверь его дома оказалась заперта. Когда приставили лестницу к окну второго этажа, где находилась спальня, увидели, что Пимен Максимович лежит в постели бездыханный. Произошло это 16 мая 1973 года, когда ему было 75 лет. Похоронен великий иконописец на кладбище в Милвилле, недалеко от храма. На его могиле установлен памятник из черного гранита.
Староверческое кладбище в Милвилле, могила
Пимена Максимовича Софронова, всемирно известного старовера-иконописца из с.Тихотка (Эстония), окончившего свой земной путь в США
Побывавший в его американском доме незадолго до смерти иконописца В. Шаталов вспоминал:
«Милвилл. Тихая улочка. Небольшой дощатый домик. Дворик с порыжевшей травой, с вдавленной шинами дорожкой. Застекленная веранда, и в дверях сам хозяин Пимен Максимович Софронов – иконник из Причудья. “Наконец-то, заждался. Заходите. Погода нынче – только бы в горнице за самоваром горячим сидеть. Мигом сготовлю”.
Какой там чай! Только бы осмотреться. Охватить все сразу… Самовары прямо в глаза пылают медью. Один – диковинный. Времен Петра. В подарок мормонам поднесен был. Табак возили на Русь тогда… Узорчатое цветное стекло, букеты бессмертников, репродукции, портреты и вполстены собрание медных, серебряных, эмалевых, маврикийского дуба крестов от четвертого по восемнадцатый век. У каждого свое назначение, свое прошедшее. И книги, книги… На полках вдоль стен, на диванах, на столах. Вот огромная с застежками – Первопечатный Апостол Ивана Федорова. На полях страниц рукописные пометки неизвестного сторонника (современника?!) Бориса Годунова. А эта – Острожская Библия, а эта – еще огромней – Триодь Постная…».
Увы, увидеть эту уникальную коллекцию уже больше никому не придется. После смерти Софронова она была разграблена. И, к сожалению, ни одной выставки этого величайшего русского иконописца XX века, признанного во всем мире, в России так до сих пор и не провели.
Специально для «Столетия»
Статья опубликована в рамках социально значимого проекта «Россия и Революция. 1917 – 2017» с использованием средств государственной поддержки, выделенных в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 08.12.2016 № 96/68-3 и на основании конкурса, проведённого Общероссийской общественной организацией «Российский союз ректоров».
ЖИТИЕ ИКОНОПИСЦА ПИМЕНА
Он родился в Эстонии, умер в Америке. Его имя принадлежит всему миру
Справка о П.М.Софронове
Причудский художник-иконописец Пимен Максимович Софронов – один из самых ярких учеников иконописца Г. Фролова - родился 9 сентября 1898 года в деревне Тихотка (сейчас Тихеда, Муствеэская волость). Умер в 1973 году в г. Миллвилл (штат Нью-Джерси, США). Его имя записано золотыми буквами на алтаре мировой культуры. За долгие годы творческой и духовной деятельности он объехал много стран и всюду писал и реставрировал иконы, создавал иконописные школы: Рига, Югославия, Париж, Ватикан, Нью-Йорк, Трентон, Бруклин, Сиракузы. За свой труд был удостоен многих высоких наград, среди них – греческий орден Святого Дионисия, награждение которым сопровождается возведением во дворянство. В 1930-х и 1940-х годах читал лекции в Бельгии и Праге, а также создал иконописные работы для короля Югославии Александра I и папы Пия XI в Риме. После Второй мировой войны Софронов был приглашен в Америку, чтобы преподавать иконопись. В 1950-60-х годах писал иконы и фрески для православных и старообрядческих церквей на всей территории Соединенных Штатов. Похоронен на старообрядческом кладбище г. Миллвилл (США).
О старообрядческом иконописце Гаврииле Фролове хорошо знают и в Эстонии, и за её пределами. Он построил в причудской деревне Рая федосеевский храм, при храме основал иконописную школу. Сегодня туда, как в музей, ходят туристы и высокопоставленные гости из разных стран. Восхищаются иконами, обрядами, старинными книгами. Однако за мощной фигурой Фролова, как иконописца и одного из последних истинных поборников старой древлеправославной веры, лишь иногда скромными штрихами вырисовывается имя не менее, а по свидетельству документов и более известного в мире художника-иконописца, одного из самых талантливых учеников Фролова - Пимена Софронова.
Упоминания о нем в прессе в последние десятилетия были лишь эпизодическими, основанными на пересказе известных фактов. А ведь за годы своей полувековой деятельности Софронов объехал много стран и всюду писал и реставрировал иконы, создавал иконописные школы: Латвия, Сербия, Черногория, Греция, Франция, Ватикан, Италия, Америка. Более 50 его работ находятся на хранении в Ватикане. Вечным памятником рабу Божию Пимену остались написанные им лики святых на иконах в храмах Причудья, Латвии и многих других стран на разных континентах.
Получив всемирное признание еще при жизни, П.М. Софронов долго оставался в безвестности на своей родине – в Эстонии, в деревне Тихотке (ныне – Тихеда), что приютилась на берегу Чудского озера. Но его друзья и ближайшие родственники, с которыми он поддерживал связь до конца своих дней, бережно хранили память о нем - письма, газетные вырезки, небольшие иконы. 20 лет назад, 13 сентября 1998 года, в день 100-летия со дня рождения иконописца, на родовом доме Софроновых в деревне Тихотке, где родился и вырос Пимен Максимович, была установлена мемориальная плита с лаконичной надписью: «Родился в Эстонии, умер в Америке». Так его имя возвратилось на родину…
Однако задача увековечения памяти великого земляка пока остаётся незавершенной. Двадцать лет назад автором данной статьи было высказано предложение не только установить памятную плиту, но и создать музей П.М. Софронова, а также написать книгу о его творчестве. Мемориальная доска на доме Софроновых была установлена. А начало музею П.М. Софронова тогда же положила его внучатая племянница Нина Леонтьевна Хейнла, которая передала тогдашнему старейшине волости Казепяэ Анатолию Быстрову символический музейный экспонат - дугу из лошадиной упряжки, которой пользовались предки Софронова. Дугу передала, а надо было бы еще и…оглобли, чтобы местные деятели смогли «вытащить воз» из истории и сохранить для потомков наследие великого иконописца.
За 20 лет музей не был создан. Но, к счастью, имя Пимена Максимовича Софронова не было забыто, уже в наши дни к нему вновь возвращаются люди, желающие увековечить память иконописца созданием комнаты-музея в бывшей Тихедаской начальной школе. Своего звездного часа ждёт и книга о знаменитом иконописце, которую дополнят семейные архивы Нины Хейнла и других потомков Пимена Софронова, М.Т.Фирсовой, Т.Ф. Мурниковой и другие материалы, собранные автором за эти годы.
Чтобы восстановить в памяти светлый образ нашего земляка, прикоснуться к прожитому им периоду жизни, мы публикуем отрывок из документальной повести Фёдора Маспанова «Житие иконописца Пимена» – два письма современников Софронова с воспоминаниями из Америки.
В ГОСТЯХ У СОФРОНОВА
(Из воспоминаний В. Шаталова)
«Миллвилл. Тихая улочка. Небольшой дощатый домик. Дворик с порыжевшей травой, с вдавленной шинами дорожкой. Застекленная веранда, и в дверях сам хозяин – Пимен Максимович Софронов – иконник из Причудья. «Наконец-то, заждался. Заходите. Погода нынче – только бы в горнице за самоваром горячим сидеть. Мигом сготовлю».
Какой там чай! Только бы осмотреться. Охватить все сразу… Самовары прямо в глаза пылают медью. Один – так диковинный. Времен Петра. В подарок мормонам поднесен был. Табак возили на Русь тогда… Узорчатое цветное стекло, букеты бессмертников, репродукции, портреты и вполстены собрание медных, серебряных, эмалевых, маврикийского дуба крестов от четвертого по восемнадцатый век. У каждого свое назначение, свое прошедшее. И книги, книги… На полках вдоль стен, на диванах, на столах. Вот огромная с застежками – Первопечатный Апостол Ивана Федорова. На полях страниц рукописные пометки неизвестного современника Бориса Годунова. А эта – Острожская Библия, а эта – еще огромней – Триодь Постная. Бережно листает Пимен Максимович и рассказывает тихо, с теплой застенчивостью, будто не книги это, а нечто живое, нечто от него самого.
Немало времени, немало испытаний легло в основу русских иконописных школ. Целые поколения искусников, приобщаясь с отрочества, из рода в род писали иконы на Руси. Труд их живет и поныне, представляя художественную ценность. Псковичи, новгородцы, рязанцы, тверцы, москвичи… Гонения, чужие влияния, забытие…
В тяжелой раме – «Умиление», яркое и строгое. Святость, всепрощение, тишина. Мягкие, «травные», переливающиеся оттенки «Нерукотворного образа». На глубокой киновари скорбная повесть «Усекновение головы Крестителя». Сияющее откровение «Господа Вседержителя». Суровый, доведенный почти до орнамента лик «Антония Египетского». Большие, маленькие, оконченные и начатые. Везде вдумчивость и неповторимость, убеждение и неразменность. Даже в здании, отвлеченном от иконописного, убежденность определяет «Идущая по воду». В красном платье – стройная женщина с ведрами на коромысле. Условный пейзаж. Необыкновенно просто, необыкновенно песенно, необыкновенно по-русски. От родной Тихотки…».
БЛАГОСТНАЯ ТИХОСТЬ
(Из дорожных впечатлений Ирины Сабуровой)
«Русские люди ленивы и нелюбопытны». Этот упрек не нов. Правильно было бы сказать – «нелюбознательны», хотя, конечно, не все. В первую очередь это относится ко мне. «Здесь живет много русских», – сказали мне в Нью-Джерси, где я побывала у друзей. Мне следовало бы спросить: «Кого вы знаете?» – хотя бы, но я этого не сделала.
В эту исключительно теплую зиму чудесные американские дороги совершенно сухи. Возвращаюсь с хозяином дома из поездки. (Имя этого человека не названо. Однако в своих заметках И.С. называет его другом, у которого за спиной долгая, тяжелая жизнь: мальчишкой – Белая армия, потом Югославия, без профессии, с семьей, потом Америка, изнуряющий труд, потеря здоровья, пенсия, рыбалка…- Ф.М.) «А вот здесь, неподалеку, живет один старик. Иконы у него, самовары, – говорит мой друг. – Не хотите заехать посмотреть?» «Неудобно беспокоить человека, если я ничего не собираюсь покупать», – отвечаю я. «Вот Ирина Игнатьевна не захотела поехать посмотреть иконы и самовары», – говорит он жене, когда мы вернулись домой. «К кому? К Софронову?»- спрашивает та, и я сразу вскакиваю с кресла, куда только что уселась. «Софронов? Тот самый??? Пимен Софронов? Да что вы… да я… да сию же минуту, если можно только…».
Поехали на следующий день. Подумать только, что если бы не случайно упомянутая фамилия, то я могла бы пропустить такую, может быть, единственную в жизни возможность!
…«Слава ваша велика есть», – говорю я, низко кланяясь невысокому старику с седой бородой, с молодыми голубыми глазами. Внимательные, пытливые, тихие и зоркие глаза, и есть в них что-то еще, что останавливает вдруг и осеняет – другого слова я не могу найти. У Николая Угодника, любимого моего святого, должны были быть такие. Благостные…
Среди всевозможных реликвий, на чем-то вроде щита, – греческий орден Св. Дионисия всех степеней, включая звезду, пожалованный греческим правительством Софронову за его работу по возрождению византийской живописи… Я не знаток икон, не художник. Судить об его искусстве не берусь – могу только поклониться ему. В церкви обмоленные иконы производят другое впечатление. Здесь – это дом с завешанными произведениями изумительного искусства стенами, и от них исходит тишина и умиротворенность, – восхищение ими уходит вглубь… «Надо бы каталог составить их, переписать все, – говорит он, – а времени нет, и некому помочь».
У меня не было времени посмотреть еще комнаты наверху и то, что в них, полюбоваться подольше. А для того, чтобы все это рассмотреть, снять, составить каталог этих книг и вещей, – надо не дни, а недели паломничества.
«Русские – народ ленивый и не… любознательный». И это упрек. Всем тем, кто мог бы это сделать. Пожертвовать своим временем и быть вознагражденным за это сторицей уже одним пребыванием в этом благостном доме, немногословным и насыщенным содержанием рассказом хозяина и теми произведениями его чудесного искусства и русских печатников и умельцев. И благодарностью тех, которые, как я, смогли бы только заглянуть, восхититься, поклониться и унести с собой незабываемое впечатление той благостной тихости, которая редко дается в жизни.
Земной поклон Пимену Софронову!».
… Жаль, но такой возможности действительно судьба больше не предоставит никому из нас. После кончины Пимена Максимовича его коллекция икон, книг, старинных рукописей, самоваров была разграблена. Сохранившаяся часть ценных реликвий перешла в собственность Миллвиллской старообрядческой общины, и, по некоторым сведениям, была продана. Мы не сможем воочию насладиться творчеством великого мастера в полном объеме. Но труд его, тихий благостный труд, на века остался запечатленным в ликах святых – на иконостасах причудских, рижских, греческих, сербских, американских старообрядческих и православных храмов, где в посте и молитве славил имя Господне Пимен Софронов.
В настоящее время в Муствеэской волости подготовлен и одобрен проект строительства в деревне Тихеда Музейного комплекса, в который будет входить и Музей П.М.Софронова.
Мы наводим мосты с теми краями, где жил и творил самый влиятельный иконописец русской эмиграции начала-середины прошлого века. В этом году в Тихеда и Муствеэ уже побывали жители Америки – прихожане церкви города Си-Клифф, где Пимен Софронов писал иконы. Уже собран некоторый материал о пребывании Софронова в Сербии. Работа над книгой «Жития..» продолжается. Память своего великого земляка мы почтим и книгой, и созданием музея, в котором будет представлена коллекция его вещей, писем и икон, чудом сохранившихся до наших дней.
О том, как будут проходить работы по созданию музея, о «новых», возрождённых из забытия страницах жизни П.М.Софронова мы расскажем вам в следующих выпусках газеты.
Фёдор Маспанов,
Тихеда-Муствеэ
На снимках:
иконописец Пимен Софронов; мемориальная доска на доме Софроновых в Тихеда.
Фото автора и из архива
@ Использование данного материала в полном или частичном объёме возможно только с письменного согласия автора и по согласованию с редакцией газеты « Peipsirannik /Чудское побережье».
ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЯМ
Материал подготовлен при поддержке Муствеэского Волостного правления.
9.09.1898 (дер. Тихотка Псковской губ., ныне Эстония) - 16.05.1973 (Мелвилл, Лонг-Айленд, США). Иконописец. Из семьи крестьян-старообрядцев поморского согласия. В 12 лет поступил в иконописную мастерскую Г. Е. Фролова при старообрядческой молельне в деревне Раюши на Чудском озере. Пробыл при учителе 17 лет, считался его лучшим учеником. Участвовал в росписи храма в Раюшах. В 1928-31 работал в Риге в собственной мастерской при старообрядческом обществе «Гребенщиковское училище». Вел уроки иконописи в Кружке ревнителей русской старины, возглавлявшемся старообрядцем И. Н. Заволоко. На выставке кружка (1929) была показана его большая икона «Нерукотворный образ» и другие работы. Эпизодически обращался к светской живописи, исполнил портреты А. С. Пушкина и И. А. Крылова. В 1931 по приглашению парижского общества «Икона» принял участие в работе Международного съезда ученых-иконописцев. Реставрировал старинные иконы в католическом монастыре в Амэ близ Намюра (Бельгия), написал икону Богоматери. В 1932 по приглашению Семинара им. Н. П. Кондакова приехал в Прагу для организации курсов иконописи. Переехал в Париж, вместе с П. А. Федоровым, Г. В. Морозовым и другими участвовал в создании иконописной артели при обществе «Икона». Весной 1934 по приглашению короля Александра I приехал в Югославию для росписи дворцовой церкви и возглавил созданную при содействии Синода Сербской православной церкви трехгодичную иконописную школу в монастыре в Раковицах. Школа работала с 1934 по 1937; в ней прошли подготовку около 20 учеников, в том числе будущие иерархи Русской зарубежной церкви епископ Иоанн Эстонский и митрополит Антоний (Барташевнч) Женевский и Западно-Европейский. В 1937-39 жил в Белграде. Писал иконы по заказам Церкви и частных лиц. В мае 1939 приехал в Ватикан для участия во Всемирной выставке христианского искусства. Написал более 50 икон для пятиярусного иконостаса храма, предназначенного для православных служб. Несколько лет работал в Риме как иконописец и реставратор. В 1941 провел персональную выставку в Восточном институте Ватикана; работы с нее были приобретены музеями Ватикана. В 1947 переехал в США и поселился в Мелвилле на Лонг-Айленде. Писал иконы, расписывал церкви в Мелвилле, Ансонии, Бруклине, Вайнланде, Си-Клиффе, Сиракьюсе, Трентоне. Провел несколько персональных выставок, в том числе в СанФранциско (1966) и Лос-Анджелесе (1967), выступал с лекциями по вопросам иконописи. В 1968 побывал в СССР, посетил Москву, Ленинград, Ригу и Таллин. Собирал старописные и старопечатные книги, старинные бронзовые кресты. В последние месяцы жизни работал над миниатюрным портретом протопопа Аввакума для его «Жития». Готовил книгу о своем творчестве. Похоронен в Мелвилле, близ расписанного им старообрядческого храма св. Николы.