Меняется ли вид homo sapiens? Терроризм и демографический дисбаланс. Гость Радио Свобода – демограф Анатолий Вишневский

Сергей Медведев: Сегодня у нас в гостях сегодня Анатолий Вишневский , директор , профессор ВШЭ. Анатолий Григорьевич получил премию Гайдара 2015 года за вклад в область экономики. Поскольку у нас завершающие эфиры года, я думаю, самое время подумать о глобальных темах, о человечестве и, в том числе, о том, насколько меняется человеческий вид в связи с тем, как мы размножаемся, и каковы демографические перспективы человечества. Это, собственно, то, чем занимается Анатолий Григорьевич, его книги об этом, его последняя статья об этом – о демографической революции, о том, меняется ли вид "хомо сапиенс" . Хочу начать с этого словосочетания – "демографическая революция". Не слишком ли смело говорить, что сейчас происходит революция?

Анатолий Вишневский: Это, может быть, даже недостаточно смело. Просто сам факт этой революции был осознан сравнительно поздно, об этом начали говорить только в начале ХХ века. Долгое время, когда пути мира были определены такими событиями, как Великая Французская революция или промышленная революция в Англии , казалось странным говорить об этом, как о революции. То, что происходило в демографической области, казалось чем-то значительно менее важным. Постепенно стали осознавать важность этих перемен.

Сам факт демографической революции был осознан сравнительно поздно, об этом начали говорить только в начале ХХ века

Но я сейчас склонен думать, что такая революция не только сопоставима с этими великими революциями нового времени, но даже, может быть, важнее их, хотя она связана с ними. Она развернулась несколько позднее, но зато дошла до очень большой глубины, затронула именно самые сущностные стороны существования человечества.

Сергей Медведев: Она затрагивает вид "хомо сапиенс"?

Анатолий Вишневский: Она не затрагивает вид в биологическом смысле, вид остается тем же. Дело в том, что у всех видов есть такая черта, как репродуктивная стратегия, и она не меняется на протяжении существования вида. Репродуктивная стратегия, конечно, была у человечества. Я думаю, это впервые в истории какого бы то ни было вида: при том, что люди остаются теми же, на индивидуальном уровне ничего не меняется, на популяционном уровне стратегия размножения и репродуктивная стратегия вида меняется очень сильно.

Сергей Медведев: В чем суть этой революции?

Впервые в истории жизни смертность утратила свою роль контролера, главного регулятора численности популяции

Анатолий Вишневский: Впервые в истории жизни смертность утратила свою роль контролера, главного регулятора численности популяции. Смертность всегда, везде, начиная от простейших и кончая человеком, была главным регулятором численности населения. Механизмы разные, процессы разные, могут быть большие колебания (у человека они значительно меньше, хотя тоже есть) динамики численности популяции, взаимодействия внутри экосистемы всегда различных видов и, соответственно, это влияет на динамику популяции. У человека на протяжении всей истории была эта черта. Конечно, он зависел от внешней среды, от разных регулирующих внешних факторов меньше, чем любой вид животных, тем не менее, регулятором численности популяции и динамики численности популяции всегда была высокая смертность.

Сергей Медведев: Человек по-прежнему смертен, или речь идет об отодвигании этой границы?

Анатолий Вишневский: Он смертен. В Библии сказано, что Господь установил срок жизни человека 120 лет, но этот срок никогда не реализовывался. Отдельный человек, наверное, способен был дожить и до этого возраста, такие случаи бывали в прошлом, но большинство людей умирали раньше, очень большая часть – в младенчестве, до достижения возраста одного года.

В Библии сказано, что Господь установил срок жизни человека 120 лет, но этот срок никогда не реализовывался

В среднем на тысячу родившихся или сто тысяч родившихся с учетом смертности во всех возрастах продолжительность жизни редко превышала 35 лет на протяжении истории, а бывало и ниже. В России в конце XIX – начале ХХ века ожидаемая продолжительность жизни была 32 года. Сейчас вы такое не найдете нигде. Это было как раз на протяжении всей истории.

Сергей Медведев: Наверное, был сильный разрыв между городом и деревней?

Анатолий Вишневский: Нет. Во-первых, тогда в России было очень мало городского населения, всего 15%, и это были очень условные города. А главное, что не в этом дело. Высокая смертность была у всех: и у аристократов, и у богатых, и у буржуазии, и у крестьян, особенно детская (это довольно подробно изучалось в Европе). Бывали, допустим, такие подъемы смертности, как знаменитый "черный смерч", чума XIV века, она никого не пощадила. Мы знаем имена властителей, которые погибли от чумы.

Сергей Медведев: В чем главная причина революции – это успехи медицины?

Высокая смертность была у всех: и у аристократов, и у богатых, и у буржуазии, и у крестьян, особенно детская

Анатолий Вишневский: Массовые эпидемии отступили несколько раньше. Это, может быть, не до конца понятно. К XVIII веку в Европе были разные причины: эпидемии, голодовки, потому что бывали неурожаи, не было способов доставки продовольствия, плюс войны. Всадники Апокалипсиса, о которых тоже сказано в Библии (я всегда показываю студентам картину Дюрера) – это война, голод и чума. Вот это все отступило несколько раньше. Появились представления о карантине. Тем не менее, в XIX веке были эпидемии холеры. В России, в том числе, было несколько волн холеры.

Сергей Медведев: Можно вспомнить "испанку" после Первой мировой войны.

Всадники Апокалипсиса, о которых сказано в Библии – это война, голод и чума

Анатолий Вишневский: Начиная с открытия Эдварда Дженнера в конце XVIII века, когда он изобрел вакцинацию оспы, появился новый путь. Дело не в том, что он научился делать вакцину против оспы, а в том, что он в принципе открыл новый путь, который потом получил развитие в трудах Луи Пастера и других бактериологов, микробиологов. До появления антибиотиков в середине ХХ века огромный путь был проделан именно медициной. Но дело не только в медицине, дело в здравоохранении в широком смысле слова, в каких-то представлениях о гигиене, в том числе, о гигиене населенных пунктов.

Сергей Медведев: Это все шаги модернизации. В какой степени все это коснулось золотого миллиарда человечества , в какой степени – всех остальных?

Анатолий Вишневский

Анатолий Вишневский: Сначала это коснулось, конечно, "золотого миллиарда, но тоже не сразу, потому что Россия, например, только в ХХ веке дошла до этого, а еще в начале ХХ века она была в этом смысле очень отсталой. Но тогда все-таки не были сделаны решительные шаги. Первая половина ХХ века – к этому времени уже произошел так называемый эпидемиологический переход, когда после войны, уже, по сути, к 1960-м годам инфекционные болезни, как наиболее страшная угроза здоровью и жизни человека, уже были поставлены под контроль. В этот период наступил новый этап, когда стали бороться и поняли, что на первый план вышла борьба с неинфекционными заболеваниями, но это уже отдельная проблема, которая, кстати, очень плохо решается в России. А для вопроса, о котором мы говорим сейчас, важно то, что произошло в первой половине века, потому что тогда очень сильно снизилась детская смертность. Сейчас можно говорить, что дети уже почти перестали умирать.

Сергей Медведев: Происходит то, что демографы называют r-стратегия и k-стратегия . Когда мы переходим к k-стратегии, надо меньше рожать детей.

На первый план вышла борьба с неинфекционными заболеваниями, но это уже отдельная проблема, которая, кстати, очень плохо решается в России

Анатолий Вишневский: К-стратегия и r-стратегия различаются тем, что при r-стратегии они производят бесчисленное количество потомства, которое почти все погибает, а численность популяции практически не меняется.

Сергей Медведев: То есть выживает какой-то статистический минимум.

Анатолий Вишневский: В природе все очень хорошо приспособлено. По мере продвижения по эволюционной лестнице нарастают элементы k-стратегии, то есть рожают меньше,и погибает меньше.

Сергей Медведев: Это у всех видов или только у человеческого?

Анатолий Вишневский: Это у всех видов. Есть басня Эзопа , в которой лесные звери упрекают львицу в том, что она рожает всего одного львенка, а она им на это отвечает: "Зато я рожаю льва". Примерно эта логика… Стратегия размножения человека по сравнению с животными – это уже сильно продвинутая k-стратегия. Но здесь мы приходим к триумфу стратегии, когда дети вообще практически не умирают. Если в XIX веке в России умирали до одного года 300 детей из каждой тысячи родившихся, то сейчас у нас умирает 7, и мы считаем, что это высокий уровень, но есть страны, где умирают 2-3.

Сергей Медведев: Это тоже очень интересно социологически – посмотреть отношение к ребенку в истории. Раньше считалось, что он почти неминуемо умрет, и только с десяти лет к нему начинали серьезно относиться.

Анатолий Вишневский: Не полагалось особенно переживать по этому поводу. В екатерининские времена был такой известный мемуарист Андрей Болотов. Он пишет, что у него умер первенец, жена плакала, "я тоже уронил несколько слез по поводу этого несчастья, если это несчастьем посчитать можно". Вот логика. Конечно, сейчас совсем другое отношение.

Раньше считалось, что ребенок почти неминуемо умрет, и только с десяти лет к нему начинали серьезно относиться

Сергей Медведев: Кроме того, происходят же большие социальные сдвиги…

Анатолий Вишневский: Когда снизилась смертность, это сильно нарушило равновесие, которое всегда существовало между рождаемостью и смертностью. Если бы рождаемость сохранялась на том же уровне, на каком она была всегда, на который ориентировали все нормы культуры, религиозные заповеди и так далее, то начался бы стремительный рост населения. Он даже немного начался в Европе. Но поскольку в Европе происходило постепенное снижение смертности и снижение рождаемости, то демографический взрыв, хотя и был в XIX веке в Европе, но он был небольшим, и частично он был смикширован эмиграцией в Америку.

Сергей Медведев: А вот здесь неизбежный вопрос – эффекты миграции. В развитых странах Запада происходит, с одной стороны, старение общества, сдвиг демографической пирамиды в сторону более старого общества, а с другой стороны, огромный наплыв мигрантов, который можно сравнить с великим переселением народов. Ведь никогда же прежде границы Запада не были так открыты, как мы наблюдаем это в 2015 году на примере наплыва сирийских, афганских беженцев. Что будет с европейской демографией?

Когда снизилась смертность, это сильно нарушило равновесие, которое всегда существовало между рождаемостью и смертностью

Анатолий Вишневский: Миграция – это хороший вопрос. Но тут надо понимать, что миграция всегда сопровождала человечество, была частью истории. Расселение населения по нашей планете – это результат миграции за много тысячелетий. В то же время, миграция – это один из механизмов регулирования численности популяции наряду со смертностью. Если население по каким-то причинам размножалось слишком быстро, то часть населения мигрировала. Это, кстати, есть и в животном мире, там тоже существуют элементы миграции, и они даже очень развиты. Европа воспользовалась этим клапаном, когда в XIX веке была значительная миграция, десятки миллионов людей мигрировали в Соединенные Штаты, Южную Америку, Канаду, Новую Зеландию, Австралию и так далее.

Но это все другие масштабы. Сейчас происходит демографический взрыв, который стал следствием того, что именно смертность после Второй мировой войны очень быстро снизилась во всех развивающихся странах, потому что туда были перенесены уже готовыми средства борьбы со смертью. Если Европа 150 лет накапливала медицинские мощности, то все это было очень быстро перенесено в третий мир. Но они не успели так же точно прореагировать в смысле рождаемости, воспринять это.

Сергей Медведев: Мы живем в неких пока что еще замкнутых системах. Большие города, национальные государства. Франция, Германия сейчас принимают сирийских беженцев, Россия принимает большое количество мигрантов из Таджикистана, из Средней Азии. Но ведь они же на другой стадии демографического перехода и рождаемости. У них старики живут дольше, но при этом они имеют по 11 детей.

Уже сейчас на Земле живут больше 7 миллиардов человек, а во времена моего детства было еще 2,5. То есть на протяжении одного поколения произошел такой огромный прирост!

Анатолий Вишневский: В этом вся проблема – там сохраняется высокая рождаемость. Тем не менее, уже сейчас на Земле живут больше 7 миллиардов человек, а во времена моего детства было еще 2,5. То есть на протяжении одного поколения произошел такой огромный прирост! Все развитые страны испытывают огромное миграционное, демографическое давление развивающегося мира, потому что здесь примерно миллиард, а там 6 миллиардов.

Сергей Медведев: И что делать?

Анатолий Вишневский: Это очень непростой вопрос, и однозначного ответа на него ни у кого нет. Та позиция, в которую верят политики развитых стран, население, общественное мнение, не соответствует реальностям. Можно понять нежелание немцев, французов, русских принимать мигрантов, но трудно понять, какой смысл в этом нежелании, если давление идет с той стороны, а миграция – двусторонний процесс, и одна сторона здесь не может решать. Как будут развиваться события – это сказать очень сложно. Мне кажется, что проблема гораздо сложнее и опаснее, чем она воспринимается.

Сергей Медведев: Франция приняла семью мигрантов из Сирии, Россия приняла семью мигрантов из Таджикистана, они получили доступ к нашим общим ресурсам, к лучшему здравоохранению, к тому, что рожденные дети гарантированно будут жить, но при этом русские семьи будут по-прежнему рожать в среднем от одного до полутора детей, а они – 7-8 детей.

По прогнозам к концу века на Земле будут жить порядка 11 миллиардов человек, а в "золотом миллиарде" и будет тот же миллиард

Анатолий Вишневский: Уже изучено и много раз доказано, что мигранты, которые приезжают из стран с высокой рождаемостью… Там тоже снижается рождаемость, но мигранты адаптируются и переходят на нормы. В первом поколении и то уже не так, а затем они сравниваются. Здесь нет опасности, это не главное, главное – уже накопившаяся и растущая масса населения развивающегося мира. По прогнозам к концу века на Земле будут жить порядка 11 миллиардов человек, а в "золотом миллиарде" и будет тот же миллиард. Поэтому на каждого жителя развитых стран будет приходиться 10 жителей развивающихся. Трудно предположить, что все мы будем жить мирно, что мы огородимся (тем более, что сейчас нельзя огородиться). Одно дело – огородиться в XVII веке (вестфальская система), а другое – сейчас, когда глобализация, современный транспорт, средства коммуникации, все проницаемо, и отгородиться нельзя. Поэтому я и сказал с самого начала, что масштабы этой революции и ее последствия недооценены. Никто не думает в достаточных масштабах о том, что делать, как будут развиваться события.

Сергей Медведев: Есть еще один аспект этого. Я думаю о тех местах, которые сейчас являются производителями терроризма. В какой степени нынешний терроризм и вообще культура насилия являются последствием определенного демографического дисбаланса? Скажем, Пакистан, страны арабского Востока, исламский мир в целом – ведь там огромное количество молодых неженатых мужчин, которые к тому же не будут иметь возможности жениться, потому что там очень сильные культурные ограничения по калыму и так далее. Просто накапливается огромный, совершенно никак не могущий реализоваться, молодой мужской демографический потенциал, который не может даже конвертироваться в семьи.

Недовольство принимает разные формы, в том числе и экстремистского толка

Анатолий Вишневский: Вы совершенно правы. Прежде всего, надо сказать, что самый рост – очень быстрый, необычный, такого роста никогда не было, и он создает очень большие напряжения во всех этих странах – это бедные страны, огромная нагрузка на ресурсы. Это порождает массу напряжения, массу недовольства. Недовольство принимает разные формы, в том числе, как всегда бывает, экстремистского толка, радикализм – уже от самой массы чрезмерного перенаполнения, перенаселения. Но еще надо добавить, что так устроен процесс, когда рождаемость высокая, а смертность низкая, – очень быстро увеличивается доля молодежи, и население во всех этих странах очень молодо.

Есть такой показатель – медианный возраст населения . Это возраст, который делит все население на две части: половина моложе по возрасту, половина – старше. В России этот возраст порядка 39 лет: половина населения моложе 39 лет, половина – старше. Где-нибудь в Сирии это 20 лет: половина населения моложе 20 лет, в том числе огромное количество молодых мужчин и подростков, которые очень восприимчивы ко всем радикальным идеям именно потому, что это накладывается на их неудовлетворенность собственной жизнью. То есть это внутреннее. А Африке это сплошь и рядом, бывает, что медианный возраст – 16-17 лет. Половина населения – это, по сути, дети. Но они должны как-то жить, они испытывают голод, бедность, невозможность учиться и так далее. Конечно, нарастает недовольство, и оно может иметь разные выходы. Безусловно, возможен радикализм разной формы, он необязательно может быть исламским, он может быть марксистским или каким-то еще – необязательно религиозным, он может пойти за какими-то социальными теориями.

Сергей Медведев: Взять Латинскую Америку, все эти марксистские секты…

Безусловно, возможен радикализм разной формы, он необязательно может быть исламским, он может быть марксистским или каким-то еще

Анатолий Вишневский: Формы, которые принимает радикализм – это уже второй вопрос, но, так или иначе, радикализм поднимается. Это молодежь, которой очень легко манипулировать, потому что сознание 17-18-летнего молодого человека не защищено от пропаганды всяких вещей, особенно кажущихся привлекательными. Безусловно, это служит топливом…

Сергей Медведев: Здесь мы видим один из корней "Исламского государства" , запрещенного в России.

Анатолий Вишневский: Безусловно. В Нигерии население еще моложе, и рост численности невероятно быстрый. Население Нигерии уже сейчас близко к населению России, а несколько десятков лет назад она и сравниться не могла с Россией.

Сергей Медведев: Что в плане демографии в ближайшие десятилетия ждет население России? То же самое замещение мигрантами?

России нужно было бы больше населения по ее территории и с учетом того, что ее окружают огромные населенные страны

Анатолий Вишневский: Это не замещение, а, я бы сказал, пополнение мигрантами. Это неизбежно, в первую очередь, в силу давления. Конечно, есть наши собственные проблемы. Это же не новость. Сейчас говорят – "Новороссия", вкладывают в это какие-то разные смыслы. Кто заселял "Новороссию"? Немцы, сербы, болгары, которых приглашала Екатерина, приглашали русские цари, потому что не было населения. Почему немцы оказались в Поволжье? Не хватало населения именно для освоения, колонизации Поволжья. У нас Сибирь пустая. Так что есть и российские потребности.

Но главное – это давление. Я не хочу пророчествовать и ничего предсказывать, это давление извне может принимать самые разные формы. Ведь те крупные миграции, о которых мы знаем из истории, это всегда были какие-то военные нашествия, типа великого переселения народов, несколько волн военных нашествий, которые буквально все разрушили, а потом они влились в население Европы.

Сергей Медведев: Население России, видимо, останется на этом уровне? Или будет расти за счет притока мигрантов?

Анатолий Вишневский: Трудно сказать, многое зависит от политики. России нужно было бы больше населения по ее территории и с учетом того, что ее окружают огромные населенные страны.

Сергей Медведев: Это вопрос политиков, вопрос будущего, вопрос футурологов.

"Демографический переход", т.е., другими словами, переход от взрывного роста населения к стабильности, тесно связан с экономическим и социальным развитием. Это объясняет то, что такой переход сначала произошел на Западе - в колыбелн индустриальной революции. В третьем мире мальтузианские механизмы периодически прерывали рост населения. Мальтус разделял превентивные механизмы, сокращавшие рождаемость, и репрессивные, увеличивавшие смертность. Человек или естественные факторы могли влиять на два этих элемента. В моральном принуждении Мальтус видел третий тип механизма: молодые пары, решившие жениться и иметь детей, должны располагать достаточными средствами для этого.
В XX в. и в частности по окончании второй мировой войны экономическое развитие "третьего мира" привело к значительному замедлению смертности, не сопровождавшееся, однако, снижением темпов рождаемости. Еще в большей степени, чем на Западе, демографическая революция привела в этих странах к разрушению традиционных механизмов поддержки демографического равновесия. Результатом этого стал беспрецедентный демографический взрыв. По данным, приведенным в табл. 7, мы можем наблюдать темпы роста населения развивающихся государств. Безусловно, демографический взрыв охватил все государства "третьего мира", но в наибольшей степени это относилось к регионам Латинской Америки и Азии. В семи странах этих двух континентов (Индии, Бангладеше, Индонезии, Пакистане, Бразилии, Мексике и Китае) сосредоточилось примерно 60% населения развивающихся стран - порядка 2 млн человек. Это быстрое развитие продолжалось некоторое время в развивающихся странах с учетом того, что население возрастает еще в период 50-60-х годов с момента, когда темпы роста рождаемости падают к отметке, равной двум, т.е. уровню поддержки численного равновесия населения *. Как показывает таблица, большинство развивающихся стран были еще далеки от этого равновесия.
"Третий мир" быстро перенял западные стандарты применительно к процессу сокращения смертности, но отнюдь не к снижению рождаемости. И именно это обстоятельство стало основной проблемой.
Можно обеспечить сравнительно быстро медицинское обслуживание, располагая немногочисленной группой высококвалифицированных специалистов. Совсем не обязательно, чтобы в этом активно участвовало все население: чтобы система работала эффективно, достаточно молчаливого согласия на уменьшение страданий, причиняемых болезнями. Так, сегодня некоторые развивающиеся страны с относительно молодым населением имеют темпы смертности ниже некоторых развитых стран *. Кроме того, из-за относительно недавнего бурного прогресса медицины ее влияние на рост населения в странах "третьего мира" было более значительным по сравнению с развитием сегодняшних развитых индустриальных стран в XIX в. Европе понадобилось 150 лет, чтобы продолжительность жизни увеличилась с 30 до 60 лет. В более молодых развивающихся странах - менее 50й. В то время как экономическая ситуация (точнее говоря, питание и отопление) сыграла основную роль в развитии демографической ситуации в Европе, это было вовсе не так в странах "третьего мира". Этим объясняется тот факт, что средняя продолжительность жизни в Латинской Америке в 1970 г. сравнялась с европейской накануне второй мировой войны. Однако уровень жизни первой был примерно наполовину ниже европейского в 30-х годах. В 1970 г. средняя продолжительность жизни в Азии была сопоставимой с европейской в 1938 г., но уровень был в 5 раз ниже западноевропейского 1900 г.12
65
3 Герман Ван дер Bee
Гораздо труднее было ограничить рождаемость. Для этого, в первую очередь, было необходимо рассчитывать на поддержку населения. Однако социокультурные условия часто не предоставляли такой возможности. Постоянно воспроизводилась и даже прогрессировала первая фаза демографической европейской революции: падение смертности сопровождалось ростом рождаемости. Запреты в виде племенных табу исчерпали свое влияние. Более того, в городах женщины работали вдали от своего очага. Они очень быстро переставали кормить грудью ребенка, что создавало возможность для беременности13. Другие же обычаи продолжали сохранять свое влияние. Не могло быть и речи об абортах, стерилизации и контрацепции, так как это ставило под вопрос в этих обществах сам смысл существования женщины. Экономическое влияние было также весьма неблагоприятным. В аграрных зонах демографический пресс вызвал массовый исход в города. Многие покидали сельскую местность, надеясь избавиться от нищеты и ожидая более высоких заработков в городе. Развитие системы обучения и увеличение доходов привели к быстрому изменению менталитета. Родители начинали понимать, что ограничение их семьи скажется на улучшении ее финансового положения, что, в свою очередь, облегчит будущее самих детей.
Современная статистика фиксирует искривление структуры населения, обусловленное развитием в "третьем мире" первой фазы демографической революции. Уровень смертности упал в 1978 г. до 12 человек на тысячу жителей, в то время как в развитых странах это соотношение колебалось вокруг значения 9 к 1000. Темпы рождаемости удерживались в развивающихся странах на очень высоком уровне: в период между 1960 и 1965 гг. на 1000 жителей приходилось 42 новорожденных против 20 на тысячу - в развитых странах. Последняя цифра еще отражала и тот демографический взрыв, который произошел на Западе после второй мировой войны. Кроме этого, уровень рождаемости в развивающихся странах заметно превышал тот, который был характерен для Западной Европы в XIX в.14
Начиная с 70-х годов в нескольких регионах "третьего мира" было зарегистрировано снижение темпов рождаемости. А в некоторых из них это снйжение даже ускорилось. В какой-то степени это было связано с тем обстоятельством, что девушки в возрасте от 15 до 24 лет стали позже выходить замуж15. Однако главной причиной стало внедрение под влиянием правительства идей планирования семьи. Правительства облегчили доступ к контрацептивным средствам, проводили информационные кампании, склоняя людей к стерилизации, разрешили аборты. Увеличение доходов и распространение образования также внесли свой вклад в общий успех семейного планирования. Как мы уже отметили, понадобилось более 50 лет, чтобы развивающиеся страны смогли обуздать увеличение темпов рождаемости и приостановить рост населения.
Между тем быстрое увеличение численности населения "третьего мира" отрицательно повлияло на мировую экономику. Самым значительным среди прочих факторов оказался постоянный рост городского населения. Особенно быстро он развивался с 50-х годов в Азии и Латинской Америке. По прогнозам, к 2000 г. около 75% населения Латинской Америки будет проживать в городах16. Феномен урбанизации в "третьем мире" разительно отличался от того, который знал Запад в XVIII и XIX вв., так как не сопровождался революционным процессом в аграрной сфере. Наоборот, в достаточно короткое время городское население развивающихся стран очутилось в ситуации, когда последние вынуждены были закупать продовольствие у развитых государств. Однако для этого должны были выполняться два условия. Первое: производительность сельского хозяйства в западных странах должна была постоянно увеличиваться. Второе: растущее население городов стран "третьего мира" должно было, в свою очередь, производить продукцию, способную найти спрос на мировом рынке. Эти условия трудновыполнимы, если учесть перемены в менталитете и в социальных структурах государств как Севера, так и Юга.
Было также еще одно неблагоприятное обстоятельство, связанное с демографическим ростом. Чтобы поддерживать качество рабочей силы на приемлемом уровне, необходимо было вкладывать значительные средства (как государственные, так и частные) в развитие образования, медицинское обслуживание, расширение действенной инфраструктуры и строительство нового жилья. Однако в условиях такого роста населения возможно было лишь поддерживать на прежнем уровне инфраструктуру и обеспечение капиталом на одного занятого. Инвестирование ограничивалось лишь так называемым "расширением капитала", когда дополнительно принятые на работу могли обеспечиваться только уже существовавшими уровнями капитала и инфраструктуры. Не происходило, таким образом, "углубления капитала", т.е. увеличение капитала и инфраструктурного обеспечения в расчете на одного занятого 17. Этот феномен имел серьезные последствия. Пропасть, разделявшая бедные и богатые страны, не сокращалась. Развитые страны имели возможность концентрировать усилия на вложении новых средств в "углубление капитала". Благодаря инновациям и увеличению производительности они могли умножать свои доходы. Напротив, большинство развивающихся стран должны были довольствоваться существовавшей ранее долей капитала на одного работающего, без какой бы то ни было возможности поднять уровень доходов. В этих условиях увеличение численности неработающих приводило к сокращению общего дохода на душу населения,
В действительности та упрощенная схема, которую мы представили выше, редко выполнялась полностью. Обычно часть сбережений служила не только в целях развития современных, уже действовавших секторов экономики, но и интенсифицировала ее. Конечно, инвестиции позволяли современным отраслям динамично развиваться, но во многом это происходило в ущерб традиционным секторам экономики. Сельское хозяйство и ремесло отставали, и это отставание уже невозможно было ликвидировать. В этих условиях современные отрасли стран "третьего мира" могли успешно конкурировать с промышленностью Запада, так как под давлением демографического пресса удерживали величину заработной платы на низком уровне. В это же время традиционные отрасли стагнировали, сползая в пропасть нищеты. Саймон Кузнец подсчитал, что в развивающихся странах, где средний доход народного хозяйства возрастал, в неразвитых отраслях его рост был гораздо слабее по сравнению со средним уровнем. Очень часто доход на душу населения в этих государствах даже сокращался в реальном измерении вследствие снижения детской смертности18.

Небывалое увеличение численности населения , прежде всего развивающихся стран, произошло из-за резкого снижения смертности при сохранении высокой рождаемости. Последствия этого намного шире и глубже чем кажется вначале, поскольку влияют абсолютно на все: на экономику и политику, на семейный уклад и систему ценностей.

Вторая демографическая революция

Подавляющее большинство людей знакомы с демографической историей куда меньше, чем скажем, с историей политической или экономической. Ее важность осознали лишь недавно, да и исследовать ее оказалось нелегко, поскольку материальных следов почти не осталось. Все же в XX веке стало возможным нарисовать эскиз демографического развития человечества. Это была медленная эволюция с двумя скачками, двумя демографическими революциями.

Первая из них произошла в эпоху неолита (10— 15 тысяч лет назад), когда люди открыли для себя сельское хозяйство и на смену охоте и собирательству пришли скотоводство и земледелие. До этого воспроизводство человечества мало отличалось от размножения популяций животных.

Теперь же резкое повышение производительности при производстве продуктов питания, улучшение жилищ, расширение знаний об окружающем мире, оседлость и изменение социальных отношений кардинально повысили защищенность человеческой жизни.

Возник новый тип воспроизводства населения. Он сделал возможным рост населения, его расселение по всему земному шару и концентрацию в крупных поселениях.

Численность человечества стала увеличиваться, но если судить по сегодняшним меркам, то до самого последнего времени она росла черепашьими шагами. Смертность была очень высокой и уравновешивалась высокой рождаемостью с очень незначительным избытком.

Например, население Европы за первое тысячелетие новой эры не увеличилось вовсе. В целом за 10—15 тысяч лет — с начала неолитической революции до начала XIX века — все население планеты выросло примерно до 1 миллиарда человек.

Сейчас, как известно, нас больше 7 миллиардов , причем 6 миллиардов прибавились за последние 200 лет (а по большей части за 100 лет). Это — результат второй демографической революции, начавшейся в Европе примерно в конце XVIII века. Она совпала с переходом от сельских и аграрных обществ к городским, индустриальным и постиндустриальным, причем этот процесс постепенно охватил весь мир. Первым и решающим актом этой революции стало преодоление традиционного уровня смертности.

Раньше средняя продолжительность жизни колебалась от 20 до 30 лет, чаще приближаясь к нижнему пределу под влиянием эпидемий, голодных годов и войн. Это означает, что около 30% новорожденных не доживали до года, меньше половины доживали до 20 лет и меньше 15% — до 60 лет. Лишь накануне второй демографической революции средняя продолжительность жизни привилегированной части населения некоторых европейских стран превысила 30 лет.

Чтобы произошел революционный скачок в снижении смертности, кардинальные изменения должны были произойти и в условиях жизни людей. Промышленный переворот XIX века, успехи сельского хозяйства,- развитие транспорта и торговли привели к постепенному прекращению острых вспышек голода, которые уносили тысячи жизней (последний раз в европейской истории это произошло в Ирландии в 1846 году, тогда погибли около миллиона человек). Огромную роль в снижении смертности сыграло развитие медицины, которая сама пережила в то время революцию.

Началось все с открытия Эдвардом Дженнером в конце XVIII века вакцины от оспы, которое положило начало серии блестящих достижений медицинской науки — вплоть до открытия антибиотиков в середине XX века.

Постепенно Европа избавилась от грозных спутников Средневековья — оспы и чумы, потом были подавлены свирепствовавшие еще в XIX веке холера и тиф. Справились с дифтерией и другими детскими болезнями, научились лечить малярию, желтую лихорадку, туберкулез и многие другие заболевания, приносившие смерть огромному количеству людей.

Уже к концу XIX века средняя продолжительность жизни в большинстве европейских и в некоторых неевропейских странах достигла 40—50 лет. В XX веке средняя продолжительность жизни выросла намного, сегодня в европейских странах, в США и в Японии этот показатель выше 80 лет. При такой продолжительности жизни в возрасте до года дети почти не умирают, свыше 95% родившихся доживают до 30 лет, и свыше 75-80% - до 70.

Огромное снижение смертности имело множество разнообразных последствий — экономических, социальных, культурных. Но в контексте собственно демографической революции нас, прежде всего, интересует влияние снижения смертности на рождаемость.

Существует устойчивый миф о том, что в прошлом все семьи были многодетными. Но если бы это было в действительности, то население Европы росло бы такими темпами, какими сейчас растет население Африки, чего на самом деле, конечно, не происходило.

Россия, крестьянская семья, 1912 год. В деревнях даже в те, относительно "современные" годы множество детей умирало, не достигнув совершеннолетия.

В этом мифе многодетность путают с высокой рождаемостью. Рождаемость и в самом деле была высокой (5—7, а то и более детей на одну женщину), но это был ответ на высокую смертность. Выживали же в среднем примерно столько же детей, сколько и сейчас, в лучшем случае — немногим больше двоих детей на семью.

Массовая многодетность могла появиться лишь тогда, когда стала снижаться смертность. И когда такой сдвиг действительно наметился, то первыми почувствовали нарушение тысячелетнего равновесия рождаемости и смертности более зажиточные семьи в Западной Европе, а за ними и все остальные. Семьи столкнулись с проблемами сохранения статуса, дробления наследства, земельных участков и стали искать способы восстановления нарушенного равновесия.

Демографический взрыв

Разбалансирование рождаемости и смертности вначале было осознано на уровне семьи. Но осмысление истинных масштабов проблемы пришло только тогда, когда результаты ярко проявились на макроуровне, то есть на уровне населения целых стран и, в конечном счете, всей Земли.

Только тогда в сознании исследователей сложилась общая картина нарушения и восстановления демографического равновесия, а также понимание, что происходит демографический переход. Переход от равновесия «высокая смертность и высокая рождаемость» к равновесию «низкая смертность и низкая рождаемость».

Подобная перемена не может произойти сразу, она охватывает жизнь нескольких поколений. Иначе говоря, это довольно длительный период, во время которого существуют промежуточные, переходные формы воспроизводства населения. Она проходит через две основные фазы: фазу снижения смертности и фазу снижения рождаемости. Чтобы переход завершился, должно снизиться и то и другое.

Но как именно происходит снижение, как быстро оно распространяется на различные слои общества — все это зависит от конкретных исторических факторов, в том числе социального строя отдельно взятой страны. Поэтому демографический переход в разных странах протекает по-разному и с разной скоростью.

Обычно (хотя бывают и исключения) снижение рождаемости начинается спустя длительное время после начала первой фазы — снижения смертности. Стало быть, какое-то время уже снизившаяся смертность сосуществует со все еще высокой рождаемостью. Тогда-то и происходит демографический взрыв — чрезвычайно быстрое увеличение численности населения.

Потом, во второй фазе перехода, снижение рождаемости догоняет низкую смертность (а иногда и обгоняет ее), рост населения замедляется, а может даже прекратиться или смениться его убылью.

По сути, в такой убыли нет ничего страшного: ускоренный рост во время перехода дает избыток численности, который смягчает потом постепенный переход к окончательному равновесию. Но это схематическая картина, в реальной жизни все может быть сложнее и противоречивее.

Как показывает исторический опыт, могут реализоваться различные схемы демографического перехода. Например, Франция (и это почти исключительный случай) не знала демографического взрыва, поскольку там обе фазы перехода начались практически одновременно.

Примеры второго типа дают Великобритания, Швеция и другие страны Западной Европы. Здесь снижение смертности началось тогда же, когда и во Франции, а снижение рождаемости — на сто лет позже. Этим объясняется европейский демографический взрыв, который начался в середине XIX века. К тому времени смертность в Европе снизилась все же не так сильно, поэтому масштабы взрыва были несопоставимы с нынешними в развивающемся мире.

Тем не менее, взрыв был, и он внес немалый вклад в заокеанские миграции европейцев во второй половине XIX — первой половине XX века. Сейчас во всех европейских странах переход давно завершен, а рождаемость не обеспечивает даже простого воспроизводства населения.

Наконец, третий тип демографического перехода мы видим в наши дни на примере развивающихся стран. Смертность там снижается очень быстро, и во многих из них сейчас она значительно ниже, чем в Европе в XIX веке. А вот вторая фаза перехода даже не везде еще началась.

Поэтому превышение рождаемости над смертностью достигает огромных размеров, а демографический взрыв настолько мощный, что человечество перевалило за семь миллиардов и, как ожидается, к 2100 году достигнет десяти.

Стремительный рост населения ложится тяжелым бременем на экономику развивающихся стран и затрудняет социально-экономические преобразования. Как правило, правительства этих стран понимают необходимость снижения рождаемости — иным способом нельзя остановить демографический взрыв.

Но традиционалистские общества этих стран не готовы к столь стремительным переменам, поэтому снижение рождаемости в них идет медленнее, чем хотелось бы руководителям. Хотя, конечно, и там ситуация меняется.

Еще недавно существовало четкое деление на развитые страны, озабоченные своей низкой рождаемостью, и развивающиеся страны, испытывающие перегрузки от высокой рождаемости. Но постепенно границы стираются, многие развивающиеся страны по показателям рождаемости приближаются к развитым.

Даже если не брать страны с активной «антинаталистской» политикой (Китай или Иран), рождаемость снижается почти повсюду. Пока выбивается из общей картины только Африка. Конечно, разные страны отличаются друг от друга, но в среднем по Азии или Латинской Америке коэффициент суммарной рождаемости (число детей на одну женщину) в 2005—2010 годах был 2,3 ребенка, тогда как в Африке — 4,6, то есть вдвое больше.

«Второй демографический переход»

Снижение рождаемости в ответ на снижение смертности — единственно возможный путь к восстановлению нарушенного демографического равновесия. Но этот путь, в прошлом совершенно не нужный и потому никому не известный, должен был кто-то проложить.

Это сделала европейская семья, первой ощутившая признаки нарушения традиционного баланса. Именно Европа, точнее, Западная Европа стала той лабораторией, где опробовались разные способы регулирования рождаемости.

Все эти способы так или иначе затрагивали казавшиеся незыблемыми принципы организации семейной жизни. Традиционная семья всегда была главным институтом, обеспечивающим производство потомства. На то, чтобы обеспечить выполнение этой важной для общества миссии, были направлены культурные и религиозные нормы, светские законы, моральные заповеди.

Все они, как правило, строго охраняли сцепленность и неделимость трех видов поведения: брачного, сексуального и репродуктивного. Брак был обязателен, секс без брака рассматривали как преступление, добрачное рождение ребенка было позором для женщины, а регулирование рождаемости в браке — недопустимым грехом.

В жизни все эти правила нарушались (иногда законно, иногда нет): существовали и монашеское безбрачие, и прелюбодеяние, и проституция, и искусственные выкидыши, но все это были «особые случаи». Большинство людей следовали общепринятым нормам семейного поведения и рожали, сколько могли.

Первые попытки ответа на изменившуюся ситуацию не покушались на сложившуюся нормативную систему — напротив, они были направлены на то, чтобы ее сохранить. Наверное, первым, кто высказал обеспокоенность нарушением баланса рождений и смертей, был английский ученый Томас Мальтус (1766—1834), хотя за этим стояла скорее интуиция, чем ясное понимание происходящего.

Мальтус предлагал изменить поведение семей и усилить «предохранительные» препятствия, к которым он относил «воздержание от супружества, сопровождаемое целомудрием». Он рекомендовал своим соотечественникам поздние браки — в 28 или 30 лет. Но, по сути, речь шла об уже сложившейся практике.

В Средние века в Европе, как и везде, было принято вступать в брак в подростковом возрасте, но к XVIII веку уже сформировался новый, «европейский» тип брачности — поздней и не всеобщей. То есть именно такой, к какой призывал Мальтус. Европейская семья давно стихийно приспосабливалась к менявшимся условиям, Мальтус лишь назвал вещи своими именами.

Но этот «мальтузианский» европейский способ работал лишь до тех пор, пока смертность, пусть и снижавшаяся, оставалась все же еще достаточно высокой. В XIX веке этого было уже недостаточно, а в XX веке — бессмысленно.

Если европейская женщина выходила замуж в первый раз в 25—30 лет, то при соблюдении традиционных норм поведения она все равно успевала родить в среднем четверых-пятерых детей.

В XVIII веке примерно половина родившихся девочек доживала до среднего возраста матери, то есть ей на смену приходили столько же или чуть больше матерей семейств. Население росло быстрее, чем раньше, но разница была еще не очень заметна. В XIX же веке доля выживающих детей стала быстро увеличиваться, и начался стихийный поиск новых способов поддержания ускользавшего демографического равновесия.

Тогда-то и возникло так называемое неомальтузианство. Его главная идея — снижение рождаемости в браке, а это уже было вызовом вековым нормам. Речь зашла о том, чтобы разрубить казавшуюся неразрывной связь между сексуальным и репродуктивным поведением, а также предотвращать либо прерывать беременности. Здесь важна не техническая сторона разделения секса и производства потомства — она была известна и раньше, но всегда имела ограниченное распространение.

Теперь же стал вопрос о культурной «легитимации» этого разделения. Автономное, отделенное от воспроизводства потомства сексуальное поведение как массовое явление противоречило всему прошлому опыту человечества. Однако небывалое снижение смертности не просто создало возможность такой «автономизации», но сделало ее необходимой.

Если бы при снижении смертности прежняя сцепленность сексуального и репродуктивного поведения сохранялась, то мы имели бы демографический взрыв абсолютно во всех, а не только в развивающихся странах, и притом намного больший, чем нынешний.

Поначалу в Англии XIX века пропаганду отделения секса от зачатия или рождения детей воспринимали как экстравагантную и неприличную затею. А сегодня в Китае, Индии, Иране и во многих десятках других развивающихся стран торопятся внедрить это как можно скорее.

Правительства добиваются этого всеми возможными путями, иногда сильно рискуя своей популярностью, а иногда получая общественную поддержку (в том числе и от религиозных авторитетов). Например, в Иране после исламской революции само духовенство стало проповедовать малодетность, и сейчас там рождаемость близка к европейской.

Если снижение смертности требует разрушения триады брачного, полового и репродуктивного поведения, то становятся бессмысленными все семейные правила, которые существовали раньше.

Действительно, если секс не привязан жестко к рождению детей, то почему он должен быть привязан к браку? Почему брак должен быть привязан к производству потомства, а не может рассматриваться как самостоятельная ценность? Почему не может быть самостоятельной ценностью секс?

Вольно или невольно, явно или неявно эти вопросы задают себе сотни миллионов и миллиарды людей, которые осознают новизну ситуации. Новые поколения начинают вести себя по- другому, но, поскольку никто не знает, как именно надо себя вести в новой ситуации (ведь нет за плечами предыдущего тысячелетнего опыта), они оказываются в состоянии поиска. Поиска новых форм организации своей индивидуальной и семейной жизни.

Этот поиск методом проб и ошибок происходит уже на протяжении жизни нескольких поколений. Идет отбор наиболее конкурентоспособных форм взаимоотношений, причем, поскольку они новые, даже нельзя сразу сказать, имеют ли они окончательный или промежуточный характер. Оценить происходящие перемены, установить, что хорошо, а что плохо, нелегко, так как прежние критерии не годятся.

Беженцы в Европе приносят с собой свои критерии деторождения и отношения к браку и сексу

То, что сексуальное поведение стало самостоятельным, очевидно повышает его ценность. Союз мужчины и женщины становится в одних случаях более прочным, а в других — более поверхностным, не требующим официального оформления брачных уз.

Новый смысл приобретает поиск долговременного партнера, но с другой стороны, понижаются требования к кратковременным сексуальным партнерам. Такие связи воспринимаются и самими партнерами, и социальным окружением как подготовка к браку, как эпизоды на пути проб и ошибок, что было совершенно несвойственно для брака традиционного.

Раньше традиционная семья предоставляла человеку единственный и однотипный вариант организации его частной жизни. В современных условиях перед ним огромное разнообразие обсуждаемых обществом вариантов. Возраст полового дебюта перестал совпадать с возрастом вступления в брак, момент начала фактического брака отделяется от момента регистрации, время зачатия или рождения детей становится мало связанным с регистрацией брачных отношений.

Существуют браки, которые не регистрируют, но они от этого не перестают быть таковыми, и естественной частью этого списка становятся и однополые браки или сожительства. Теперь есть браки сознательно бездетные, малодетные и многодетные.

Дети также рождаются как в браке, так и вне брака, партнеры нередко имеют детей от разных браков, и дети поддерживают отношения с обоими родителями, ощущая себя членами двух новых семей, образовавшихся после развода.

Кроме того, новые репродуктивные технологии — экстракорпоральное оплодотворение, в том числе с использованием донорского генетического материала, суррогатного материнства — дают массу новых вариантов родительства. Получается очень сложная мозаичная картина. Репродуктивное поведение не только отделилось от сексуального, но и усложнилось.

Все эти происходящие с семьей перемены иногда объединяют термином «второй демографический переход», однако по сути это просто более поздний этап все того же общего демографического перехода от одного типа демографического равновесия к другому.

Куда ведет этот этап? Пока непонятно. Но совершенно очевидно, что семья меняется очень основательно и, видимо, поиск будет продолжаться еще долго. Ведь предыдущие формы семейных отношений складывались тысячелетиями, а становление нынешних почти не имеет истории.

Хотя поиск и ведет все человечество, но каждому отдельному человеку приходится самостоятельно делать моральный выбор, балансировать между старыми и новыми ценностями и нередко принимать болезненные решения.

В этой ситуации не надо метать громы и молнии по поводу каждого неожиданного поворота событий. Самое простое — предложить ничего не менять, вернуться к «традиционным семейным ценностям» или еще что-нибудь в этом роде. Но когда человек оказывается в исторически небывалых обстоятельствах и вступает в область неизведанного, всегда особенно опасен тот, кто «знает, как надо».

Вишневский А. Г. доктор экономических наук
Журнал "Открытия и гипотезы" январь 2016

Подпишитесь на нас

Известный российский учёный С.П. Капица представил свою версию причин демографического кризиса.

20 – 21 октября в Москве прошла Всероссийская научная конференция «Национальная идентичность России и демографический кризис». Основным организатором конференции являлся «Центр проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования» (ЦПА ГУП). С докладами выступили известные учёные и государственные деятели, например: С.С. Сулакшин, В.И. Якунин, С.П. Капица, В.Э. Багдасарян и др. «ЦПА ГУП» намерен выпустить сборник статей по итогам конференции. А с докладом известного русского учёного С.П. Капицы, с разрешения ЦПА ГУП, мы предлагаем ознакомиться читателям «Русской Цивилизации».

Мировой демографический кризис и Россия

Человечество переживает эпоху глобальной демографической революции. Время, когда после взрывного роста, население мира внезапно переходит к ограниченному воспроизводству и круто меняет характер своего развития. Это величайшее по значимости событие в истории человечества с момента его появления в первую очередь проявляется в динамике народонаселения. Однако оно затрагивает все стороны жизни миллиардов людей, и именно поэтому демографические процессы стали важнейшей глобальной проблемой мира и России. От их фундаментального понимания зависит не только настоящее, но и предвидимое будущее, приоритеты развития и устойчивость роста.

Явление демографического перехода, когда расширенное воспроизводство населения сменяется ограниченным воспроизводством и стабилизацией населения, было открыто для Франции демографом А. Ландри. Изучая эту критическую эпоху развития народонаселения, он справедливо полагал, что по глубине и значению последствий ее следует рассматривать как революцию. Однако демографы ограничивали свои исследования динамикой населения отдельных стран и видели свою задачу в том, чтобы объяснить происходящее через конкретные социальные и экономические условия. Такой подход давал возможность сформулировать рекомендации для демографической политики, однако таким образом исключалось понимание более широких, глобальных аспектов этой проблемы. Рассмотрение населения мира как целого, как системы отрицалось в демографии, поскольку при таком подходе нельзя было определить общие для человечества причины перехода. Только поднявшись на глобальный уровень анализа, изменив масштаб проблемы, рассматривая уже все населения мира как единый объект, как систему, удалось описать глобальный демографический переход с наиболее общих позиций. Такое обобщенное понимание истории оказалось не только возможным, но и очень результативным. Для этого надо было коренным образом изменить метод исследования, точку зрения, как в пространстве, так и во времени, и рассматривать человечество с самого начало своего появления как глобальную структуру. Следует подчеркнуть, что большинство крупных историков, таких как Фернан Бродель, Карл Ясперс, Иммануил Валлерштейн, Николай Конрад, Игорь Дьяконов, утверждали, что существенное понимание развития человечества возможно только на глобальном уровне. Именно в нашу эпоху, когда глобализация стала знаком времени, такой подход открывает новые возможности в анализе, как нынешнего состояния мирового сообщества, так и факторов роста в прошлом, и пути развития в обозримом будущем.

Римский клуб 30 лет тому назад первым поставил на повестку дня глобальные проблемы. Эти исследования опирались на анализ обширных баз данных и компьютерное моделирование процессов, которые, по мысли авторов, определяли рост и развитие. Однако первый доклад клуба «Пределы роста» подвергся глубокой критике, а основной вывод, что пределы роста человечества определяются ресурсами, оказался несостоятельным. Чтобы понять трудности прямого математического моделирования, обратимся к проницательному замечанию американского экономиста Лауреата Нобелевской премии Герберту Саймону: «Сорок лет опыта моделирования сложных систем на компьютерах, которые с каждым годом становились все больше и быстрее, научил, что грубая сила не приведет нас по царской тропе к пониманию таких систем… Тем самым, моделирование потребует обращение к основным принципам, которые приведут к разрешению этого парадокса сложности». Таким образом, именно тогда была выделена глобальная проблематика, к которой мы теперь вернулись на новом уровне понимания и развития методов математического моделирования.

Математическая модель роста населения

До рубежа 2000 г. население нашей планеты росло с постоянно увеличивающейся скоростью. Тогда многим казалось, что демографический взрыв, перенаселение и неминуемое исчерпание ресурсов и резервов природы приведет человечество к катастрофе. Однако в 2000г., когда население мира достигло 6 млрд., а темпы прироста населения - своего максимума в 87 млн. в год или 240 тыс. человек в сутки, скорость роста начала уменьшаться. Более того, и расчеты демографов, и общая теория роста населения Земли указывают, что в самом ближайшем будущем рост практически прекратится. Таким образом, население нашей планеты в первом приближении стабилизируется на уровне 10 – 12 млрд. и даже не удвоится по сравнению с тем, что уже есть. Переход от взрывного роста к стабилизации происходит в исторически ничтожно короткий срок – меньше ста лет, и этим завершится глобальный демографический переход.

В результате выяснилось, что именно нелинейная динамика роста населения человечества, подчиняющаяся собственным внутренним силам, определяет наше развитие и его предел. Это позволяет сформулировать феноменологический принцип демографического императива, в отличие от популяционного принципа Мальтуса, где ресурсы определяют пределы роста.

До самого последнего времени внезапное появление человека представляло загадку, поскольку никаких промежуточных стадий, предшествующее нашему появлению как вида не было. Однако недавно было сообщено об открытии гена HAR-1F. Этот РНК ген управляет развитием мозга на первых 7 – 19 неделях развития эмбриона. Мутация этого гена привела 7 – 5 миллиона лет тому назад к тому, что мозг человека получил возможность внезапного роста. Именно в этом следует видеть причину появления качественно более высокого уровня разума, что открыло дорогу последующему развитию человечества, которое описывается развитой ниже моделью.

Таким образом, предки человека возникли среди обезьян и появились в Африке миллионы лет тому назад. Тогда, после длительной эпохи антропогенеза (А), они начали говорить, овладели огнем и технологией каменных орудий. Численность наших самых древних предков была порядка ста тысяч, и человек уже начал расселяться по всему земному шару. С тех пор процесс нашего развития был неизменен и именно поэтому его понимание так значимо для нас сегодня, когда число людей возросло еще в сто тысяч раз – до современных миллиардов. Ни один вид сопоставимых с нами животных никогда так не развивался: например, и сейчас в России живет около ста тысяч медведей или волков, столько же крупных обезьян в тропических странах. Только домашние животные умножили свою численность далеко за пределами своих диких собратьев: в мире число

Для того чтобы пояснить суть проблемы, обратимся к тому, как росла численность и развивалось человечество на протяжении последних 4 тыс. лет. Исходным был тот факт, что рост населения Земли подчиняется удивительно простой и универсальной закономерности гиперболического роста. Где численность населения представлена в логарифмическом масштабе, а течение времени – в линейном масштабе, в котором указаны основные периоды мировой истории. Если население мира росло бы экспоненциально, то такой рост отображался бы схематически на графике прямой. Поэтому такое представление роста широко используется в статистике и экономике, когда хотят показать, что рост происходит по закону сложных процентов.

Секрет гиперболического, взрывного развития состоит в том, что скорость его роста пропорциональна не первой степени численности населения, как в случае экспоненциального роста, а второй степени - квадрату численности населения мира, как меры развития. Именно анализ гиперболического роста человечества, связывающий численность и рост человечества с его развитием и мерой которого является квадрат численности населения мира, позволил по-новому понять всю специфику истории человечества и предложить общий коллективный механизм развития, основанный на распространении и размножении информации. Такой квадратичный рост хорошо изучен в физике, и он проявляется тогда, когда развитие происходит из-за коллективного взаимодействия, возникающего в динамической системе, когда все его составляющие интенсивно взаимодействуют между собой. Как поучительный пример таких процессов приведем атомную бомбу, в которой в результате разветвленной цепной реакции происходит ядерный взрыв. Квадратичный рост населения нашей планеты указывает на то, что аналогичный процесс протекает с человечеством, - только гораздо медленнее, но не менее драматично. Если экспоненциальный рост определяется индивидуальной способностью человека к размножению, то взрывное развитие человечества - это процесс коллективный, протекающий во всем обществе и охватывающий весь мир.

Таким образом, скорость роста пропорциональная квадрату населения мира указывает на коллективное и кооперативное взаимодействие ответственное за рост. Медленное в начале, развитие все ускоряется, и по мере приближения к 2000г. оно устремляется в бесконечность демографического взрыва. Задача же теории и модели гиперболического роста состоит в установлении пределов применимости этой усредненной по времени асимптотической формулы роста. Эти пределы определяются тем, что асимптотические выражения благодаря самоподобию роста не зависят от локального временного масштаба развития, связанного с эффективной продолжительностью жизни человека. Учет этого времени, равное 45 годам, определяет как момент начала истории человечества 4 – 5 млн. лет тому назад, так и прохождение населения мира через пик глобального демографического перехода в 2000 году. В итоге, в элементарных выражениях, но, опираясь на статистические принципы теоретической физики, удалось описать динамически само-подобное развитие человечества более чем за миллион лет – от возникновения человека до нашего времени и наступления демографического перехода. Благодаря усреднению это взаимодействие не локально и обладает памятью о прошлом и поэтому глобальный рост выражен через мгновенное значение населения Земли. Несмотря на простоту модели, она указывает на устойчивость детерминированного глобального роста, который стабилизируется быстрыми и хаотичными возмущениями текущей истории. Эти механизмы хорошо изучены в нелинейной теории больших систем. Таким образом, на основе модели можно оценить полное число людей, когда-либо живших на Земле – около 100 млрд., число основных периодов развития, оценить устойчивость роста и получить ряд других результатов по природе демографической революции. Подчеркнем, что есть все основания считать, что квадратичное взаимодействие, ответственное за рост, обязано обмену и распространению обобщенной информации. Она распространяется путем цепной реакции, и необратимо умножается на каждом этапе развития, а человечество с самого начала, уже миллион лет, представляет собой информационное сообщество.

Рост населения Земли и время в Истории

Древний мир длился около трех тысяч лет, Средние века – тысячу лет, Новое время – триста лет, а Новейшая история – чуть более ста лет. Историки давно обращали внимание на это сокращение исторического времени, однако чтобы понять уплотнение времени, его следует сопоставить с динамикой роста населения. В отличие от привычного экспоненциального роста, когда относительная скорость роста постоянна и население умножается в течение определенного времени, для гиперболического роста время умножения пропорционально древности, исчисляемой от критического 2000 г. Так, 2000 лет тому назад населении росло на 0,05% в год, 200 лет тому назад – на 0,5% в год, а 100 лет тому назад – уже на 1% в год. Человечество достигло максимальной скорости относительного роста 2% в 1960г. - на 40 лет раньше максимума абсолютного прироста населения мира. Так в течение каждого из 11 периодов развития от нижнего Палеолита до демографической революции проживало по 9 млрд. людей. Если длительность нижнего Палеолита составляла один миллион лет, то последний период глобального демографического перехода продолжался всего 45 лет.

Можно показать, что такое ускоренное развитие приводит к тому, что после каждого периода на все оставшееся развитие приходится время, равное половине длительности прошедшего этапа. Так, после Нижнего палеолита, длившегося миллион лет, до нашего времени остается полмиллиона лет, после тысячелетия Средних веков осталось 500 лет. Эти этапы развития, выделенные антропологами и историками, происходят синхронно во всем мире, когда все народы охвачены общим информационным процессом. Сжатие времени исторического развития видно и по тому, как скорость исторического процесса увеличивается по мере приближения к нашему времени. Если история Древнего Египта и Китая занимала тысячелетия и исчисляется династиями, то поступь истории Европы определялась отдельными царствованиями. Если Римская Империя распадалась в течение тысячи лет, то современные империи исчезали за десятилетия, а в случае Советской - и того быстрее. Таким образом, в последнюю эпоху демографической революции ускорение исторического процесса достигло своего предела перед эпохой (С) стабилизации роста населения нашей планеты.

Наступление Неолита, когда происходила концентрация населения в сёлах и городах, оказывается точно посередине эпохи взрывного развития (В), представленного в логарифмически преобразованном времени. Демографическая революция предстает как сильный фазовый переход, когда вследствие неустойчивости взрывного роста человечества в режиме с обострением происходит смена скорости роста и коренное изменение самой парадигмы развития. Так, в момент демографического взрыва, как в ударной волне, внутреннее время истории, собственная длительность развития, сокращена до предела. Этот предел сжатия времени не может быть короче эффективной жизни человека, и именно поэтому за этим и следует крутой поворот в нашем развитии, наступает, если не конец Истории, о чем заявил Франсис Фукуяма, то фундаментальное изменение темпов роста человечества. История, естественно, будет продолжаться и после прекращения роста населения мира, но уже как следствие демографической революции и в гораздо более спокойном темпе.

Таким представляется глобальный рост человечества, если анализировать метаисторию в свете развития демографической системы и логарифмической трансформации времени. Динамический взгляд на ход исторического времени давно обсуждается в исторической науке, но в развитой теории он приобретает, как и в теории относительности, количественный смысл, когда историческое время равно логарифму физического, ньютоновского времени. В трансформированном времени исторические процессы на всем протяжении развития представляются равномерными, что выражает динамическое самоподобие роста, хотя сам темп развития различается в десятки тысяч раз. Так, в результате сжатия времени историческое прошлое оказывается к нам намного ближе, чем это кажется с первого взгляда на число поколений и календарное время прошлых эпох.

Движущим фактором развития оказываются связи, охватывающее все человечество в единое эффективное информационное поле. Эту связанность следует понимать обобщенно, как обычаи, верования, представления, навыки и знания, передаваемые из поколения в поколение при обучении, образовании и воспитания человека как члена общества. Именно обобщенная информация определяет динамику социальных и экономических процессов. Глобальное развитие неизменно следует по траектории гиперболического роста, которое не могут существенно нарушить ни пандемии, ни мировые войны, ни природные катаклизмы. Естественно, есть взлеты и падения роста, сменяются уклады жизни, народы мигрируют, воюют и исчезают, и чем дальше в прошлом мы рассматриваем темпы развития, тем медленнее оно происходит. Тогда в течение жизни человека обстоятельства и уклад мало менялись, несмотря на флуктуации и возмущения, которые всегда были, включая ледниковые периоды и изменения климата, большие чем те, о которых так много говорят сегодня. В эпоху же демографической революции именно масштаб существенных социальных изменений, происходящих в течение жизни человека, стал столь значительным, что ни отдельная личность, ни общество в целом никак не успевают приспосабливаться к темпам перемен миропорядка – человек «и жить торопится, и чувствовать спешит», как никогда прежде.

Анализ показывает, что рост, пропорциональный квадрату населения всего мира, выражает коллективный характер сил, определяющих развитие. Эта связь существовала во все времена, только в прошлом она занимала больше времени. Подчеркнем, что этот неизменный закон применим только для целостной замкнутой системы, какой является взаимосвязанное население мира. В результате глобальный рост не требует учета миграции, поскольку это внутренний процесс взаимодействия путем перемещения людей, непосредственно не влияющего на их число, поскольку нашу планету пока трудно покинуть. Данный нелинейный закон нельзя распространить на отдельную страну или регион, однако развитие каждой страны следует рассматривать на фоне роста населения мира. Следствием не локальности квадратичного закона роста является отмеченная синхронизация мирового исторического процесса и неизбежное отставание изолятов, которые оказывались надолго оторванными от основной массы человечества.

Глобальная демографическая революция

1. Анализ сопровождающих явлений

При анализе явлений, сопровождающих демографическую революцию, можно идти двумя путями. Во-первых, можно отталкиваться от страны конкретных наблюдений историка или социолога, касающихся существенных социальных закономерностей, и из частностей синтезировать общую картину развития. Или же можно, исходя из общей концепции, анализировать частные явления. Очевидно, что оба подхода результативны. Однако второй, основанный на общей картине развития, позволяет на обобщенном уровне достичь более полного понимания происходящих перемен и, на основе нового синтеза, установить фундаментальный примат механизма информационного процесса роста. Именно это важно, если мы хотим понять смысл той уникальной исторической эпохи, которую переживает человечество.

Численность населения развитых стран уже стабилизировалась на одном миллиарде. Они прошли через переход всего на 50 лет раньше развивающихся стран, и теперь в этих странах мы можем увидеть ряд явлений, которые постепенно охватывают остальное человечество. В России же многие кризисные явления, даже в усиленном виде, отражают мировой кризис. Тем временем переход в развивающихся странах затрагивает более 5 млрд. человек, численность которых удвоится при завершении глобального демографического перехода во второй половине XXI в. Происходит это в два раза быстрее, чем в Европе. Скорость процессов роста и развития поражает своей интенсивностью - так, экономика Китая растет более чем на 10% в год. Такие изменения и рост происходили в России и Германии в канун Первой мировой войны и несомненно способствовали кризису XX в. Производство же энергии в странах Юго-восточной Азии растет на 7 – 8% в год, а Тихий океан становится последним средиземноморьем планеты после Атлантического океана и Средиземного моря.

2. Демографическая ситуация в мировом масштабе

Обратимся к расчетам населения в будущем, где результаты моделирования можно сравнить с расчетами ООН, Международного института прикладного системного анализа (IIASA) и других агентств. Прогноз ООН основан на обобщении ряда сценариев для рождаемости и смертности по 9 регионам мира и доведен до 2150г. Население Земли к этому времени, по оптимальному сценарию ООН, выйдет на постоянный предел – 11млрд. 600 млн. . В докладе Популяционного отдела ООН 2003г., по среднему варианту, к 2300г. ожидается 9 млрд. В итоге и расчеты демографов, и теория роста приводят к выводу, что после перехода население Земли стабилизируется на уровне 10 – 11млрд. Разница между населением мира и данными расчета, которые до и после Мировых войн совпадают, дает возможность оценить полные потери человечества за этот период, составляющие 250 – 280 млн. человек, что больше обычно приводимых цифр. В настоящее время исключительно возросла подвижность народов, сословий и людей. Как страны АТР, так и другие развивающиеся страны охвачены мощными миграционными процессами. Перемещение населения происходит как внутри стран (в первую очередь из сел в города), так и между странами. Рост миграционных процессов, охвативших теперь весь мир, приводит к дестабилизации как развивающихся, так и развитых стран, порождая комплекс проблем, требующих отдельного рассмотрения. Динамика современного развитого общества, несомненно, порождает стрессовую обстановку. Это происходит на уровне отдельного человека, когда распадаются связи, ведущие к образованию и стабильности семьи. Одним из следствий этого стало резкое сокращение числа детей на каждую женщину, отмеченное в развитых странах. Так, в Испании это число равно 1,20; в Германии - 1,41; в Японии -1,37; в России - 1,21 и в Украине -1,09, в то время как для поддержания простого воспроизводства населения в среднем необходимо 2,15 детей. Таким образом, все самые богатые и экономически развитые страны, которые на 30 – 50 лет раньше прошли через демографический переход, оказались несостоятельными в своей главной функции – воспроизводстве населения. Этому способствует: длительный период получения образования; либеральная система ценностей; распад традиционных идеологий в современном мире. Если эта тенденция сохранится, то основное население развитых стран обречено на вымирание и вытеснение эмигрантами из более фертильных этносов. Это один из самых сильных сигналов, которые нам подает демография. Если в XIX и XX вв. во время пика прироста населения в Европе эмигранты направлялись в колонии, то теперь возникло обратное перемещение народов, существенно меняющих этнический состав метрополий. Заметим, что значительная, а во многих случаях подавляющая часть мигрантов нелегальна и, по существу, не подконтрольна властям.

Таким образом, если в развитых странах мы отмечаем резкое падение роста населения, при котором население не возобновляется и стремительно стареет, то в развивающемся мире пока наблюдается обратная картина – там население, в котором преобладает молодежь, быстро растет. Изменение соотношения пожилых и молодых людей стало основным результатом демографической революции, и в настоящее время привело к максимальному расслоению мира по возрастному составу. Именно молодежь, которая активизируется в эпоху демографической революции, является могучей движущей силой исторического развития. От того, куда эти силы будут направлены, во многом зависит устойчивость мира. Для России таким регионом стала Средняя Азия – её «мягкое подбрюшие», где демографический взрыв, состояние экономики и кризис с водоснабжением привели к напряженной ситуации в самом центре Евразии. В будущем, при завершении демографической революции к концу XXI в., наступит общее старение населения мира. Если при этом число детей у эмигрантов тоже сократиться, станет меньше необходимого для воспроизводства населения, - такое положение дел может привести к кризису развития человечества в глобальном масштабе. Однако можно предположить, что и сам кризис воспроизводства населения стал реакцией на демографическую революцию и потому может быть преодолен в предвидимом будущем.

3. Демографическая революция и кризис идеологий

Демографическая революция выражается не только в демографических процессах, но и в разрушении связи времен, распаде сознания и хаосе, в моральном кризисе общества. Это четко отражается в проявлениях в первую очередь масскультуры, столь безответственно распространяемых средствами массовой информации, в некоторых веяниях современного искусства и постмодернизма в философии. Такое перечисление критических явлений неизбежно неполно, но оно призвано обратить внимание на моменты, имеющие, хотя и разный масштаб, но общие причины в эпоху глобального демографического перехода, когда так возросло несоответствие сознания и физического потенциала развития.

Этот кризис носит мировой характер, и его предельным выражением, несомненно, стало ядерное оружие и избыточная вооруженность некоторых стран, кризис концепции: ‘сила есть, ума не надо’. Все бессилие силы наглядно показал распад Советского Союза, когда, несмотря на громадные вооруженные силы именно идеология оказалась «слабым звеном». Однако вместе с этим возникают и новые цели развития, происходит поиск и смена ценностей, затрагивающий сами основы обеспечения устойчивости и управления обществом как обществом знания. Рассматривая механизмы роста и развития общества, следует обратить внимание, что модель информационного развития описывает неравновесный процесс роста. Он в корне отличается от обычных моделей экономического роста, где архетипом является термодинамика равновесных систем, в которых происходит медленное, адиабатическое развитие, а механизм рынка способствует установлению детального экономического равновесия, когда процессы в принципе обратимы и понятие собственности отвечает законам сохранения. Однако эти представления в лучшем случае действуют локально и неприменимы при описании необратимого глобального процесса распространения и умножения информации, происходящего не локально и потому не применимы при описании неравновесного развитии. Отметим, что экономисты со времен раннего Маркса, Макса Вебера и Йозефа Шумпетера отмечали влияние нематериальных факторов в нашем развитии, о чем недавно заявил Франсис Фукуяма: «Непонимание того, что основы экономического поведения лежат в области сознания и культуры, приводит к распространенному заблуждению, согласно которому материальные причины приписывают тем явлениям в обществе, которые по своей природе в основном принадлежат области духа».

Вернемся к кризису идеологий и системы моральных норм, ценностей, управляющих поведением людей. Такие нормы формируются и закрепляются традицией в течение длительного времени, и в эпоху быстрых перемен этого времени просто нет. Так, в период демографической революции в ряде стран, в том числе и в России, происходит распад сознания и управления обществом, эрозия власти и ответственности управления, растет организованная преступность и коррупция и, как реакция на неустроенность жизни и неполную занятость населения, рост алкоголизма, наркомании и самоубийств, ведущие к увеличению смертности мужчин. В развитых странах рабочая сила перемещается из производства в сферу услуг. Например, в Германии в 1999г. оборот в секторе информационных технологий был больше, чем в автомобильной промышленности - столпе немецкой экономики. Вместе с этим происходит рост маргинальных явлений, пересмотр устоявшихся понятий без должного отбора и критического анализа для развития принципов и критериев в культуре и идеологии, закрепляемых затем в традиции и законодательстве.

С другой стороны, пришедшие из прошлого отвлеченные и во многом устаревшие концепции некоторых философов, богословов и социологов приобретают значение, если не звучание, политических лозунгов. Отсюда возникает неуемное желание «исправить» историю и приложить ее к нашему времени, когда исторический процесс, который ранее занимал века, теперь крайне ускорился и который настоятельно требует нового осмысления, а не надежд и поисков решений в прошлом или подчинению слепому прагматизма текущей политики. Так предельное сжатие исторического времени приводит к тому, что время виртуальной истории слилось со временем реальной политики.

Быстрый рост сопровождается проявлений все большего неравновесия в обществе и экономике при распределении результатов труда, информации и ресурсов, в примате местной самоорганизации над организацией, рынка с его коротким горизонтом видения по сравнению с более долгосрочными социальными приоритетами развития общества и уменьшения роли государства в управлении экономикой. Вместе с распадом прежних идеологий, ростом самоорганизации и развитием гражданского общества происходит вытеснении старых структур новыми в поисках новых связей, идей и целей развития, затрагивающих основы управления и устойчивости общества.

Демографический фактор, который связан с фазой прохождения демографического перехода, играет существенную роль в возникновении опасности войны и вооруженных конфликтов, в первую очередь в развивающихся странах. Более того, само явление терроризма выражает состояние социальной напряженности, как это уже было в пике демографического перехода в Европе во второй половине XIX и начале XX вв. Заметим, что количественный анализ устойчивости развития глобальной демографической системы указывает, что максимум неустойчивости развития, возможно, уже пройден. По мере долговременной стабилизации населения и коренного изменения исторического процесса можно ожидать и возможную демилитаризацию мира при уменьшении демографического фактора в стратегической напряженности и наступления новой временной периодизации истории. В оборонной политике демографические ресурсы ограничивают численность армий, что требует модернизации вооруженных сил. Возрастает значение, как технической вооруженности, так и все большую роль того, что принято называть приемами психологической войной. Именно поэтому возрастает роль идеологии, как основы политики, и тем, что распространение идей путем активной пропаганды, рекламы и самой культурой становится все более важным фактором и инструментом современной политики. Так, в развитых странах, завершивших демографический переход, уже видна смена приоритетов в обороне, экономике, образовании, здравоохранении, социальном страховании, политике и практике СМИ.

4. Информационная природа развития человечества

Мы видим, что человечество с момента возникновения, когда оно стало на путь гиперболического роста и устойчиво развивалось как информационное общество. Только в прошлом это происходило постепенно, и рост не приводил к напряженности и стрессу, так характерному для нашего времени. Анализ также показывает, что не ресурсы и среда, а ограниченность технологии их производства и освоения стали причиной демографического перехода. Наступившее же ограничение роста обязано тому, что во многом исчерпаны идеи, необходимые для использования обобщенной информации, а обучение, образование и воспитание следующего поколения требует намного больше времени, чем раньше. Иными словами, мы имеем дело не только с взрывным развитием информационного общества, но и с его кризисом. Это парадоксальный вывод, однако, он приводит к следствиям, имеющим все возрастающее значение для понимания процессов, происходящих при прохождении через критическую эпоху демографической революции и оценок будущего, которое нас ожидает, и здесь пример Европы особенно поучителен.

При стабилизации населения мира развитие не может дальше быть связано с численным ростом, и поэтому следует обсудить, по какому пути оно пойдет. Развитие может прекратиться - и тогда наступит период упадка, а идеи «Заката Европы» получат свое воплощение (см., например, «Дети мертвых» Лауреата Нобелевской премии Эльфриды Елинек). Но возможно и другое, качественное развитие, при котором смыслом и целью станет качество человека и качество населения и где человеческий капитал будет его основой. На этот путь указывают ряд авторов. И то, что мрачный прогноз Освальда Шпенглера для Европы пока не оправдался, вселяет надежды, что путь развития будет связан со знаниями, культурой и наукой. Именно новая Европа, многие страны которой первыми прошли через демографический переход, теперь смело прокладывает путь к реорганизации своего экономического, политического и научного пространства, и указывает на процессы, которые могут ожидать другие страны. Эта критическая бифуркация, выбор пути развития, со всей остротой стоит и перед Россией.

Ныне все человечество переживает необычайный рост информационных технологий, в первую очередь повсеместное распространение сетевой связи, когда одна треть человечества уже обладает мобильными телефонами. Наконец, Интернет стал эффективным механизмом коллективного информационного сетевого взаимодействия, даже материализацией коллективной памяти, если не самого сознания человечества, реализованного на технологическом уровне. Эти возможности предъявляют новые требования к образованию, когда не знания, а их понимание становится основной задачей воспитания ума и сознания: Вацлав Гавел заметил, что «чем больше я знаю, тем меньше я понимаю». Но простое применение знаний не требует глубокого понимания, что и привело к прагматическому упрощению и снижению требований в процессе массового обучения. В настоящее время продолжительность образования все увеличивается и часто наиболее творческие годы человека, в том числе и годы более всего соответствующие для создания семьи, уходят на учебу. Все большая ответственность перед обществом в формировании ценностей, в представлении образования и знаний, должно осознаваться средствами массовой информации. Недаром некоторые аналитики определяют нашу эпоху как время избыточной информационной нагрузки, обязанной рекламе, пропаганде и развлечениям, как бремя нарочитого потребления информации, за которую не малую ответственность несут средства массовой информацию. Еще в 1965г. выдающийся советский психолог А.Н. Леонтьев проницательно заметил, что «избыток информации ведет к оскудению души».

Естественно, что осознание информационной природы развития человечества придает особое значение достижениям науки, и в постиндустриальную эпоху ее значение только возрастает. В отличие от «мировых» религий, с самого появления фундаментальное научное знание, наука развивалась как глобальное явление в мировой культуре. Если в начале ее языком была латынь, затем французский и немецкий, то теперь языком науки стал английский. Однако в настоящее время самый большой рост числа научных работников происходит в Китае. Если от китайских ученых и тех из них, кто получил образование в США, Европе и России, можно ожидать нового прорыва в мировой науке, то в Индии экспорт программного продукта в 2004г. составил $25 млрд., уже являя новый пример международного разделения труда. В эпоху демографической революции при общем возрастании производства, образования и подвижности населения растет и экономическое неравенство - как внутри развивающихся стран, так и регионально. С другой стороны, в ответ на вызов демографического императива политические процессы, управляющие и стабилизирующие развитие, не успевают за экономическим ростом.

России в глобальном демографическом контексте

Демографическая ситуация в России подробно рассмотрена в сборнике, вышедшем под редакцией А. Г. Вишневского . Рассматривая демографию России в глобальном контексте, следует остановиться на трех вопросах, которые, в частности, выделены в последнем Послании Президента В.В. Путина к Федеральному собранию 2006 года. На первом месте Президент выделил кризис с рождаемостью, который определяется тем, что в среднем на одну женщину приходится 1,3 ребенка. При таком уровне рождаемости страна даже не может сохранить численность своего населения, которое в настоящее время в России ежегодно уменьшается на 700 000 человек. Однако малая рождаемость, как мы видели, - характерная черта всех современных развитых стран, к которым, несомненно, принадлежит и Россия. Поэтому можно полагать, что это отражает общий кризис, причины которого лежат не только и не столько в материальных факторах, сколько в культуре и моральном состоянии общества. В России, безусловно, материальные факторы, имущественное расслоение играют значительную роль, поэтому предложенные меры помогут исправить высокую степень неравномерности в распределении доходов в нашей стране. Однако не меньшая и даже главная роль принадлежит появившемуся в современном развитом мире моральному кризису, кризису системы ценностей. К сожалению, в политике в области образования и особенно СМИ мы совершенно бездумно импортируем и даже насаждаем представления, только ухудшающие ситуацию с кризисом самосознания. Этому способствует и социальная позиция части интеллигенции, которая, получив свободу, вообразила, что это освобождает ее и от ответственности перед обществом в столь критический момент истории страны и мира.

Для России существенным фактором является миграция, которая дает до половины прибавки населения. Более того, так пополняется и рабочий класс, а с возвращением на родину коренных россиян страна получает людей, обогащенных опытом других культур. Не менее существенен и приток мигрантов коренных национальностей сопредельных стран, имеющий, в основном, экономические причины. Таким образом, миграция стала новым и очень динамичным явлением в демографии России, и можно только отметить, что, как и в других странах, в российском контексте многие проблемы имеют сходный характер. Так, в США большая часть новых эмигрантов не имеет легального статуса. Во Франции вопрос об ассимиляции эмигрантов привел к их изоляции и крупным беспорядкам. Иными словами, и в этой области возникшая в современном мире подвижность народов в рамках российской действительности проявилась сходным образом. Однако в одном Россия выделяется среди всех развитых стран: высокая смертность мужчин. Средняя продолжительность жизни мужчин в России - 58 лет - на 20 лет меньше, чем в Японии. Причина этого состоит, в том числе, в печальном состоянии нашей медицины, вернее системы здравоохранения, которое, несомненно, усугубил бездумный монетаристский подход к организации этой области социальной защиты граждан, включая и недостаточность пенсионного обеспечения. Здесь также велика роль моральных факторов, снижение ценности жизни человека в общественном сознании, рост алкоголизма в наиболее опасных формах, курение и невозможность адаптироваться к новым социально-экономическим условиям. Последствием этих факторов стал распад семьи, катастрофический для истории России рост числа беспризорных детей, принявший эпидемические размеры.

Перечисленные факторы взаимосвязаны, как в любой сложной системе, и поэтому выделение главных причин кризиса представляет большие методологические трудности. Очевидно одно: мир переживает эпоху кризиса, масштабы которого несравнимы ни с какими коллизиями и катастрофами прошлого. Именно потому и нынешний кризис в России есть не только результат ее истории, но и в значительной мере отражение, вернее преломление, в нашей стране мирового кризиса демографической революции. Более того, в своей истории Россия отразила многие стороны глобальной истории и потому нам иногда кажется, что наш путь особый. Но мы просто по своей географии, этническому составу, религиозному многообразию представляем модель мира и именно поэтому для нас такое значение имеет анализ глобальных проблем. Поэтому история отдельных стран представляет для России ограниченный смысл и эта разница во временных и пространственных масштабах, этническому и историческому разнообразию следует учитывать, когда мы обращаемся к чужому опыту.

Заключение

Исследование и обсуждение глобального демографического процесса привело не только к открытию информационной природы механизма роста и расширению наших представлений обо всем развитии человечества, но позволило с таких позиций охватить современность. При этом мы выделили то, что представляется общим и фундаментальным в росте, и по-новому определили сами факторы развития, где информация, программное обеспечение - «софт», на компьютерном арго, - оказывается, как и в самих компьютерах, определяющим фактором. Как и в компьютерах, «железо», материальные ресурсы при всей их значимости в итоге не являются решающими, а только служат как подсистемы, поддерживающие наше существование и рост. Наше развитие как общества знания с самого начала определяется именно коллективным взаимовлиянием - культуре, обобщенному программированию, которое обязано разуму и сознанию человека - тому, что принципиально отличает нас от животных.

В мире существует перенаселение и очевидная бедность, нищета и голод, но это местные, локальные явления, а не результат глобальной нехватки ресурсов. Сравним Индию и Аргентину: площадь Аргентины на 30% меньше площади Индии, население которой почти в 30 раз больше, однако Аргентина могла бы производить достаточно пищи, чтобы прокормить весь мир. В то же время в Индии сейчас хранится годовой запас продовольствия, тогда как ряд провинций голодает. Дело не в ресурсном ограничении, не в глобальном недостатке ресурсов, а в социальных механизмах распределения богатства, знаний и труда, как это происходит и в России. Человечество на всем пути неизменного гиперболического роста в целом располагало необходимыми ресурсами, иначе было бы невозможно достигнуть нынешнего уровня развития. Поэтому ограничение следует видеть именно в пределе информационного развития, которое до сих пор определяло наш само-подобный рост по гиперболической траектории, по которой неуклонно в течение миллиона лет мир развивался вплоть до 1960г. Если бы рост продолжался далее, население мира в 2006г. составило 10 млрд., а не на 4 млрд. меньше. Это та недостача в численности населения, которая обязана ограничению роста обобщенным информационным факторам, а не недостатку ресурсов, пищи или энергии.

Действительно, на протяжении всей истории человечество было обеспечено энергией. Глобальное производство энергии росло в два раза быстрее, чем прирост населения, и энергопотребление оказывается пропорциональным квадрату численности населения мира и самой скорости роста. Если при наступлении Промышленной революции в начале XIX в. население Земли составляло 1 млрд., то с тех пор производство энергии выросло почти в 40 раз, а к концу демографического перехода возрастет в 4 – 6 раза, и это не ограничено ресурсами и экологией.

Анализ роста численности населения, который выражает суммарный результат всей экономической, социальной и культурной деятельности, составляющей историю человечества, открывает путь к пониманию этой ведущей глобальной проблемы. В мире, охваченном глобализацией, рассмотрение таких проблем, к которым относят энергетику, продовольствие, образование, здравоохранение, экологию, должно привести к конкретным и актуальным политическим рекомендациям, определяющим в первую очередь развитие и безопасность мира в целом. В этом состоит необходимость такого подхода при рассмотрении фундаментальных причин, которым человечество обязано своим развитием, и их последствий. Только системное понимание всей совокупности процессов, достигнутое в междисциплинарных исследованиях, опирающихся на количественное описание развития общества, может стать первым шагом к предвидению и активному управлению будущим, в котором именно факторам культуры и науке принадлежит определяющая роль в обществе знания. Сегодня такому социальному заказу из будущего должна отвечать система образования, прежде всего, в воспитании наиболее способных и ответственных слоев общества. С этим связаны надежды человечества и видны основания для исторического оптимизма по мере выхода из эпохи демографической революции.

Образно история человечества отображает судьбу человека, который во время бурной молодости, когда он учился, воевал, обогащался и, пережив время приключений и поисков, наконец, женится, обретает семью и покой. Эта тема в мировой литературе существует со времен Гомера и сказок «Тысячи и одной ночи», Св. Августина, Стендаля и Толстого. Быть может, и человечеству после кризиса демографической революции предстоит одуматься и успокоится. Но только будущее это покажет, и ждать его не придется долго.

Введение

Жизнедеятельность любого социального организма обязательно включает в себя выполнение функции поддержания непрерывности человеческого рода. Два основных процесса непосредственно связаны с выполнением этой функции: рождамость и смертность.

Рождаемость - это процесс рождения детей в населении, создания новых поколений. Смертность - столь же непрерывный процесс вымирания поколений. Будучи противоположными по смыслу, рождаемость и смертность в своем единстве образуют непрекащающееся возобновление популяций вида Homo sapiens.

Продолжение рода представляет собой одну из основных сторон жизнедеятельности любого биологического вида. Непрерывность процесса возобновления поколений предполагает длительное сохранение относительно устойчивого равновесия между видом и средой.

Все социальное исторично. Не составляет исключения и воспроизводство населения, которое проходит в своем историческом развитии несколько ступеней, соответствующих различным типам демографического равновесия и демографического механизма. В своем единстве типы демографического равновесия и демографического механизма определяют исторические типы воспроизводства населения, адекватные исторически определенным экономическим, социальным и культурным условиям жизни общества. Смены таких типов можно рассматривать как моменты движения от низших форм к высшим. Вне этих исторических форм воспроизводство населения не существует.

Цель данной работы - охарактеризовать основные типы воспроизводства населения и демографические революции, приводившие к замене одного типа воспроизводства населения другим.

Архетип воспроизводства населения и первая демографическая революция

Человечество начинает свой исторический путь в условиях исходного экологического, унаследованного им от прошлого. Люди - даже если говорить только о неантропах Homo sapiens, появившихся 35-40 тыс. лет тому назад, - далеко не сразу изменили окружающий их мир. Долгое время, подобно животным, они ничего не привносили в природу, ничего не преобразовывали в ней, а имели в своем распоряжении только те средства существования, которые можно было найти в природе готовыми. Поэтому даже выделившись из животного мира, люди, как и животные, должны были оставаться в постоянном равновесии со всеми элементами тех естественных экологических систем, к которым они принадлежали.

Исходному экологическому равновесию должно было соответствовать и исходное демографическое равновесие, условия жизни первобытного человека, вероятно, долгое время не давали основы для принципиальных изменений качественных и количественных характеристик рождаемости и смертности. Палеоэкономические расчеты, археологические и этнографические материалы показывают, что населения, жившие в условиях присваивающей экономики, могли существовать только при очень низкой плотности - порядка нескольких человек на 100 км 2 . Чтобы плотность населения длительное время не выходила за эти пределы, не должны были существенно изменяться ни численный состав общины, ни общее количество общин, обитающих на данной территории. Одним из регуляторов плотности населения была миграция, но главную роль, вероятно, все же играло то, что постоянно сохранялись такие уровни рождаемости и смертности, при которых значительный рост населения был просто невозможен.

Соответствие уровней рождаемости и смертности экологическим требованиям, предъявляемым к воспроизводству населения в целом, отчасти обеспечивалось автоматически, отражая естественную согласованность функционирования различных частей одного социального организма, имеющего единую основу развития - крайне примитивную экономику, неразвитые общественные отношения, сильную зависимость от природы и т.п. Однако эта внутренняя согласованность не гарантировала полностью демографического равновесия. Ведь человек - даже и ранний собиратель - нарушал господствующий в природе автоматизм, он постоянно расширял область совей свободы, мог взять у природы больше, чем любое животное, мог искусственно ограничить рождаемость и т.п. Одного лишь естественного автоматизма для поддержания демографического равновесия теперь было недостаточно. Нужны были специальные механизмы, которые вводили бы демографическое поведение людей в рамки, диктуемые общественной потребностью.

Возможности целенаправленного воздействия на демографические процессы у первобытного человека были очень небольшими, но в той мере, в какой они существовали, поведение людей было не инстинктивным, а определялось социально-культурными нормами. Имеется достаточно данных, свидетельствующих о том, что за долгие годы существования первобытнообщинного строя люди приобрели смутное, но в основных чертах правильное представление о связи между занимаемой ими территорией, обычным прожиточным минимумом и численностью популяции. Они стремились ограничить рост численности либо такими грубыми, но эффективными мерами, как аборт, детоубийство или пожизненное вдовство, либо посредством различных табу, запрешавших половые сношения в определенное время года. Стихийные бедствия, вредители и болезни брали у людей свою дань, но в целом узаконенное детоубийство, аборты и табу всегда древнему человеку способ регулировать рост популяции.

Полагают, в частности, что демографическое равновесие на ранних стадиях человеческой истории обеспечивалось несколькими сложными, дублирующими друг друга механизмами, которые действовали на разных уровнях (племена, общины, семьи), порождая сложную иерархическую организацию человеческих сообществ.

Социально-культурный механизм приводил рост численности населения в соответствие с границами, которые предписывала природа, - таков отличительный признак того типа воспроизводства населения, который пришел непосредственно на смену размножению животных. В дочеловеческом мире природа не только не ставит эти границы, но и заботится об их соблюдении. На более поздних этапах развития человеческого общества социальный контроль над воспроизводством населения развивается параллельно расширению границ роста численности человеческих популяций в результате производственной деятельности людей. Но превые шаги на историческом пути человечество делает с таким типом воспроизводства населения, который формируется «между двух миров»: цели демографического регулирования ставится природой, средства даются обществом. Этот исходный тип будем называть архетипом Термин “архетип” был введен в демографию А. Ачади и Я. Немешкери, но только применительно к смертности древнейшего человека. воспроизводства населения.

Свойственный архетипу воспроизводства населения демографический механизм выполнял, по существу, старые функции, которые в животном мире выполнялись биологическим механизмом. Но он содержал в себе потенциальные возможности приспособления процесса размножения к иным условиям равновесия, возможности, которые сыграли огромную роль в последующие исторические эпохи.

Архетип воспроизводства населения изучен населения изучен слабо. Сам факт его существования - не более, чем гипотеза, в пользу которой сейчас имеется лишь ограниченное количество доводов. До тех пор, пока не выявлены существенные качественные различия в основных демографических процессах - в рождаемости и смертности, свойственных архетипу и пришедшему ему на смену типу восроизводства населения (а это не сделано), все соображения, относящиеся к исторической специфике архетипа, остаются гипотетическими.

Архетип воспроизводства населения был неразрывно связан с палеолитической экономикой и с теми общественными отношениями, которые могли развиваться на ее чрезвычайно ухкой базе. Характер производства и социальных отношений со времени появления Homo sapiens в основных чертах сохранялся неизменным и характер воспроизводства населения, повсеместное господство его архетипа.

Однако и в самую раннюю эпоху человеческой истории производительные силы не стояли на месте, и условия жизни людей очень медленно эволюционировали, шло длительное накопление прогрессивных изменений в материальных условиях и социальной организации жизни и деятельности людей. Разумеется, эффект каждого отдельно взятого изменения мог быть лишь очень незначительным и не способен был привести к изменению экономической и социальной системы превобытного общества. Но по мере того, как таких изменений накапливалось все больше и больше, возникали и распространялись элементы новой экономики, которые вступали в противоречие со старой хозяйтсвенной системой и подрывали ее основы.

Со своей стороны и демографическое развитие сыграло важную роль в назревании кризиса старой хозяйственной системы. Социально-экономический прогресс подтачивал основы демографического равновесия, свойственного обществу, основанному на присваивающей экономике. Демографическая стабильность постепенно уступила место пусть очень медленному, но неуклонному росту численности палеолитических населений и, что самое главное, их плотности. Если присваивающая экономика не подготовлена к коренным переменам, повышение плотности населения может привести к катастрофе, но когда элементы новых экономических отношений уже достаточно созрели, рост плотности может оказаться одним из сильнейших стимулов перехода от присваивающей экономики к производящей. Так, возможно, и было во многих случаях. Например, В.М. Массон пишет, что “скорее всего именно относительно густая заселенность верхнеопалеолитической и мезолитической Европы была одной из предпосылок победного шествия по этой территорииь производящей экономики в VI-IV тысячелетиях до н.э.”.

Кризис всей системы отношений, базировавшихся на присваивающем хозяйстве первобытных собирателей, охотников и рыболовов, и вызвал в конечном счете устранение этих отношений и замену их новыми. Перемены охватили все стороны жизни человеческого общества, в частности, они привели к замене архетипа воспроиводства населения его новым историческим типом - к первой демографической революции.

Мысль о том, что такая революция действительно произошла, высказывались многими авторами, однако это все же не общепризнанный факт. Характер демографических изменений, происходивших в эпоху неолита, пока настолько неясен, что различные ученые высказывают по этому поводу прямо противоположные мнения. Одни предполагают, что эти изменения были связаны со снижением смертности, тогда как, по мнению других, происходило ее повышение. Есть авторы, которые считают, что присваивающим обществам был свойствен такой же тип воспроизводства населения, какой господствовал позднее во всех аграрных калссовых обществах и дожил до наших дней.

Важным эмпирическим подтверждением гипотезы превой демографической революции иногда считают значительное ускорение роста численности населения в эпоху неолита, переход от почти полной неизменности численности населения к ее ощутимому росту. Рассматривая этот факт в духе общепринятых представлений о современной демографической революции и давая ему аналогичное истолкование, нетрудно прийти к мысли, что прогрессивные экономические и социальные изменения, которые несла с собой неолитическая революция, привели к увеличению продолжительности жизни и расширению области демографической свободы. Механизм же управления прокреационными исходами оставался прежним, в силу чего и образовался некоторый разрыв между рождаемостью и смертностью в пользу рождаемостью и смертностью в пользу рождаемости, обусловивший ускоренный рост населения. Эта мысль высказывалась различными авторами. Однако более тщательный анализ порождает сомнения в ее правильности. Новые темпы рсота численности населения кажутся высокими только на фоне совершенно ничтожных темпов роста эпохи верхнего палеолита, но вообще они весьма низки. Они увеличились от тысячных до сотых долей процента в год, что возможно при очень небольшом изменении в соотношении рождаемости и смертности. Достаточно увеличения числа дочерей, доживающих до среднего возраста матери, на 10 %, чтобы неизменность численности населения сменилась его ростом примерно на 0,03 % в год. Такое увеличение, вероятно, было доступно и при донеолитических условиях рождаемости и смертности, поскольку же и тогда приходилось искусственно ограничивать рост численности населения, а потому оно не может рассматриваться как свидетельство того, что эти условия существенно изменились.

Сторонники гипотезы первой демографической революции обычно исходят из предположения о том, что в эпоху неолита отодвинулся рубеж максимально доступной продолжительности жизни (демографическое ограничение). Но возможно и другое допущение: этот рубеж остался прежним или отодвинулся незначительно, но изменился рубеж минимальной продолжительности жизни, допустимой по социальным соображениям (недемографическое ограничение). Ведь неолитическая революция принесла с собой не только новую экономику, это была эпоха глубочайшей перестройки всех общественных отношений и самого человека. с точки зрения воспроиводства населения, может быть, наиболее важно, что это была эпоха повсеместного и окончательного утверждения института семьи.

Хотя семья возникла как полифункциональный институт, очевидна конституирующая роль в ее происхождении функций, связанных с продолжением рода. Объединение различных функций в семье произошло не потому, что когда эта жизнедеятельность стала более сложной и разнообразной, полифункциональная семья оправдала себя в ходе исторического отбора наиболее рациональных и эффективных для своего времени институтов, доказала свою жизнеспособность в конкуренции с другими формами огранизации жизни людей. Решающую роль в победе семьи сыграла, вероятно, возможность расширения сферы личной собственности в условиях производящей экономики и превращение семьи в самообеспечивающуюся хозяйственную единицу, возникновение наследуемого имущес твенного неравенства, эксплуатации человека человеком и других экономических и социальных явлений, неизвестных родовому строю. Но для вас важно, что семья стала в полном смысле слова семьей только тогда, когда объединила в себе все этапы процесса возобновления поколений от зачатия до смерти. Благодаря этому она, несмотря на свою полифункциональность, приобрела черты специализированного института, призванного обеспечивать непрерывное воспроизводство хизни и ее сохранение - в противовес менее специализированным, синкретичным родовым институтам.

К тому времени, когда семья, вырастая из зачаточных, промежуточных, переходных семейных форм, существующих наряду с родовой огранизацией, достигает зрелости, приобретает определенность и ее исключительная ответсвенность за продолжение рода, за производство потомства, за преемственность поколений внутри семьи, складывается и получает мощное эмоциально-психологическое подкрепление ее внутренняя сплоченность вокруг решения этих задач. Семья - огромный шаг к осознанию человеком своего «Я» и противостоящих всем остальным. Рождение, болезнь, смерть в семье - события, в той или иной степени затрагивающее внутреннее «Я» других членов (а не просто их внешнее существование), а потому эмоциально окрашенные. Счастье, горе - состояния, ассоциирующиеся прежде всего с судьбой близких людей, членов своей семьи.

Переход к последовательно семейной форме воспроизводства населения, вероятно, в наибольшей степени способствует реализации благоприятствующих удлинению человеческой жизни, материальных возможностей, созданных революцией в производстве. Не просто стены более совершенного жилища лучше защищают теперь жизнь появившегося на свет ребенка, но весь дух семьи, лары и пенаты, которых не знало первобытное общество. Детоубийство перестает быть бесспорной альтернативой нерождению ребенка. Прежние освященные тысячелетиями демографические отношения осознаются теперь как недопустимо грубые, варварские, они не соответсвуют новым условиям и должны быть заменены чем-то иным.

← Вернуться