"Даны Жене два крыла..."
Сильные чувства просыпаются в душе, когда глядишь на эти "монархические" образа Пречистой Божией Матери, восседающей на державном русском двуглавом орле. Видя стремительную духовную, нравственную и державную деградацию современного русского общества, любой православный со слезами молит Пресвятую Богородицу о православном Царе: "Покров свой над Русью Святою распростерла еси. Самодержцев Православных сила и укрепление народу русскому звезда путеводная ко спасению. Во дни смуты и гонений скипетр и державу Царства Российского сохранила еси. Владычице Пресветлая Богородице, моли Сына Твоего Христа Бога нашего, да дарует нам за грех клятвопреступления прощение и грядущему православному Царю власть и благословение!.."
Список всех чудотворений от этих икон начинается с 2003 г., когда в паломничествах и крестных ходах стали фиксировать многочисленные знамения и исцеления. Например, одна из икон "Самодержавная" начала мироточить 1 августа 2003 года на молебне преподобному Серафиму Саровскому в Нижегородской епархии. Мироточение повторилось в Дивеево, на могилке иеромонаха Владимира (Шикина), во время панихиды 12 августа 2003 года, в день рождения мученика Царевича Алексея, а также на Православной выставке в Москве летом 2003 года.
Мироточило изображение Царского Креста-мощевика, подаренного царственной чете Романовых князьями Шаховскими. Открытка с изображением Креста была прикреплена к иконе "Самодержавная" и мироточила во время поездки в село Верзилово, в здешний храм Преображения Господня.
В настоящее время собираются данные об иконе "Яко орля крылья". Одна из копий этой иконы начала свой путь из Москвы 5-го марта 2004 года через Владимирскую епархию в Нижегородскую. Во время освящения иконы в одном из монастырей после слов священника: "покрой нас кровом крилу твоею" она сильно заблагоухала. В это время в храме находилась и чудотворная икона Божией Матери "Феодоровская". На Пасху 2004 года икона прошла с крестным ходом по Нижнему Новгороду. Во время крестного хода в Дивеево, неся святой образ по канавке Божией Матери, молящиеся увидели, что икона замироточила.
Когда 17 июля 2004 года икону несли Царским крестным ходом по Москве, то она являла чудеса, укрывала от гонителей, вразумляла и просвещала. 21 сентября 2004 г., на праздник Рождества Пресвятой Богородицы, образ сильно благоухал, а после, уже вечером, на крестном ходе - мироточил. Так продолжалось несколько дней. Миро истекло от чрева Божией Матери по направлению к скипетру, по дуге вниз налево - то есть вопреки всем известным законам физики. В этом чудном явлении верующие увидели указание свыше на то, что будущий русский Помазанник Божий - Православный Царь в духе уже венчан на царство Матерью Божией. Не похоже ли это на пятый стих 12-й главы Апокалипсиса: "И родила она младенца мужеского пола, которому надлежит пасти народы жезлом железным; и восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его"?
Один из первых случаев мироточения произошел во время паломнической поездки в поселок Локоть Брянской области к чудотворному образу Божией Матери "Умиление". Раба Божия Юлия из Москвы обнаружила на бумажной иконе "Яко орля крылья" два вида истечения маслянистой жидкости. Лицевая сторона была полностью покрыта миром, а на обороте наблюдалось, так сказать, "выборочное" мироточение. Дело в том, что на той стороне был напечатан текст популярного среди православных гимна-молитвы "Спаси, Владычица, Святую Русь, спаси!". Миро выступило только на словах: "Спаси, Владычица, Святую Русь", "испытаний", "от глада", "потопа", "меча", "огня", "ересей", "междоусобиц" и "врагов". Все это происходило в 2004 году на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы.
В том паломничестве в Локоть вместе с Юлей была ее подруга Наташа. Оказалось, что тогда замироточила и Наташина икона. Уже в Москве, когда обильное миро было собрано ватой собрано во флакон, "просохшая" икона вновь покрылась благоуханной "росой" и остается таковой до сих пор. А недавно, во время Международного пешего крестного хода "Москва - Минск - Киев", Юля с молитвой в сердце обратилась к самому первому мироточивому образу Николая II: "Батюшка царь, ты же любил иконы образы Божией Матери "Самодержавная" и "Яко орля крылья"...", и в этот момент говорившую окатила сильная благоуханная струя...
Одной рабе Божией было явление царя Николая II, державшего в руках икону "Яко орля крылья". Это было похоже на завет царя-великомученика нам грешным. Вне всякого сомнения, икона сия - Имперская, для Церкви, уходящей в пустыню, как внешнюю, так и внутреннюю. Другой рабе Божией от иконы был голос: "У кого Моя икона в доме - помогу спастись". Для тех, кто возжелает глубже постичь смысл явления иконы, отсылаем к книге С.Фомина "И даны будут жене два крыла".
Митрополит Ювеналий против Царицы Небесной
Теперь об истории этих образов Божией Матери "Самодержавная" и "Яко орля крылья". До 1917 года они пребывали в храме, находившемся на территории имения князей Шаховских (ныне храм Преображения Господня в селе Верзилово Ступинского района Московской области) Как предполагается, обе иконы были написаны в конце ХIХ века неизвестным иконописцем по заказу Шаховского в поддержку Царствующей династии Романовых, ради укрепления Самодержавия.
Доподлинно известно, что царь Николай II с супругой Александрой Федоровной бывали в имении Шаховских и в память о своем визите подарили их храму лампаду с надписью, выполненной эмалью: "В честь коронования Николая и Александры. 1896г." Сия лампада находилась пред иконой "Яко орля крылья". Из-за особого почитания монарха храм считался Царским. До революции сюда приходил народ, чтобы вознести горячие молитвы ко Господу о благополучии Царственного дома Романовых. В наше время, когда в этом храме прихожан помазывали для духовного укрепления елеем из этой драгоценной лампады, были зафиксированы случаи исцеления...
Словно в предчувствии грядущей трагедии российского народа иконописец изображает на иконе Божией Матери "Самодержавная", равно как и на иконе "Державная", почти похожие сюжеты. Царица Небесная изображена в Царской порфире с Короной на голове, со Скипетром в руке. Только Царским троном является Двуглавый орел - символ Самодержавия Российской империи, перешедший к нам от Византии.
Младенец Иисус Христос восседает на левой руке Богоматери и благословляет двумя руками. Рядом с троном (слева направо) предстоят святые: великий равноапостольный Царь Константин, первомученица Фекла Иконийская, Преподобный Сергий Радонежский, Преподобный Варлаам Хутынский. Царский орел стоит на "Камне Веры", он же - Христос ("камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла" Мк. 12,10).
Матерь Божия утверждает Царский престол, показывая тем самым, что истинное Православие возможно только при Самодержавной власти. У Божией Матери пояс в виде креста - в этом видно указание и нам распинаться за Царя-Батюшку. Радуга вверху - множество мира, примирение Бога с человеком. Несмотря на то, что икона написана в реалистичной манере, все же представляется, что рассматривать изображенное на ней необходимо через понимание символов.
К счастью, все драмы и трагедии ХХ века не тронули эти две реликвии, и они неплохо сохранились до наших дней. Раньше в храме над иконой Божией Матери "Самодержавная" находились портреты великомученика Царя Николая II и великомученицы Царицы Александры. Но потом - по распоряжению благочинного - они были сняты и на это место было установлено Распятие.
К сожалению, обо всех относительно спокойных для икон временах приходится говорить в прошедшем времени. Весной 2004 года иконы, несмотря на растущее почитание в народе, по распоряжению митрополита Ювеналия (Пояркова) были убраны вместе с царской лампадой, а в храм назначен новый настоятель. Все это вызвало недоуменные вопросы верующих - ведь попрание святых образов происходило не в 30-е годы "безбожной" пятилетки, а уже в 2004 году, т.е. спустя четыре года после официальной канонизации Царственных Мучеников в сонме Новомучеников и Исповедников, в земле Российской просиявших! Да еще и по приказанию высокопоставленного иерарха Московской Патриархии! Невольно напрашивается вопрос: если митрополиту Ювеналию не нравятся изображения святых, официально прославленных нашей Церковью, то кому же он служит?..
Летом 2003 года почитателями икон были сделаны фотокопии, после чего и началось их распространение среди верующих, а царский храм в Верзилово стал пользоваться еще большей популярностью. Всем хотелось увидеть оригиналы икон и приложиться к ним. Но, увы, иконоборцы ХХI века активизируются, а между тем множество пророчеств прямо указывают на появление в России православного грядущего Царя.
О том, что на этот судьбоносный для России акт есть Божия Воля, имеется множество указаний. Достаточно вспомнить пророчества прп. Серафима Саровского, свт. Иоанна Шанхайского (Максимовича), монаха Авеля, блаж. Пелагии Рязанской, Феофана Полтавского и др., а также явления икон Божией Матери "Ченстоховская", "Песчанская", "Воскрешающая Русь", "За Державу Российскую Скорбящая", мироточение иконы Царя-великомученика Николая II, иконы Святых Царственных Мучеников, пророчество старца Николая Псковоезерского (Гурьянова) о грядущем Царе, мироточение икон Царя Иоанна Васильевича Грозного, старца Григория Распутина.
Указания на появление Православного Царя продолжаются и по сие время: появление на подкупольной фреске образа Богородицы с Младенцем 16 сентября 2001 года в храме Спаса Преображения, что находится в селении Спас-Угол. Интересно, что после внесения икон "Самодержавная" и "Яко орла крылья" в алтарь одного из храмов, на небе была явлена радуга, а из перьевых облаков чудесным образом составилось изображение Царской Короны.
На иконе "Яко Орля крылья" Богородица венчает двуглавого орла, в руке Она держит райскую лилию, символизирующую благую весть о грядущем Православном Царе. Духовный смысл иконы становится понятен через толкование на Апокалипсис иеродиакона Авеля и о.Андрея Горбунова в книге "Найдем ли мы Бога и себя?" Если говорить о духовном смысле иконы "Яко орля крылья", то он раскрывается в 12 главе Откровения Иоанна Богослова (стих 14): "И даны были жене два крыла большого орла (Даровано Самодержавное Царство Русское), чтоб она летела в пустыню в свое место (исконные Святорусские земли) от лица змия и там питалась в продолжение времени, времен и пол-времени".
12 глава, 5 стих: "И родила она младенца мужеского пола (Русского Православною Царя), которому надлежит пасти все народы жезлом железным, и восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его (помазано на Царство)".
Скипетр и Держава в лапах Двуглавого орла, а также царские короны на его главах указывают на то, что речь идет о Царе из рода Романовых. Радуга над всем изображением, переходящая в земной шар, может означать, что это будет Царь-Победитель, и после очищения земли наступит мир и благоденствие...
"Преподобные еще скажут свое веское слово..."
Особо не вдаваясь в историю икон, нынешние иконоборцы пытаются навязать дискуссию, о якобы неканоничности сюжетов двух "новописанных" икон "Самодержавная" и "Яко орля крылья". Между тем, с полной уверенностью следует заявить, что это не случайное сочетание. Положение Богородицы на фоне орла глубоко символично прежде всего потому, что именно так говорится о церкви последних времен в Святом Писании. Здесь надо отметить, что в православном мире существуют и другие подобные сюжеты. Например, известны иконы "Покрой нас кровом крилу Твоею", "Азовская" и другие. Взять хотя бы, к примеру, "Сборник икон" Костомарова, где собраны уникальные сведения об иконах, где образ Богородицы тоже представлен на фоне орла.
Остановимся на одной из них - "Азовской", весьма схожего плана с "Яко орля крылья". Насколько важен для верующих этот образ Божией Матери, рассказывается в сборнике "И даны будут жене два крыла" С.Фомина: "Благодаря не раз издававшимся за последние десять лет репродукциям (в т. ч. цветным и большого формата) мы имеем возможность сделать более или менее точное описание Азовской иконы Божией Матери, хранящейся ныне в Государственном историческом музее имени Императора Александра Ш в Москве, но, к сожалению, трудно доступной для верующих...
Изучавший еще до революции Азовскую икону Божией Матери В. Борин пишет: "...Я полагаю, что икона писана несколько позднее взятия Азова Шейном при участии Петра I, т. е. после 1696 года [...] Исследуя икону, я нахожу на ней до трех записей; из-под них видно, что первоначальное изображение Богоматери было "поясное", а не "ростовое"; из этого можно заключить, что к этой иконе Азовской Божией Матери возвращались, когда возвращался политический интерес к Азову. И только во второй половине XVIII века [...] образ, надо полагать, остается уже без всякого изменения, так что икона в том виде, в каком ее находим, относится к концу XVIII века, ко времени Императрицы Екатерины II (1763-1796). Причем, можно утвердительно сказать, как прорись, так и икона, хранящиеся в Историческом музее, являются единственными экземплярами, оставшимися от конца XVII века".
Последние замечания о поновлениях иконы весьма интересны. Они находятся в соответствии с целым рядом других, уже современных нам, обстоятельств. В этой связи памятно недавнее "всплытие" этой уникальной иконы после более чем двухвекового ее забвения. Сегодня образ известен многим, благодаря стихийно (но, конечно же, не без Промысла Божия!) появившимся многочисленным его репродукциям. Проясняются некоторые детали иконы, понимаемые нами сегодня вопреки смыслу, который вкладывали в нее заказчики и даже, может быть, сам изограф.
Например, овеществление в красках образа Жены, скрывающейся в конце времен в пустыню. Согласно русской богословской традиции, эти слова Апокалипсиса раскрывают духовный смысл существования Российской Империи и символику ее герба - Двуглавого орла. Сравните это с также выразительным словесным образом нашей страны, написанным духовным писателем С. А. Нилусом: "пустыня лесов и степей Великой России". Глядя на предстоящих преподобных Отцов Киево-Печерских, как не вспомнить слова, сказанные в 1977 г. старцем схиархимандритом Серафимом (Тяпочкиным, ум. 1982) по поводу нестроений, ожидающих наше Отечество и уже свершившихся на нашей памяти: "У славянских народов единая судьба, и еще скажут свое веское слово преподобные Отцы Киево-Печерские - они вместе с сонмом новомучеников Российских вымолят новый Союз трех братских народов"...
Все эти интригующие моменты из прошлого, настоящего и будущего (надеемся, оно обнадежит нас) со временем раскроют символику этих Богородичных икон, где в качестве одного из главных персонажей взят державный русский двуглавый Орел. И тогда, в день, определенный Господом, "Самодержавная", "Яко орля крылья", "Азовская" и другие иконы Божией Матери обретут дни своего празднования, а православные последних времен - эти чудотворные образа Божией Матери, как еще одно непреложное свидетельство чудного Покрова Пресвятой Богородицы над Россией. Сие и буди!
Ирина ДавыдоваМолитва пред иконой "Самодержавная"
О Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! Вышши еси всех Ангел и Архангел, и всея твари честнейши, помощница еси обидимых, ненадеющихся надеяние, убогих заступница, печальных утешение, алчущих кормительница, нагих одеяние, больных исцеление, грешных спасение, христиан всех поможение и заступление. О, всемилостивая Госпоже, Дево Богородице, милостию Твоею спаси и помилуй БЛАГОВЕРНОГО ГОСУДАРЯ нашего (егоже имя, Ты, Господи, веси) и весь Царствующий Дом. Спаси, Госпоже, и помилуй раб Твоих, Святейший правительствующий Синод, и преосвященныя митрополиты, архиепископы и епископы, и весь священнический, и иноческий чин, и Благоверных правительствующий Синклит, и военачальников, градоначальников и Христолюбивое воинство, и доброхоты, и вся православныя Христианы ризою Твоею честною защити: и умоли, Госпоже, из Тебе без семени воплотившагося Христа Бога нашего, да препояшет нас силою Своею свыше, на невидимыя и видимыя враги наша. О Всемилостивая Госпоже Владычице Богородице! Воздвигни нас из глубины греховныя, и избави нас от глада, губительства, от труса и потопа, от огня и меча, от нашествия иноплеменных и междоусобныя брани, от напрасныя смерти, и от нападения вражия, и от тлетворных ветр, и от смертоносныя язвы, и от всякаго зла. Подай, Госпоже, мир и здравие рабом Твоим, всем православным христианом, и просвети им ум и очи сердечныя, еже ко спасению: и сподоби ны грешныя рабы Твоя царствия Сына Твоего, Христа Бога нашего: яко держава Его благословенна и препрославленна, со безначальным Его Отцем, и с Пресвятым и благим и животворящим Его Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Духовный смысл иконы "Яко орля крылья" раскрывается в 12 главе Откровения Иоанна Богослова: И даны были жене (Церкви Верных) два крыла большого орла (Царская Самодержавная власть), чтоб на летела в пустыню (изолировала себя от мира сего) в свое место (исконные Святорусские земли) от лица змия антихриста) и там питалась в продолжение времени, времен и пол-времени (три с половиной года) (Откр. 12,14).
На иконе Матерь Божия венчает Двуглавого орла, в руке Она держит райскую лилию - благая весть о грядущем Православном Царе: И родила она (Церковь последних времен) младенца мужеского пола (Русского Православною Царя), которому надлежит пасти все народы жезлом железным (силою подчинит себе все народы), восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его (помазан на Царство) (Откр. 12,5).
Скипетр и Держава в лапах Двуглавого орла, а также Царские короны на его главах указывают на то, что речь идет о Царе из рода Романовых. Радуга над всем изображением, переходящая в земной шар, может означать, что это будет грядущий Царь-победитель, и после очищения земли наступит мир и благоденствие.
Копия иконы "Яко орля крылья" начала свой победный путь из Москвы 5-го марта 2004 года через Владимирскую епархию в Нижегородскую. В одном из монастырей, во время освящения иконы, она сильно благоухала, после слов священника: "...покрой нас кровом крилу твоею...". В это время в Храме находилась чудотворная икона Божий Матери “Феодоровская". Икона прошла с крестным ходом по г. Нижний Новгород на Пасху 2004 года. Во время крестного хода в Дивеево по канавке Божией Матери, икона замироточила, далее икона участвовала в Царском Крестном ходе в Москве 17 июля 2004 года, являла чудеса, укрывала от гонителей, вразумляла и просвещала. Повторилось мироточение на крестном ходе 21 сентября 2004 года и продолжалось несколько дней.
На севере было явление одной рабе Божией Царя Николая Второй, в руках он держал икону "Яко орля крылья" - это завет Царя-искупителя греха неверности своему Богопомазаннику нам грешным. Икона сия - Имперская, для Церкви, уходящей в пустыню, как внешнюю, так и внутреннюю. Другой рабе Божией от иконы был голос: "У кого моя икона в доме - помогу спастись".
Царь Неба Царя земна миром ограждает
И знамение мирное ему представляет.
Знамение же сие: ветвь райского сада,
Радуга небесна — знак мирный и отрада,
Зрят мир той вечный главы Орле разделенны,
Пречистою Девою зде совокопленны.
Миродательница бо Себе изобрала
Две крыле Орла, мирно в нем жить возжелала,
Глаголя: зде вселюся да живу вовеки,
Аки в Горнем Сионе с ангельски лики.
Даны суть Жене крыле две Орла велика,
А Жена орлу в союз мирный довека.
Орел како, и когда юность обновляет,
О том, кто разумеет, да отвещавает.
Мы же зрим яве Орла Царска обновленна
Кав..ю во Нея Сыном украшенна.
Миротворцы предстоят от пещер святии,
Матери с Сыном за мир благодаря сии.
Видя, яко над змием победу преславну
Даде щедрот, да даст тако и над львом равну.
Яко сотрен змий, и лев, сице пораженный
Будет, Богородичен враг той загражденный.
Царь же благочестивый будет победитель
Всегда, в недрах Матери Христове покровитель.
Молитва пред иконой “Самодержавная”
Царице моя преблагая, надеждо моя, Богородице, приятилище сирых и странных предстательнице, скорбящих радосте, обидимых покровительнице! Зриши мою беду, зриши мою скорбь, помози ми яко немощну, окорми мя яко странна. Обиду мою веси, разреши ту, яко волиши: яко не имам иныя помощи разве Тебе, ни иныя предстательницы, ни благия утешительницы, токмо Тебе, о Богомати, яко да сохраниши мя и покрыеши во веки веков. Аминь.
Молитва Пресвятой Богородице
О Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! Вышши еси всех Ангел и Архангел, и всея твари честнейши, помощница еси обидимых, ненадеющихся надеяние, убогих заступница, печальных утешение, алчущих кормительница, нагих одеяние, больных исцеление, грешных спасение, христиан всех поможение и заступление. О, всемилостивая Госпоже, Дево Богородице, милостию Твоею спаси и помилуй БЛАГОВЕРНОГО ГОСУДАРЯ нашего (егоже имя, Ты, Господи, веси) и весь Царствующий Дом. Спаси, Госпоже, и помилуй раб Твоих, Святейший правительствующий Синод, и преосвященныя митрополиты, архиепископы и епископы, и весь священнический, и иноческий чин, и Благоверных правительствующий Синклит, и военачальников, градоначальников и Христолюбивое воинство, и доброхоты, и вся православныя Христианы ризою Твоею честною защити: и умоли, Госпоже, из Тебе без семени воплотившагося Христа Бога нашего, да препояшет нас силою Своею свыше, на невидимыя и видимыя враги наша. О Всемилостивая Госпоже Владычице Богородице! Воздвигни нас из глубины греховныя, и избави нас от глада, губительства, от труса и потопа, от огня и меча, от нашествия иноплеменных и междоусобныя брани, от напрасныя смерти, и от нападения вражия, и от тлетворных ветр, и от смертоносныя язвы, и от всякаго зла. Подай, Госпоже, мир и здравие рабом Твоим, всем православным христианом, и просвети им ум и очи сердечныя, еже ко спасению: и сподоби ны грешныя рабы Твоя царствия Сына Твоего, Христа Бога нашего: яко держава Его благословенна и препрославленна, со безначальным Его Отцем, и с Пресвятым и благим и животворящим Его Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Царская лампада перед иконой «Яко орля крылья». Фото конца XIX - начала XX вв.
 |
http://elessar-estel.livejournal.com/1044.html
Благослови, душе моя, Господа, и вся внутренняя моя имя святое Его. Благослови, душе моя, Господа, и не забывай всех воздаяний Его, очищающаго вся беззакония твоя, исцеляющаго вся недуги твоя, избавляющаго от истления живот твой, венчающаго тя милостию и щедротами, исполняющаго во благих желание твое: обновится яко орля юность твоя. Творяй милостыни Господь, и судьбу всем обидимым. Сказа пути Своя Моисеови, сыновом Израилевым хотения Своя: Щедр и Милостив Господь, Долготерпелив и Многомилостив. Не до конца прогневается, ниже во век враждует, не по беззаконием нашим сотворил есть нам, ниже по грехом нашым воздал есть нам. Яко по высоте небесней от земли, утвердил есть Господь милость Свою на боявшихся Его. Елико отстоят востоцы от запад, удалил есть от нас беззакония наша. Якоже щедрит отец сыны, ущедри Господь боящихся Его. Яко той позна создание наше, помяну, яко персть есмы. Человек, яко трава дние его, яко цвет сельный, тако оцветет, яко дух пройде в нем, и не будет, и не познает ктому места своего. Милость же Господня от века и до века на боящихся Его, и правда Его на сынех сынов, хранящих завет Его, и помнящих заповеди Его творити я. Господь на Небеси уготова Престол Свой, и Царство Его всеми обладает. Благословите Господа вси Ангели Его, сильнии крепостию, творящии слово Его, услышати глас словес Его. Благословите Господа вся силы Его, слуги Его, творящии волю Его. Благословите Господа вся дела Его, на всяком месте владычества Его, благослови, душе моя. Господа.
В цьому році Мгарський Спасо-Преображенський монастир святкує ювілей - двадцяту річницю відродження обителі. Довгих 58 років це святе місце перебувало в запустінні і знехтуванні. Тут розміщувалася військова частина, потім склади, піонерський табір... Безкінечно довгим та сумним був цей час для віруючих людей. Але всьому приходить кінець, скінчився і він. 15 травня 1993 року в обителі відправили першу Літургію; 13 лютого 1994 року звершили перше постриження в ченці. Монастир розпочав нове життя. Пропонуємо вашій увазі короткий екскурс до історії, хроніку подій того часу: повернення монастиря державою Православній Церкві.
Після того, як у 1935 році усіх ченців вигнали, Мгарський монастир було закрито. Ще на початку 30-х на території монастиря розташували патронат для дітей «ворогів народу». З 1937 року тут знаходився дисциплінарний батальйон, з 1946-го - військові склади, а у 1985 - піонерський табір.
«Склалося так, що драматичною виявилась історія монастиря за радянського періоду, що, як не парадоксально (а може й закономірно), завершилася його відродженням. Важко, повільно, але і в Радянську державу, в її «керівну та спрямовуючу» силу - КПРС почали проникати нові, свіжі віяння. Іще в 1977 році група ентузіастів-краєзнавців порушила питання про відзначення 1000-ліття Лубен, згодом ця справа одержала офіційне визнання, нею почали опікуватися органи влади. «Я сам тоді був другим секретарем Лубенського міськкому партії, - писав Л. М. Діденко, на той час голова Лубенської районної Ради народних депутатів, - і безпосередньо брав участь як у плануванні, так і в організації робіт, зокрема в вирішенні долі монастиря».
Спочатку в декого були задуми залишити споруди історичною та архітектурною пам"яткою, розмістивши поряд туристський комплекс. Але проведене через газету опитування лубенців схилило всіх остаточно до думки, що єдино правильне розв"язання питання - це відновлення монастиря і як пам"ятки, і як церковно-господарьскої організації.
У 1987 році почалась реставрація. Організували на місці Полтавську дільницю Чернігівських реставраційних майстерень, яку очолив творчий будівельник Я. О. Назарець, а з ним почали працювати ще 8 місцевих майстрів. Згодом дільниця стала Лубенською. За допомогою київської «Укрпроектреставрації» виготовлялись локальні проекти - спочатку на консервацію, потім - і на реставрацію. Створили власну майстерню, проклали дорогу, провели водопровід, електролінію. Якщо кошти виділяло обласне управління капітального будівництва, то матеріалами забезпечували практично всі колгоспи району, ряд міських підприємств (завод «Комсомолець», ремонтно-механічні майстерні, меблевий комбінат та ін.).
Справу було зрушено. Тепер пам"ятку архітектури - ансамбль Мгарського монастиря - передано його споконвічному господареві. Чернеча громада має змогу розвиватися, діючи на благо не тільки лубенців, а й усієї України».
Віруючі та навіть невіруючі люди, громадські діячі виявляли ініціативу та брали активну участь у поверненні монастиря. Як це не дивно, сприяли цьому навіть партійні діячі.
Таким чином, ще наприкінці 80-х років стараннями релігійної громади, яка складалася із мешканців села Мгар та сусідніх сіл, при підтримці місцевої сільради та колгоспу, вдалось повернути скитську церкву Святителя Афанасія та улаштувати для звершення богослужіння. Згодом, на початку 1990-х, вона була освячена на честь Благовіщення Пресвятої Богородиці.
ЛИСТ-ЗВЕРНЕННЯ
Вирішувати долю Мгарського монастиря
Нині реставруються будівлі Лубенського Мгарського Спасо-Преображенського монастиря, заснованого 1619 року... Але поки що йдеться про монастир як відому республіканську пам"ятку архітектури. Цілком приєднуючись до цього, в той же час не можемо не звернути увагу, що практично ні на яких рівнях досі не обговорюється питання про його культове призначення.
Щоправда, ще 1988 року, коли відзначалося 1000-ліття християнства на Русі, в розмові з Полтавським єпископом Савою тодішній голова виконкому міської Ради народних депутатів В. М. Канупа висловив згоду на передання монастиря Церкві...
Під час освячення в липні 1990 року Кургану Скорботи - місця поблизу Мгарського монастиря... - секретар Синоду Української Православної Церкви єпископ Іонафан в інтерв"ю з приводу майбутнього монастиря сказав: «Бачу його діючим...».
Тож ми, і віруючі, і невіруючі, закликаємо світську й церковну владу, не зволікаючи, спільно приступити до розв"язання цього наболілого й актуального питання, об"єднавши матеріальні можливості і дбаючи про духовність нашого народу.
К. Ілющенко, заступник голови церковної ради Свято-Троїцької церкви.
О. Разіна, староста Різдво-Богородицької церкви.
Т. Тішина, відповідальний секретар міської організації Українського товариства охорони пам"яток історії та культури.
Н. Гарбуз, лікар Центральної районної лікарні.
А. Єфремова, викладач дитячої музичної школи, самодіяльний композитор.
В. Малик, письменник, лауреат республіканської літературної премії ім. Лесі Українки.
Б. Ванцак, заслужений журналіст Української РСР.
Липень 1991 р.
Виконком обласної Ради народних депутатів. Редакції газети «Червона Лубенщина».
Виконком Лубенської міської Ради народних депутатів повідомляє, що з цього боку немає заперечень про передачу Мгарського монастиря Українській Православній Церкві...
Голова виконкому І. С. Коломієць
Серпень 1991 р.
Київ, Українська Православна Церква, митрополитові Філарету
Ваше Блаженство!
У липні 1991 року Вам було направлено лист, а також лубенську газету з листом-зверненням... На жаль, до цього часу ніякої відповіді від Вас на це ми не одержали... Редакція просить Вас вжити усіх залежних від Вас заходів та поінформувати про це насамперед віруючих Лубенського району, які не розуміють, чому досі немає ніякої відповіді.
Зав. відділом листів газети
«Лубенщина» жовтень 1991 р.
Б. Ванцак
Відділ листів газети «Лубенщина»
Шановні працівники редакції!
Висловлюю вам щиру вдячність за ваше піклування про долю святих наших храмів та обителей.
Сьогодні, дякувати Богові, на Україні відкривається чимало монастирів - наша Церква налічує їх вже 32.
Для відродження колись славетного Мгарського монастиря ми також зможемо надати матеріальну допомогу, якщо буде прийнято рішення про його передачу Церкві.
При цьому повідомляємо, що питання про відкриття Мгарського монастиря може бути розглянуте на архієрейському синоді Української Православної Церкви при наявності прохання архієпископа Полтавського і Кременчуцького Сави...
З повагою, Філарет, Митрополит Київський і всієї України.
Листопад 1991 р.
Полтава, Єпархіальне управління, Архієпископові Саві
Ваше Преосвященство!
Посилаємо Вам газету з новою публікацією щодо долі Мгарського монастиря, в якій наведено й відповідь Митрополита Київського і всієї України Філарета.
На превеликий жаль, Ви не удостоюєте нас, а отже - й десятків тисяч лубенців, читачів газети, своєї відповіді. Це не може не викликати здивування і навіть тривоги...
З повагою, завідуючий відділом листів
Грудень 1991 р.
Б. Ванцак
Нова історія старого монастиря
«8 травня 1993 р. Високопреосвященнійшим Архієпископом Полтавським і Кременчуцьким Феодосієм був призначений перший у пореволюційний період Намісник Мгарського Спасо-Преображенського монастиря ігумен о. Філіп (Осадченко). З цього моменту почалася нова історія діяльності старого монастиря. Багато довелося пережити йому за довгі 375 років. Двічі, в ХVІІ та ХVІІІ ст., горів і знову відбудовувався собор. Дісталось монастирю і при поляках, і при радянській владі. Кого тут тільки не було - і автокефали, і військові, й піонери... Та прийшло свято й на це, Богом обране місце!
Ось лише деякі уривочки зі щоденника ієромонаха Іларіона:
«15.05.93. Служиться перша літургія в день пам"яті свт. Афанасія, Патріарха Царгородського, Лубенського Чудотворця, та молебень Святителя. Обідня здійснюється в Спасо-Преображенському соборі. На тлі варварськи пошкоджених фресок та опалої штукатурки яскраво виділяється свіжою зеленню трава, накидана на земляну підлогу собору. Весняний запах свіжоскошеної трави, змішуючись із запахом ладану, створюють надзвичайний аромат, і в серцях людей, які прийшли на це свято, вселяється надія.
До 20 грудня Богослужіння відбуваються в скиту, від холоду зводить пальці.
20.12.93. Перша служба в Теплій церкві, нарешті запустили опалення, у церкву й трапезну пішло живодайне тепло.
02.02.94. Уперше задзвонив дзвін.
13.02.94. Перше постриження в ченці.
15.02.94. Перше причастя перших монахів...»
Небагато минуло часу з першої служби в соборі, а скільки вже пережито, скільки хвилювань, радості, смутку (а то й сліз)... Не минає і без НП: то спалахнула баня, то вийшов із ладу глибинний насос, і монастир лишився без води. Потрібні оперативні рішення, доводиться і до голів колгоспів, і (на той час) представника Президента в районі. Важко монастирю, і коли б не допомога людей, для яких такі поняття, як духовність, віра, совість - не порожній звук, було б набагато важче.
Із труднощами передається монастирю його ж власність. А колись же відбирали з легкістю, найменший супротив придушувався терором. Представники радянської влади не церемонились ні з людьми, ні зі святими. Собор монастиря було розорено, склепи розкриті й осквернені. Досі на храмових фресках, які вціліли, зяють сліди від куль. Нова влада хотіла знищити саму віру, саму Церкву Христову. Однак її прислужники забули сказане Христом про Церкву: «І ворота пекла не здолають її». Ми твердо знаємо, що суд Божий воздасть душогубам по ділах їхніх. Православна Церква завжди протистояла насильству міцністю Духа, силою віри та упованням на Бога.
У буднях копіткої праці відбувається велике чудо - відродження Святої обителі, ті, хто стоїть біля джерел цього Відродження, усвідомлюючи велику відповідальність, покладену на них Господом Богом, віддають увесь свій талант і всі сили, аби не потух, а розгорівся ще яскравіше вогонь духовного маяка на нашій багатостраждальній землі.
Відрадно відзначити, що серед людей, наділених владою, є ті, хто розуміє потреби Церкви, усвідомлює, що, не вийшовши з кризи духовної - не можна вийти з кризи економічної та політичної, що насилля над духом губить особистість, а отже, й державу, що складається саме з цих особистостей. Заради справедливості слід згадати ще 1988 рік, коли вшановувалося 1000-ліття Лубен. Для відзначення цієї дати багато поклопоталися спочатку краєзнавці, потім влада, ентузіазм виявило населення Лубенщини. Завдяки розумінню та клопотанню міськкому Компартії України, який тоді очолював А. М. Соболєв, командування Київського військового округу погодилось на виведення з території монастиря військової частини і передачу його спочатку місцевій цивільній владі, яка згодом передала його справжньому власникові - Церкві. Тоді ж було створено реставраційну бригаду. Розуміючою людиною, на щастя для монастиря, виявився колишній представник Президента України в районі, а тепер голова районної Ради народних депутатів Л. М. Діденко. Його велику допомогу в передачі монастирських споруд, організації різних трудових колективів для надання шефської матеріальної допомоги високо цінить уся братія і молиться за нього.
Та монастир не може підтримувати свою життєдіяльність лише за рахунок пожертвувань, особливо нині, коли відбувається різке падіння життєвого рівня населення. І нехай господарство в обителі невелике, та воно допомагає вижити, саме вижити, бо в час економічної розрухи в державі питання стоїть не про життя, а про виживання.
Будь яке господарство вимагає постійних турбот, але, як каже народна мудрість: «Молитва і труд усе перетруть». Бог милостивий і благодаттю своєю дає силу й терпіння. У ченцях і послушниках, які відроджують до життя Святу Обитель, живе непогасна віра у Промисел Божий, велика надія на силу Духа Святого і всепереможна Любов, заповідана нам Господом нашим Ісусом Христом.
Розвивається в монастирі й художній промисел - це різноманітні вироби з дерева, як, наприклад, підсвічники з зображенням монастирського собору, хрест з розп"яттям та ін. Усе це виконано талановито, з художнім смаком.
Проводиться ремонт собору, недалекий той час, коли зазвучать у ньому молитва й співи, і він наповниться життям, і в таїнстві Богослужінь зійде на нього Благодать Святого Духу. Братія вірить, що в відроджений собор буде повернено з Харкова мощі Святителя Афанасія, Патріарха Царгородського, Лубенського Чудотворця.
Мало поки що в монастирі ченців, але головне те, що склався кістяк братства - це ті, хто першими прийшли сюди і, побачивши мерзоту запустіння, почали трудитися. Треба було впорядковувати територію, відремонтувати житловий фонд, посадити город і зробити багато іншого. Були й такі, кого попросили піти. Але для тих, хто лишився, монастир став рідною домівкою.
Духовною лікарнею називають у народі монастир, і вже приходять сюди страждучі та обтяжені й знаходять утіху в молитві, в проповіді священика, а то й просто в доброму слові співчуття.
Мгарський Спасо-Преображенський монастир відроджується і вже приносить духовні плоди, які з Божою допомогою, сподіваємось, будуть примножуватись і наповнювати життя великим змістом, і щодня буде підноситись до Господа молитва за нашу рідну Вітчизну: «Спаси, Господи, люди твоя и благослови достояние Твое, победы православным христианам на сопротивныя даруя и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство. Аминь», - писав у 94-му намісник монастиря, архімандрит Филип, нині священноархімандрит обителі, митрополит Полтавський і Миргородський. Багато води збігло за цей час, багато було зроблено. Сьогодні монастир має орні землі, тваринницьке господарство, пасіку та пекарню, олійницю та молочний цех, займається видавничою діяльністю. Зросла кількість ченців, сформувалась братія. Неухильно звершуються добові богослужіння.
«Обновится яко орля юность твоя », - звертався Духом Святим цар Давид до душі. Обновилася й Мгарська обитель, а з нею і нове церковне літургійне життя. Стали стікатися віруючі люди за тим, щоб, беручи участь у Святих Таїнствах Церкви, відновляти свої душі. Як би ворог роду людського не намагався знищити Церкву Православну, здолати він її не може, бо Господь обіцяв своїм вірним чадам: «...и се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века. Аминь ».
Хочеться подякувати усім, хто працював і працює заради відновлення обителі, привітати з цим ювілеєм і побажати міцного здоров"я та натхнення у праці. Та хай Господь ніколи не залишає нас своєю милістю.
Підготував ієродиякон Даниїл (Корчевий)
за архівними матеріалами монастиря
Мгарський монастир
Прежде всего, конечно, надо бы объясниться, – почему я вообще собрался что-то писать, что вообще могу я интересного сказать Вам, читающим. На этот вопрос у меня ответ есть, – я хочу рассказать Вам о чуде.
Разговаривая с людьми о своей вере (а по роду своей профессиональной деятельности мне приходится – слава Богу – делать это часто), я раз за разом натыкался на вполне естественный вопрос: «Ну, ладно, Вы вот складно говорите об опыте других людей, а Вы-то сами – что видели? Было ль какое-нибудь чудо в Вашей-то жизни?» Вопрос, действительно, вполне естественный: интереснее всего нормальному человеку не какие-то отвлеченные идеи, а живой собеседник.
До поры до времени меня этот вопрос не то, чтобы ставил в тупик, но как-то «сбивал с ритма»: гладко и легко можно говорить о постороннем, о себе же самом всегда очень трудно. Чтобы о себе самом говорить, надо свою жизнь от себя отстранить, повествованием ее сделать, – это, во-первых, была чисто техническая трудность. Но и, кроме того, по существу, – в моей жизни, действительно, вовсе и не было тех чудес, о которых можно было бы рассказывать потрясенной толпе, – не было того, что обычно принято называть чудом.
Другое дело, что если посмотреть трезво, вдумчиво, – то и вся моя жизнь чудесна, и бесчисленны были в ней незаметные постороннему глазу случаи, так много говорившие сердцу. Но ведь об этом и рассказывать бесполезно, это твоему сердцу они могут что-то говорить, а для постороннего взгляда, как уже сказано, вообще ничего не значат. Тут и сам-то человек иногда не сразу может разглядеть в своей жизни чудо, – вопрос ведь в том, – а хочет ли сердце слушать, желает ли оно принимать эти весточки свыше. Не могу сказать, что я, например, был к ним вовсе глух, но до поры до времени мало сказывались они на моей жизни.
И все-таки я нашел ответ на этот провокационный вопрос: «А в Вашей-то жизни было что-нибудь?» – «Да!» – отвечаю я теперь. Кроме сокровенного сердечного опыта, который посторонним человеком может восприниматься как плод мечтательства, в моей жизни нашлось такое чудо, которое я могу представить на суд публики, потому что оно осязательно, очевидно и непостижимо, потому что оно легко проверяемо, если кто захочет поинтересоваться моей жизнью у знавших меня.
Это чудо именно нашлось: после того, как оно совершилось, я не забыл о нем, оно было со мной, и я понимал его чудесность, но как-то в голову не приходило, что оно может быть ответом на скептические вопросы о чуде. При всей своей сокрушительной чудесности, оно негромкое, непарадное, скромное какое-то и… «неклассическое». Оно лежало в моей жизни прямо на виду, но не кричало о себе, а потом – я как бы заново увидел его. Я увидел, что его и другим показать можно: «Вам на чудо посмотреть охота? – Так нате, смотрите, и если уж это не чудо, то какого еще Вам чуда надо!»
Я должен извиниться: об этом чуде невозможно сказать без некоторого предисловия. Причем это предисловие могло бы, конечно, быть и покороче, но я позволю себе начать спокойно и издалека. Мне бы хотелось и самому попробовать разобраться, – как это я стал верующим. Я сам себе этого до сих пор объяснить не могу. Может быть, это обстоятельство хотя бы отчасти извинит затянутость моего предисловия.
Я родился и вырос в хорошей советской семье – вполне обеспеченной, но без роскоши, вполне образованной и интеллигентной, но простой в быту. И абсолютно безрелигиозной. О Боге, о Церкви, о священниках, о молитве я дома не слышал вообще ничего – ни хорошего, ни плохого. Разве что в качестве обычных присловий. Я и сам не интересовался специально этими вопросами. Поскольку я много и очень бессистемно читал, а древняя история была мне, как и любому, наверное, ребенку интересна, то я любопытствовал в числе прочего и о мифах Древней Греции, и о «христианской мифологии». «Библейские сказания» Косидовского меня увлекали мало, а вот сказки о подвигах, интригах и похождениях греческих богов я любил. Кстати говоря, такая разница в восприятии вовсе не случайна, она очень показательна: несмотря на усиленные попытки представить Библию как собрание мифов, «библейские сказания» никак не походили на мифы, это были вообще не мифы, эти были рассказы о событиях необычайных, о том, как люди живут, поддерживая связь с Богом, но в этих рассказах не было сказочности, они не представляли мифологического интереса. Несмотря на чудеса, которые время от времени происходили с библейскими персонажами, библейское повествование было слишком… реалистичным что ли. То есть, моему «атеистическому» сознанию, конечно, было ясно, что описываемые чудеса – это выдумки, но в этих выдумках не чувствовалось полета фантазии, не было в них раскрепощенности и свободы мифологического творчества. Да и вообще: единственность Бога, – одно это уже скучно, или, вернее сказать, это не по-сказочному серьезно, – это уже не миф, а религия.
А вот то ли дело древние греки! Множество богов, которые то превращаются во что-то, в кого-то, то воюют, то мирятся. А еще есть сложная иерархия между ними, их запутанные родственные связи, а еще всякая мелкая мифическая шушера – нимфы, сатиры, кентавры, – и люди-герои почти как боги, а боги почти как люди, а еще различные сказочные чудища – Минотавр, Медуза Горгона, циклопы, – это же целый мир, созданный по отдельным законам, и так интересно было его рассматривать!
Эти изыскания были связаны в основном с летним отдыхом у бабушек и дедушек. Папины родители были сельскими учителями. Дедушка Вася – Царство ему небесное! – бывший учитель истории, одно или два лета живо беседовал со мною про древних греков и их мифы, и, хотя, видимо, не слишком одобрял религиоведческий уклон, внешне этого неодобрения почти никак не высказывал. За исключением одного случая. Вместе с двоюродным братом, шаря по дальним углам кладовок, мы как-то раз нашли старую книгу со славянскими буквами на обложке: «Святое Евангелiе». Вот эта находка возбудила явное неудовольствие, книгу забрали и унесли куда-то. Я так понимаю, что осталась она от бабушкиной мамы, бабы Поли (Пелагии Федоровны – Царство ей небесное!), которая последние годы своей долгой жизни, когда уже и я ее застал, прожила слепая, но пока могла еще сама выходить на улицу, постоянно ходила в храм и пела в церковном хоре.
Сейчас, глядя из никак негаданного тогда будущего на себя тогдашнего, озирающегося в жизни и мечтающего о будущем, я могу сказать, что верующим я был всегда, несмотря на то, что все вышеописанное занимало в моей жизни очень незначительное место. Я был верующим настолько, насколько человеку вообще естественно быть верующим и противоестественно быть атеистом. Я, например, никак не мог до конца уразуметь – как это: «Бога нет»? То есть, рассуждал я, вот если бы Он был, то это значило бы то-то и то-то, «есть Бог», это когда есть «Тот, Кто» – смотрит, видит, правит, мыслит, любит, помогает, наказывает, Тот, Кому небезразлично все происходящее. Я не мог, конечно, представить Бога, – то, что Бог никак непредставим, я ясно знал и чувствовал, но я мог представить себе присутствие Божие в мире, мир, которым правит Бог, вхождение Бога в жизнь человека. Так вот ничего этого нет! – силился я представить себе такую картину. Пусто, темно и холодно становилось, – «но зато это правда!»
Очень интересовала меня, но очень и разочаровывала антирелигиозная литература. Интересовала, видимо, потому, что я надеялся найти в ней решение этих своих затруднений. А огорчала хамской пошлостью. Эта литература смогла внушить мне только одну мысль: Бога нет, потому что Его придумали, а то, что Его придумали, это точно, потому что Его нет и быть не может.
Ребенок так устроен, что он верит тому, что ему говорят, и даже если не может понять смысл того, о чем говорится, он все-таки повторяет услышанное. Я повторял: «Бога нет». А что есть-то?! Ничего великого и светлого антирелигиозная литература мне предложить не могла. Я был совершенно согласен со своим происхождением от обезьяны, тем более, что обезьяны мне всегда нравились, я назубок знал названия всех переходных звеньев от обезьяны ко мне. Но одно дело лазить по яблоням в большом заросшем травой бабушкином саду, изображая этих самых обезьян в процессе их превращения в человеков, а другое дело настоящая жизнь. В качестве повода для игры обезьяны очень привлекательны, но как же жизнь-то жить?!
Я не то чтобы сильно мучился этими вопросами, но я всегда знал, что не имею на них ответа. И умные книги не помогали мне его найти. Игры в обезьяний антропогенез происходили на пару с другим двоюродным братом в саду другой бабушки, маминой мамы – упокой, Господи, душу рабы Твоея Елены! Здесь тоже я ничего не слышал о религии. И опять-таки была одна находка. Брат этот, изобретательный на всякие выдумки и шалости обнаружил у бабушки спрятанный где-то «Православный церковный календарь», который мы утащили в сад и там, залезши на дерево, начали весело листать. Я помню страницы месяцеслова с указанием памяти святых, праздников, чтений, листы с маленькими фотографиями архиереев, цветные иконы. Прибежала рассерженная бабушка и отобрала у нас календарь, поругав, как всегда за лазание по деревьям. И, как я опять-таки понимаю, недовольна она была, прежде всего, тем, что некая ее тайна стала достоянием глупых мальчишек.
Из всей атеистической пропаганды сердце мне затронуло только одно стихотворение Роберта Рождественского. Я не удержусь от того, чтобы привести тот главный отрывок, который помню (насколько помню, конечно):
Колокола звенели: Все в этом мире тленно!
Требовали: «Не кощунствуй, одумайся, отрекись!»
Но целую армию красок художник гнал в наступленье,
И по холсту, как по бубну, грозно стучала кисть.
Удар! – И рыхлый монашек оглядывается в смятении…
Удар! – И врывается паника в святейшее торжество,
Стекла звенят в соборе… Удар! – И это смертельно
Для господина бога и для родственников его.
И раздвигалась комната, и исчезали подрамники –
Величественная Афродита в небрежной позе плыла…
А натурщицам было холодно, натурщицы тихо вздрагивали,
Натурщицы были живыми и очень хотели тепла.
Они одевались медленно, шли к дверям и упорно
В тоненькие накидки не попадали плечом…
И долго молились в церкви, и очень боялись бога,
А были уже бессмертными, и бог здесь был не при чем.
Это стихотворение тронуло во мне что-то, в нем звучало какое-то величие и глубина. Но сейчас-то очевидно: как раз то, что мне в нем нравилось, атеистическим не было. То есть, вообще это стихотворение вряд ли можно назвать атеистическим, и попало оно в антирелигиозный сборник по недоразумению. Оно, действительно, говорило что-то важное и светлое сердцу, но ведь это же только поэзия! Поэтичность хороша и светла, но она ведь – неправда! И колокола разговаривать не умеют, и краски, наносимые на холст, армии собою не представляют, и никому не страшны удары кисти, никто их и не слышит. И как может куда-то раздвигаться комната, куда же исчезнут подрамники? – Все это не более чем поэтический миф, ничем по существу не отличающийся от греческих мифов о той же Афродите, которая из всего этого возвышенного сумбура выплывает. И почему же именно создание мифологического образа противопоставляется во всей этой фантасмагории Богу? А что-нибудь реальное разве нельзя противопоставить?
И еще – постойте! – если «это смертельно», то, значит, Бог-то есть, только художник Его убивает, если же Его нету, то к чему тогда весь этот пафос? Если есть только глупые люди, верящие в сказки, то в чем ваше-то геройство?! Доказывать ребенку отсутствие Бабы-Яги, может быть, дело нужное, но вряд ли достойно сверкания глаз и восхищенных оваций. И потом еще – самое-то главное! – ладно в стихотворении художник уже не художник, а героический полководец, и комната раздвинулась, и поплыла Афродита, и даже – вот оно, вот! – глупые натурщицы, молящиеся в церкви и боящиеся Бога, стали уже бессмертными без всякого Его участия, но то в стихотворении, а в жизни, а на самом деле – как?
А на самом деле натурщицы – это высокоразвитые обезьянки, и художник – тоже обезьянка, только еще более высокоразвитая, и даже «рыхлый монашек» – тоже обезьянка, хоть и недоразвитая, отсталая обезьянка. И все это «бессмертие» поэтическое – вилами по воде. Все они кушали, болели и сгнили давно, и мы все прокушаем, проболеем свой век и сгнием тоже. В этом – «правда жизни». Но вот ведь парадокс: ты эту «правду» осознал, растолковал себе, согласился с ней, а она… Не в том дело, что «груба и ряба», – на то она и «правда»; не в том дело, что бесстыжа и цинична, – а чего ей стыдится, она же «правда». На правду, действительно, обижаться глупо, мало ли чего бы тебе хотелось, мало ли какие мечты залетят тебе в голову, а есть настоящая правда и настоящая жизнь, и она такая вот.
Но беда-то в том, что эта «правда» не вдохновляет, «ни на труд, ни на подвиг, ни на несколько строк», как позже спел Гребенщиков. Жизни эта «правда» в человека вдохнуть не может! Религиозный «обман», миф и сказка, – вот это расправляет человеку плечи, это вдыхает в него жизнь. У глупых верующих, придумавших себе сказку про Бога, почему-то получается радостно спеть своему «придуманному» Богу: «You make me real!», а тех, кто верен «настоящей правде», эта «правда» почему-то на песни не подвигает, они если что и поют, то тоже «про мифологию», а про эту «правду» никогда. Отсталые верующие живут, конечно, в иллюзии, но ведь как интересно они живут!
Атеистическая пропаганда сумела вбить в голову, что религия – это плохо, что религия «уводит» от жизни, что она формирует пассивное, рабское сознание, и я с этим вроде бы согласился, но… Но все равно, – как-то очень привлекательно эти мракобесы живут, у них там и святость, и злодейство, и слезы умиления, и сжигание еретиков, и величественные храмы, и какие-то отшельники в лесу, монастыри, анафемы, коленопреклонения, обеты, – ОНИ ЖИВУТ! То есть, и мы, конечно, живем, и уж жизнь-то понимаем гораздо правильнее, но их-то плющит и прет по жизни их величественное заблуждение, мы со своей куцей правдою – ни Богу свечка, ни черту кочерга. Как написал тот же Роберт Рождественский:
Мы – и не пытавшиеся,
Мы – и не пытающиеся –
Мы – млекопитающие
И млеконапитавшиеся.
Вот в чем парадокс – все, что есть в жизни настоящего и стоящего, – это все обман и дурман, а то, что не обман и не дурман, что составляет «правду жизни», очищенную до предельной ясности, – так с этим жить не хочется. Все, что хоть как-то пробуждает к жизни, – все фантазия и иллюзия; а то, что не иллюзия и не фантазия, так это ни к чему не пробуждает. Хоть бы в отчаяние что ли эта «правда» повергала человека, так и в отчаяние не повергает, – никуда никого она не повергает и ни к чему не ведет.
Да как же так?! Глядя на жизнь «правильно», доводя эту «правильность» до логического конца, невозможно иметь стимул к тому, чтобы жить. Стимулы чтобы учиться и работать еще с горем пополам можно было бы найти, а вот жизнь вообще, как таковая, она-то как? Цели выше, чем строительство коммунизма, мы не знали, а бессмысленность и никчемность этой цели перед лицом жизни и смерти человека в мироздании была для ребенка гораздо более очевидна, чем для взрослых критиков коммунизма, напирающих на его утопичность и экономическую несостоятельность.
Ну, допустим, даже построят высокоразвитые обезьянки такое общество, чтобы можно было не трудиться, а как-то так, играючи производить все, что нужно, и иметь при этом все, что хочешь, – ну и что?!! Для этого обезьянкам и развиваться-то никуда не надо было, они и неразвитые в дикой природе нисколько не трудятся, и имеют все, что хотят. То есть, труд сытую и счастливую обезьяну превратил в ненасытного и несчастного человека, назад пути нет, и надо развивать дальше материальное производство, чтобы преодолеть труд, превратить его в какую-нибудь «свободную практическую деятельность» и снова обрести утраченное обезьянье счастье. Не греет этот идеал! А вот, например, «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я», – это греет сердце, но это уже религиозная мифология!
Это я теперь так объясняю, а тогда этих слов, конечно, не было, и быть не могло. Но то, что я чувствовал, пожалуй, можно именно вот так высказать. Еще раз повторю, что размышления на эту тему не занимали в моей жизни много места, интересы мои были очень широки и бессистемны, задумывался о религиозных вопросах я не часто и вряд ли надолго. Были бесчисленные другие темы. Напрягало только одно: это ведь самые главные вопросы, а я не мог их понять, не мог ощутить твердую почву для своей мысли. «Религия – выдумка, а атеизм – единственно верное восприятие мира», – привычно говорил я (и чаще всего с легким сердцем), но, понимая значение каждого отдельного слова, не мог-таки сам с собою в себе самом понять, что же это значит, – что религия не права, а атеизм прав. То есть я понимал логический смысл этой фразы, но до сердца этот смысл не доходил.
Или, может быть, так. У меня была «научная картина мира», вполне логичная и ясная, а был еще реальный мир очевидный и весомый, их требовалось согласовывать. Некоторые научные истины я хоть и с трудом, но мог прочувствовать и пережить: например, то, что это не Солнце вращается вокруг Земли и заходит на горизонте, а наоборот я, сидящий на стуле, вместе с Землей поворачиваюсь потихоньку и отворачиваюсь от Солнца; или то, что где-то на другой стороне Земли плещется океан, и что у мира нет ни верха, ни низа, а просто и я, и океан притягиваемся к центру огромной планеты, – это я мог осознать и прочувствовать. А некоторые другие научные истины были непредставимы просто потому, что относились к той сфере действительности, которая восприятию недоступна: что-нибудь из квантовой механики или теории относительности. Да и тут, хоть и вообразить нельзя, но прочувствовать весомость и смысл этих истин было вполне возможно. А вот то, что Бога нет (это ведь тоже я считал чем-то вроде научной истины, частью научной картины мира), это всегда почему-то особняком звучало. То есть, да, это так, но – откуда это известно, как же этот факт отсутствия доказан? Неужто, он доказывается тем, что Балда попу щелчков надавал, или тем, что реальные попы (как это утверждалось) жирные и жадные?
Впрочем, это все я теперь говорю, пытаясь свои тогдашние подсознательные ощущения и наития артикулировать. А тогда – с самого раннего детства и вплоть почти до вступления в зрелую взрослую жизнь – я честно и искренно считал себя атеистом. Не каким-нибудь «воинствующим безбожником», а просто А-Теистом, без-религиозным человеком, трезвым советским мальчиком (подростком, юношей, молодым мужчиной). И к верующим людям относился, как положено, то есть без вражды, но с опаской, без боязни и даже с интересом, но как-то слегка отшарахиваясь, так относятся к легко помешанным: болезнь интересна и даже притягивает, но от человека больного ею отодвигаешься, и не потому, чтобы он мог причинить тебе вред, а именно потому, что он «не в себе». Я, впрочем, почти и не видел верующих людей, в моем мирке их не было.
Что-то вроде молитвы мне, как и всякому ребенку было, конечно, знакомо: «Ой, хоть бы пронесло!», «Пусть все получится!» – человек часто инстинктивно обращается к Кому-то, Неизвестно-Кому – наверх. Порою такая молитва была даже сознательной. Один такой случай запомнился хорошо. Мы с папой поехали в лес по грибы на велосипедах и заблудились. Велосипед очень своеобразный вид транспорта. Если бы мы были пешком, то, двигаясь медленно, мы не могли бы уйти слишком далеко, да и приметы дорожные лучше бы запоминали. Если бы мы ехали на автомобиле, то не зависели бы от собственной мускульной силы и, достаточно долго проехав по дороге, уж куда-нибудь выехали бы. А мы были на велосипедах, и потому, пропустив, возвращаясь, нужную своротку, успели уехать уже весьма далеко, пока это обнаружили. Мы развернулись и поехали обратно, но при этом окончательно увязли в паутине лесных дорог и тропинок. Хотя ехать на велосипеде, конечно, гораздо легче, чем идти пешком, но мы были порядком уставшие после нескольких часов и многих километров, намотанных в поисках грибов. А день уже полным ходом клонился к вечеру, и в лесу заметно темнело. И вот в этой ситуации я, не глядя уже по сторонам и просто механически крутя педали, колесо в колесо за отцом, начал читать про себя «Отче наш». Не могу сказать, откуда я знал слова этой молитвы, видимо, я запомнил ее когда-то просто из интереса, что при моей хорошей памяти было несложно. Мы очень скоро выехали на знакомую дорогу. Мне трудно сказать, как я оценил тогда происшедшее. Это не уверило меня в той мысли, что Бог есть, но, с другой стороны, я не расценивал свою молитву как вздорную глупость и постыдную слабость: я поступил правильно, так и надо было делать, но есть ли Бог – неизвестно, скорее всего, нет, может быть, «что-нибудь такое» есть, неизвестно что, ну, да и ладно. Случай случился и прошел, жизнь продолжается.
Я все это так подробно рассказываю потому, что сам не могу понять, как я стал верующим. Не было в моей жизни такого момента, про который можно было бы сказать: «И тут я уверовал!», или что-нибудь в этом роде. То, что я верующий сейчас – это факт, но и одновременно нечто для меня самого непостижимое. Моя вера для меня – уже нечто привычное, но все-таки она – чудо, – откуда она во мне взялась, когда это произошло, как это могло случиться, что в моей душе слова «Всем известно, Бога нет» сменились на «Верую, Господи, и исповедую…»? Я сам себе пытаюсь это объяснить, и надеюсь, что, может быть, кому-то эти мои усилия помогут разобраться в своей душе.
Итак, я был атеистом и материалистом, по крайней мере, искренно считал себя таковым. И когда, отучившись два курса в инженерно-строительном институте, отслужив два года в армии, я ощутил внутреннюю необходимость пойти учиться на философский факультет, я пришел туда как убежденный марксист. Это был 1988 год, в перспективе «гласности» начинались уже процессы переосмысления советской философской схоластики, однако официальная линия, проводимая с профессорско-преподавательской стороны, и встречающая понимание со стороны большинства студентов философского факультета, заключалась в признании необходимости «очистки от искажений» и «творческого обновления» «великого наследия».
Впрочем, можно было заниматься историей философии или современной западной философией, а, кроме того, эти годы стали временем возвращения русской религиозной мысли XIX – XX веков. Некоторые мои однокурсники, как и более старшие товарищи, спасались от марксистского занудства в исследование «современной буржуазной философии» (тем более, что возможности для получения первоисточников и здесь увеличились). Была также партия «ревнителей русской философии» (как именовал профессор Б.В. Емельянов собравшийся вокруг него кружок). Я принадлежал к «марксистам». Отчасти это объяснялось моим инстинктивным отвращением от моды, нежеланием бежать в толпе за последними новинками. В такой позиции есть и недостатки: упрямое нежелание поскорей читать книгу, которую читают все, – это тоже зависимость от моды только со знаком минус. Впрочем, правильнее будет определить мою позицию как консерватизм: я был не против нового, тем более, что горизонты этого нового, открывшиеся тогда, по-хорошему захватывали дух, но я не верил, что новое всегда лучше старого уже потому, что оно новое.
Проучившись два года, в начале третьего курса я окрестился. Трудно сказать, что подвигло меня на этот шаг. То есть, подвигло меня слишком многое, а потому все перечислить трудно и каждая из этих причин в отдельности выглядит блекло. Я попробую сказать о наиболее заметных. Если делить грубо и условно, были причины «теоретического» плана, а были «практически-жизненные». «Теоретические» предпосылки сводились просто к тому, что, как выяснилось, религиозная вера не является продуктом отсталости и невежества. Я и раньше об этом догадывался, но одно дело умозрительно это предполагать, и совсем другое – наглядно в этом убедиться. К чести наших преподавателей, они, даже будучи в большинстве своем атеистами, говорили о религиозной вере как о полноправном оппоненте в мировоззренческом диалоге. То есть, даже предполагая, что религия не права, они не громили ее идиотическими доводами пропагандистской литературы, а признавали за ней право слова. Да и как не признавать, когда практически все изучаемые нами философы не просто были верующими, а эта вера у них играла важную роль в построении философских систем.
То есть «теоретическая» подготовка к крещению состояла в освобождении от затверженных с детства идеологических штампов. Эти идеологемы рушились тогда очень быстро у многих людей в нашей стране (год моего крещения 1990), но само по себе это разрушение не могло, конечно, породить веры.
«Практические» же и, действительно, важные причины моего крещения рассказать труднее. Именно их-то я и сам понять до конца не могу. Но вот непосредственно предшествовал крещению такой случай. После очередного студенческого «праздника», сопровождавшегося обильной выпивкой, мне рассказали о том, что делал я и как себя вел накануне. Я не помнил совершенно происшедшего, но налицо были «вещественные доказательства», да и по прошлым своим пьяным опытам я кое-что о себе знал. Но на этот раз все выходило уже за рамки того, что я мог о себе предполагать. Громкие слова тут неуместны: «повергло в ужас», «я был шокирован», «меня потрясло», «я не мог поверить», – все это неправда. Из острых эмоций – только стыд. Это не было эмоциональным потрясением, это было что-то внешне спокойнее, но гораздо глубже. Можно сказать так: я понял, что внутри меня сидит зверь, и этот зверь – не кто-то другой, ЭТО Я. То есть – на дне, в корнях своей души я сам таков, что отвратителен самому себе. За полгода до этого весной 1990 я написал стихотворение, в котором уже звучат подобные настроения:
Умоюсь я и вытрусь я,
Но душу не отмыть, как тело.
Мне опротивели друзья,
И жизнь моя осточертела.
И, словно в тягостном бреду,
С холодным отвращеньем вижу:
Я чужд для всех, к кому иду,
И все, что было, ненавижу.
За все, что до сих пор в судьбе
Имел, за все, что в жизни сделал,
Я мерзок самому себе
Душой и телом.
Это вовсе не была какая-то затяжная душевная депрессия, нет. Духовным кризисом это можно было бы назвать, да и то, – слишком громкое слово. Впрочем, наверное, это и был духовный кризис, снаружи не видный, не видный даже и мне самому, перелом в глубинах духа, только изредка ощущаемый на поверхности душевной жизни.
Одним словом, – к осени 1990 года я осознал ясно, что мне НУЖНО креститься. Я еще не очень ясно понимал, зачем мне это нужно, но то, что я должен сделать этот шаг, было очевидным. То же самое я чувствовал, когда поступал на философский факультет: вот МОЙ путь, – еще непонятно, куда он меня приведет, да и другие пути тоже привлекательны, но вот этот – мой, и туда мне надо идти, чтобы придти к себе, обрести себя.
Мое крещение было связано и с неким инстинктивным покаянием: после упомянутого выше случая, приоткрывшего мне гнилость моего «подполья», я надел на шею ниточку с одним из «вещдоков» моего безобразия и в течение недели носил, не снимая, для напоминания, а снял, отправляясь на крещение. Летом того года мой отец, побывав в Киево-Печерской Лавре, купил некоторые сувениры, в числе которых и крестики. Один подарил мне. Я сменил символ безобразия, жившего во мне, на символ спасения от этого безобразия. Эта «символичность» жестов, может быть, покажется вычурной, но я действовал без всякой экзальтации и вполне искренно. Вычурным это кажется сейчас, когда я все это рассказываю, когда тогдашние жесты и чувства облекаются в слова. Все те слова, которые я мог бы сейчас сказать в объяснение своих жестов и чувств, будут ложью, потому что тогда у меня не было этих слов. А вот в самих этих жестах и чувствах смысл был, и был он именно такой, как я сейчас говорю, только без этих слов. Жесты и чувства были более настоящими, чем слова, выражающие их смысл, и в то же время они были еще слепыми без этих слов. Так слепые щенки по нюху, по наитию находят соски матери. И это – опять-таки сегодняшние мои красивые слова, которых тогда не было и быть не могло, – это со стороны, со временной дистанции возможно рассуждать, а у самого-то щенка, ползущего к соску ни слов, ни рассуждений нет. Мое крещение было именно таким инстинктивным движением, значимость которого не столько осознается, сколько проживается и дышит изнутри.
Внешне крещение почти никак не изменило мою жизнь (правда, «подполье» больше не вылезало в таких безобразных формах). Я сам в себе перемен не замечал, но к концу учебы на философском факультете был уже, можно сказать, верующим человеком, – то есть это сейчас можно так сказать, а тогда я верующим себя еще не называл. Скажем так: я стал открыт для веры, никаких внутренних препятствий для того, чтобы верить, не осталось.
А окончательное и сознательное обретение веры произошло так. Ранней осенью 1993 года я, уже выпущенный из университета, но еще не поступивший в аспирантуру, зашел в Вознесенский храм (дело происходит в Екатеринбурге) и купил маленькую иконку Спасителя и маленький молитвослов-брошюрку. Молитвослов был, действительно, маленький, 10х15 примерно, и, как выяснилось потом, сокращенный (и в утренних, и в вечерних молитвах было выпущено по три молитвы), на обложке был изображен преп. Серафим Саровский, молящийся на камне. Я повесил иконку в комнате общежития, где мы жили с женой, и на следующее утро в одиночестве прочел утренние молитвы. Что это было за чтение! Я спотыкался на каждом слове, я половину слов не понимал, я не знал, что делать, когда написано «Слава:» или «И ныне:», «Слава, и ныне» читал прямо буквально эти три слова. Но то, что произошло дальше, можно назвать только одним словом: чудо. Это еще не то чудо, о котором я хотел рассказать. Это чудо вряд ли кого из скептиков способно потрясти и вразумить, – меня же оно потрясло.
Весь день после этого я находился в удивительном состоянии, мир расцвел вокруг, и внутри меня расцвел мир. Ходил я по земле, галлюцинаций не было, но душа моя летела и пела. Здесь вряд ли могли действовать чисто психологические механизмы, слишком уж невразумительна и невзрачна была моя молитва, чтобы вызвать психологический подъем, да еще такой силы. И еще, – хотя ощущение полета и озаренности существования продолжалось только один день, но прямые последствия этого дня сказывались очень долго. В течение восьми месяцев после этого я молился каждый день утром и вечером, полностью вычитывая все правило. Прекратился этот период, когда мы с новорожденным сыном уехали на лето к теще, а вернулись оттуда уже в Тюмень к моим родителям. В духовной жизни бывали потом подъемы и спады, но такого длительного молитвенного периода уже не было никогда. На восемь месяцев хватило мне тепла от этого первого молитвенного опыта. Хватило бы и на дольше, если бы не некоторые внешние обстоятельства…
Вот к этому-то периоду моей жизни, ко времени воцерковления и относится то чудо, о котором я собираюсь рассказать. Воцерковление мое шло, может быть, несколько «нестандартно»: я, как уже сказано, молился утром и вечером, но в церковь при этом не ходил, и, конечно, не постился. Была одна слабая попытка начать поститься, когда наступил Рождественский пост. Я решил, что для начала можно ограничиться хотя бы отказом от мяса. Молочные продукты я очень любил, и мне было страшновато с ними надолго расставаться. «Пост» мой продлился ровно один прием пищи: за завтраком я героически отказался от котлеты, но затем жена сказала мне, чтобы я не морочил голову себе и людям, и что это, мол, за глупости такие я придумал, «если уж хочешь поститься, то постись по-настоящему». На обед я уже спокойно ел гуляш и глупостей не придумывал.
А ближе к весне, в марте месяце пришла мне вдруг мысль, – а почему это я в церковь не хожу? Я ведь православный, я верую «во Единого Бога Отца…» и далее по тексту, и «во Единую, Святую, Соборную, и Апостольскую Церковь» в том числе. И вот молюсь-то я уже шестой месяц, а в церковь за это время зайти не удосужился. И в ближайшее воскресение я пошел в храм. Евангельским чтением в этот день была притча о блудном сыне. Придя первый раз в жизни в церковь как сознательно верующий христианин, я услышал именно эти евангельские слова. Это еще одно чудо, о котором рассказать, конечно, можно, но ничего оно не скажет скептическому уму. Моему же верующему сердцу оно сказало очень много.
Всякому, кто знаком с церковной жизнью, понятно, что это была вторая подготовительная неделя к Великому посту, что через неделю началась сырная седмица, Масленица, а за нею и сам Великий пост. На этот раз я решил поститься по-настоящему. Бесконечно я благодарен своей жене, которая удержала меня от лицемерного пощения в пост Рождественский, иначе я мог бы надолго застрять на той стадии, когда люди придумывают себе различные оправдания и говорят: «Сейчас пост идет, так я стараюсь мяса есть поменьше».
Наконец-то я подошел вплотную к тому чуду, о котором хотел рассказать. Дело в том, что я курил. Закурил я в первый раз еще до армии на первом курсе строительного института. Этот период был недолгим, около полугода, да и интенсивность курения была небольшая, и все-таки усилия делать, чтобы бросить, пришлось. Первый год в армии я не курил, а со второго года начал курить, и теперь уже, в отличие от развлечений на гражданке, по-настоящему. Ко времени тех событий, о которых я пишу, мой стаж курильщика составлял семь лет. Годы это были тяжелые, одно время и табак был в дефиците, и курить его приходилось во всех видах: сигареты с фильтром и без фильтра, папиросы, сигары, трубку, самокрутки из сигаретного табака, из махорки, из распатроненных окурков, собранных по пепельницам. Только, пожалуй, кальян прошел мимо. Бросить я пытался бесчисленное количество раз, но дольше трех-пяти дней эти попытки не продолжались. Кажется, именно пять дней был мой рекорд. Человек я слабый, податливый как на уговоры извне, так и на подначки изнутри. Кроме того, как вывел мой отец на основании не только собственного опыта, – очень легко бросить курить первый раз, просто бросил и забыл. И у человека создается опасная иллюзия, что он в случае чего сможет так же легко сделать это и в другой раз. Но во второй раз бросать уже страшно трудно, эта страсть держит цепко и почти не ослабевает со временем. Отец мой, прошедший через первый легкий раз и снова закуривший, бросал потом тяжело и не с первой попытки, и только недавно признался, что, бросив, потом еще двадцать лет мучился желанием закурить, прежде чем немного отпустило. Но отец-то мой как раз человек внутренне сильный и его силы воли на эти двадцать лет хватило. Меня хватало на пять дней максимум.
В конце зимы у меня была очередная попытка бросить курить, продержался я, как всегда недолго, купил штучно одну сигаретку, потом еще пару, потом еще и еще и к марту вышел уже на обычный свой рацион: пачка в день или поменьше, смотря по обстоятельствам. И тут наступает пост. Я не помню, чтобы решал бросить курить. Не было такого решения, просто для меня как-то подразумевалось, что раз уж пост, то и курить надо прекратить. И не давал я себе слова, не зарекался, но начался пост и я прекратил курить. И все семь недель Великого поста я не курил и вовсе не мучился этим. И кончился пост, прошли пасхальные торжества, а я так и не курил, не было у меня желания.
В конце мая у моего друга случился день рождения, мы посидели, выпили, и я выкурил сигарету… Полное отвращение и никакого удовольствия, и после этого я не закурил. Летом на даче с родителями жарили шашлыки, посидели, выпили, я выкурил тайком сигарету… Никакого удовольствия, полное отвращение, и после этого я не закурил. Такие случаи, спровоцированные употреблением алкоголя, нечасто, но время от времени повторялись, но я не срывался и не начинал курить. Был один раз, когда за ночь – с полуночи до утра – я выкурил не менее половины пачки, но и это не привело к срыву. В последние годы я уже не допускаю себя до таких глупостей,0 и это совершенно не требует от меня каких-то серьезных усилий.
Что это значит, надеюсь всем понятно, хотя и необъяснимо: страсть курения была просто вычищена из моей души. Когда курильщик бросает курить, то даже одна выкуренная сигарета имеет для него роковые последствия, и он неизбежно срывается обратно. Страсть надо давить, не давая ей ни малейшей уступки, поскольку даже малейшая уступка сразу уничтожает все, тобою достигнутое. Я же просто был исцелен совершенно от страсти, ее как будто и не было в моей жизни, то есть память о ней, конечно, осталась, но внутри меня ее нету, нету и следа от нее. Конечно, если задаться целью, я смогу начать курить и сейчас, но для этого мне потребуется переломить в себе то естественное отвращение к табачному дыму, которое присутствует у человека никогда вообще не курившего. И это состояние я обрел не вследствие длительной борьбы, а разом и даром. Никаких усилий от меня не потребовалось, чтобы прекратить курить, и первозданное естественное отвращение к табаку проявилось во мне сразу же, спустя уже два с небольшим месяца после этого прекращения. «Как рукой сняло», – говорят в таких случаях. А мне хочется сказать те слова, которые поются на каждой литургии: «Обновится яко орля юность твоя! Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив! Не до конца прогневается, ниже во век враждует! Не по беззаконием нашим сотворил есть нам, ниже по грехом нашим воздал есть нам! Елико отстоят востоцы от запад, уда лил есть от нас беззакония наша!»
Обновил Господь и юность мою, и меня самого всего обновил. Орлиные крылья дал мне: «Утомляются и юноши и ослабевают, и молодые люди падают, а надеющиеся на Господа обновятся в силе: поднимут крылья, как орлы, потекут – и не устанут, пойдут – и не утомятся» (Ис. 40, 30-31).