Жила-была женщина, и было у ней три дочери; старшую звали Одноглазкой, оттого что был у ней один только глаз на лбу; средняя звалась Двуглазкой, оттого что у ней, как и у всех людей, было два глаза; а младшую звали Трехглазкой, потому что было у ней три глаза, и третий был у нее посреди лба. И оттого, что Двуглазка выглядела так же, как и все остальные люди, сестры и мать очень ее не любили. Они ей говорили:
Уж ты со своими двумя глазами никак не лучше простого люда, ты совсем не нашего роду.
Они постоянно толкали ее, давали ей платья поплоше, и приходилось ей есть одни только объедки, и они еще издевались над ней как только могли.
И вот пришлось Двуглазке однажды идти на поле пасти козу; но была Двуглазка очень голодна - поесть дали ей сестры совсем мало. Села она на меже и заплакала, да так стала плакать, что полились у нее из глаз слезы ручьями. И вот в горе глянула она, вдруг видит - стоит перед нею женщина и спрашивает ее:
Двуглазка, чего это ты плачешь?
Двуглазка говорит:
Как же мне не плакать? Очень уж не любят меня мои сестры и мать за то, что у меня, как и у всех людей, два глаза; всё толкают меня, дают мне донашивать старые платья, и есть мне приходится только то, что от них остается. Сегодня дали они мне так мало поесть, что я осталась совсем голодная.
И говорит ей ведунья:
Двуглазка, вытри слезы, я скажу тебе такое слово, что отныне ты никогда не будешь голодная, - стоит тебе только сказать своей козе:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! -
и будет стоять перед тобой чисто убранный столик с самыми прекрасными кушаньями на нем, и сможешь ты есть, сколько твоей душе будет угодно. А когда наешься ты досыта и столик будет тебе не нужен, то скажешь ты только:
Козочка, ме-е,
Столик, на место! -
и он снова исчезнет.
И сказав это, ведунья ушла. А Двуглазка подумала: «Надо будет сейчас попробовать, правда ли то, что она говорит, уж очень мне есть
хочется», и сказала:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне!
И только вымолвила она эти слова, как стоял перед нею столик, накрытый белой маленькой скатертью, а на нем тарелка, нож и вилка, и серебряная ложка, а кругом самые прекрасные кушанья; и шел от них пар, и были они еще горячие, словно их только что принесли из кухни. Тогда Двуглазка прочитала самую короткую молитву, какую она знала: «Господи, не оставь нас во всякое время. Аминь», и села она к столу и стала есть. Наевшись досыта, она сказала, как научила ее ведунья:
Козочка, ме-е,
Столик, на место!
И вмиг исчез столик и все, что стояло на нем. «Славное, однако, хозяйство», - подумала Двуглазка, и стало ей хорошо и весело.
Вечером, возвратясь домой со своей козой, нашла она глиняную миску с едой, что оставили ей сестры, но она к ней и не прикоснулась. На другой день вышла она снова со своею козой в поле и не стала есть тех крох, что ей оставили. В первый и во второй раз сестры не обратили на это никакого внимания, но так как это случалось всякий раз, то, наконец, они это заметили и сказали: «Что-то неладное творится с нашей Двуглазкой: каждый раз она оставляет еду, а раньше ведь все съедала, что ей давали: она, должно быть, что-то придумала». И вот, чтобы узнать правду, было решено, что когда Двуглазка погонит козу на пастбище, с нею пойдет и Одноглазка, чтоб посмотреть, что она там делает и не приносит ли ей кто-нибудь еду и питье.
Собралась Двуглазка идти на пастбище, а Одноглазка подходит к ней и говорит:
Я пойду с тобой вместе, посмотреть, хорошо ли ты пасешь козу, пасется ли она там как следует.
Но Двуглазка поняла, что задумала Одноглазка, загнала козу в высокую траву и говорит:
Одноглазка, пойдем сядем, я тебе что-нибудь спою.
Села Одноглазка, устала она от непривычной ходьбы по солнцепеку, а Двуглазка запела:
Ты не спишь, Одноглазка?
Ты уж спишь, Одноглазка?
И закрыла свой глаз Одноглазка и уснула. Увидала Двуглазка, что Одноглазка крепко спит и узнать ничего теперь не сможет, и говорит:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! -
и села она за столик, наелась-напилась досыта и молвила снова:
Козочка, ме-е,
Столик, на место!
И вмиг все снова исчезло. Разбудила тогда Двуглазка Одноглазку и говорит:
Одноглазка, что же ты, пасти козу собираешься, а сама-то уснула? Ведь она может вон куда забежать. Вставай, пора уж и домой возвращаться.
Пошли они домой, а Двуглазка опять к своей мисочке с едой так и не прикоснулась, и Одноглазка ничего не могла объяснить матери, почему та не хочет есть, и сказала в свое оправдание:
А я-то на поле уснула.
На другой день и говорит мать Трехглазке:
На этот раз надо будет пойти тебе да повнимательней проследить, что ест на поле Двуглазка, не приносит ли ей кто еду и питье, - должно быть, она ест и пьет тайком.
Подошла Трехглазка к Двуглазке и говорит:
Я пойду с тобой вместе, посмотреть, хорошо ли ты пасешь козу и ест ли она там как следует.
Но Двуглазка поняла, что задумала Трехглазка, и загнала козу в высокую траву и говорит:
Пойдем, Трехглазка, да сядем, я тебе что-нибудь спою.
Села Трехглазка, устала она идти по солнцепеку, а Двуглазка и затянула свою прежнюю песенку и начала петь:
Ты не спишь все, Трехглазка?
Ты уснула, Трехглазка? -
спела она по забывчивости:
Ты уснула, Двуглазка?
И все пела она:
Ты не спишь все, Трехглазка?
Ты уснула, Двуглазка?
И закрылись у Трехглазки два глаза и уснули, но третий глаз не был песенкой той заговорен, и не уснул он. Хотя из хитрости Трехглазка его и закрыла, будто он спит, но он моргал и мог все хорошо видеть. Подумала Двуглазка, что Трехглазка уже крепко спит, и сказала она тогда свой заговор:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! -
и напилась она и наелась досыта, а затем велела столику уйти:
Козочка, ме-е,
Столик, на место!
А Трехглазка все это видела. Тогда Двуглазка подошла к ней, разбудила ее и говорит:
Э, да ты, кажется, спала, Трехглазка? Хорошо ты, однако, пасешь козу! Давай-ка пойдем домой!
Пришли они домой, а Двуглазка опять ничего не стала есть; вот Трехглазка и говорит матери:
Ну, теперь я знаю, почему эта гордая девчонка ничего не ест; стоит ей только сказать:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! - и тотчас является перед нею столик, уставленный самыми прекрасными кушаньями, - куда лучше, чем то, что едим мы здесь; а как наестся она досыта, то стоит ей сказать:
Козочка, ме-е,
Столик, на место! -
и все снова исчезает. Я все в точности сама это видела. Два глаза она мне усыпила своим заговором, но тот, что у меня на лбу, к счастью, не спал. Стала тогда завистливая мать кричать на Двуглазку:
Ты что ж это, хочешь есть лучше, чем мы? Я тебя от этого отучу! - Принесла она большой нож и ударила им козу прямо в сердце, и упала коза замертво наземь.
Увидала это Двуглазка, и ушла она с горя из дому, села в поле на меже и залилась горькими слезами. Вдруг смотрит она - стоит перед ней снова ведунья и говорит ей:
Двуглазка, чего ты плачешь?
Да как же мне не плакать! - отвечала она. - Заколола мать мою козочку, что, бывало, как скажу я ей ваш заговор, накрывала мне так чудесно каждый день столик; а теперь придется мне снова голодать да горе терпеть.
Говорит ей ведунья:
Двуглазка, я дам тебе добрый совет: попроси своих сестер, чтобы отдали они тебе внутренности убитой козы, и закопай их у порога в землю, и будет тебе от того счастье.
Ведунья исчезла, а Двуглазка вернулась домой и говорит сестрам:
Милые сестры, дайте мне что-нибудь от моей козы, хорошего куска я у вас не прошу, дайте мне только внутренности.
Засмеялись они и говорят:
Это ты можешь, пожалуй, получить, если другого не просишь.
Взяла Двуглазка внутренности козы и закопала их вечером тайно, по совету ведуньи, возле порога.
На другое утро, когда все проснулись и вышли на порог, видят - стоит перед ними дивное дерево, листья у него все серебряные, висят между ними золотые плоды, - и такого прекрасного и драгоценного дерева не было еще во всем свете. Но они не могли понять, откуда могло ночью вырасти тут дерево. Только одна Двуглазка знала, что выросло оно из внутренностей козы, потому что стояло оно как раз на том самом месте, где закопала она их в землю.
Вот мать и говорит Одноглазке:
Дитя мое, полезай на дерево да нарви нам с него плодов.
Взобралась на дерево Одноглазка, но только хотела она сорвать одно из золотых яблок, а ветка и выскользнула у нее из рук, - и не пришлось ей сорвать ни одного яблока, как она ни старалась.
Тогда мать и говорит:
Трехглазка, ну, полезай ты, ведь тебе-то лучше видать твоими тремя глазами, чем Одноглазке.
Спустилась Одноглазка с дерева, а Трехглазка на него взобралась. Но и Трехглазка оказалась не более ловкой, чем ее сестра; и как уж она ни глядела, а все же золотые яблоки никак не давались ей в руки. Наконец у матери не хватило терпенья, и она сама полезла на дерево, но и ей, как и Одноглазке и Трехглазке, не удалось схватить ни одного яблока.
Тогда говорит Двуглазка:
Дозвольте мне полезть на дерево, может, мне лучше удастся.
Хотя сестры и посмеялись: «Где уж тебе с твоими двумя глазами достать-то!» - но Двуглазка влезла на дерево, и вот золотые яблоки от нее не уходили, а падали сами к ней в руки, - и нарвала она их полный передник. Взяла мать у нее яблоки; и вот надо бы теперь Одноглазке и Трехглазке обращаться с бедной Двуглазкой лучше, чем прежде, но они стали ей завидовать, что только ей одной и удалось достать золотые яблоки, и стали они с ней обращаться еще хуже.
Стояли они раз все вместе у дерева, а на ту пору проезжал мимо молодой рыцарь.
Скорей, Двуглазка, - крикнули ей сестры, - полезай под дерево, чтоб нам не пришлось за тебя стыдиться, - и они поспешили накрыть Двуглазку пустой бочкой, стоявшей около дерева, и попрятали туда же и золотые яблоки, которые она сорвала.
Вот подъехал рыцарь ближе, и оказался он красивым юношей. Он остановил коня, изумился, глядя на чудесное дерево, что было все из золота да серебра, и говорит сестрам:
Чье это прекрасное дерево? Кто даст мне ветку с него, тот может потребовать от меня, чего захочет.
И ответили Одноглазка и Трехглазка, что дерево это принадлежит им и что они охотно сломают ему ветку с него. Но как они ни старались, а сделать этого не смогли, - ветки и плоды всякий раз от них ускользали. Тогда рыцарь и говорит:
Странно, дерево ваше, а вы не можете и ветки с него сломать.
Но они стояли на том, что дерево все же принадлежит им. В то время как они разговаривали, выкатила Двуглазка из-под бочки два золотых яблока, и покатились они прямо к ногам рыцаря, - Двуглазка рассердилась, что Одноглазка и Трехглазка говорят неправду. Как увидал рыцарь яблоки, удивился и спросил, откуда они взялись. Одноглазка и Трехглазка ответили, что у них есть сестра, но она не смеет людям на глаза показаться, оттого что у ней только два глаза, как у всех простых людей. Но рыцарь потребовал, чтоб ее показали, и крикнул:
Двуглазка, выходи!
И вот вылезла Двуглазка спокойно из-под бочки, и рыцарь был поражен ее дивной красотой и сказал:
Ты, Двуглазка, наверное, можешь сорвать мне ветку с этого дерева?
Да, - ответила Двуглазка, - это, конечно, сделать я могу, ведь дерево-то мое. - Взобралась она на дерево и легко сорвала ветку с красивыми серебряными листьями и золотыми плодами и подала ее рыцарю.
Тогда рыцарь и говорит:
Двуглазка, что мне дать тебе за это?
Ах, - ответила Двуглазка, - я терплю голод и жажду, нужду и горе с раннего утра и до позднего вечера; я была бы счастлива, если бы вы взяли меня с собой и выручили бы меня из беды.
Тогда посадил рыцарь Двуглазку на своего коня и привез ее домой в свой отчий замок. Там одел он ее в прекрасные платья, накормил ее досыта. И полюбил он ее, и обвенчался с нею, и отпраздновали они свадьбу в великой радости.
Как увез прекрасный рыцарь Двуглазку, стали завидовать сестры ее счастью. «А волшебное-то дерево останется у нас, - думали они, - хоть и нельзя сорвать с него плодов, а все же всякий будет останавливаться у нашего дома и к нам приходить да его расхваливать, и кто знает, где найдешь свое счастье!»
Гримм, 130
«Одноглазка, Трехглазка, Двуглазка» - так должно было бы звучать название нашей сказки, ведь это значит больше, чем простое перечисление. Развитие мотивов доказывает это. «Жила-была женщина, и было у нее три дочери; старшую звали Одноглазкой, оттого что был у нее один только глаз на лбу; средняя звалась Двуглазкой, оттого, что у нее, как и у всех людей, было два глаза; а младшую звали Трехглазкой (Как уже было указано выше, Двуглазка во всяком случае не средняя, а младшая дочь, так что последовательность должна быть таковой: Одноглазка, Трехглазка, Двуглазка. Дальнейший ход событий и окончание сказки доказывают это.), потому что было у нее три глаза, и третий был у нее посреди лба».
Германский миф повествует о потере изначально бывшего одного ока. Один хотел напиться из источника карлика Мимира. В этом источнике были скрыты мудрость и разум. Один получил право выпить из источника не раньше, чем он поставил в залог свое око. Так повествует об этом песнь вельвы, прорицательницы:
Знаю я, Один,
где глаз твой спрятан:
Скрыт он в источнике
славном Мимира!
Каждое утро
Мимир пьет мед
с залога Владыки -
довольно ли вам этого?
Перев. с древнеисландского А. Корсуна.
Бальдур (Бальдр), Светлый, Любимый всеми бог, живший в Брайдаблике - «Брайдаблик» означает «Широкое Видение», - был убит слепым Хедом. Бальдур олицетворял способность тех благословенных времен, когда человек был еще ясновидцем. Эта божественная способность угасла, слепой Хед пришел к власти. Один хотел познать развитие будущего. Он сумел это только тогда, когда проделал то, что принесла человечеству смерть Бальдура: он должен был отказаться от ясновидения. Воплощенный в Одине дух народа должен был предшествовать судьбе народа. Поэтому здесь не говорится: Один пожертвовал глаз, а - Один пожертвовал свой глаз.
Что касается греческой эпохи, то здесь Гомер образным языком древности изображает приключения Одиссея. Одиссей умен и хитер и является персонификацией греческого рассудочного человека, который должен найти путь из бесконечной дали и бездонной глуби душевного мира (моря) к устойчивости, к «надежной почве», на которую вступает мыслящий. Одиссей встречается с живущим в гроте циклопом Полифемом. Циклоп - ср.: «Zyklos» и «Optik» - означает «Зрящий Вокруг». Одиссей выкалывает ему глаз стрелой, закаленной в огне: греческий рассудок побеждает ставшее атавистическим ясновидение, которое принадлежит давно прошедшей эпохе, но,как неусмиренная природная сила, обнаруживается то тут, то там. Рассудочный человек нового времени должен победить эти рудиментарные задатки.
Каждый ребенок в определенном смысле повторяет начало развития человечества, и это время Одноглазки тоже повторяется в нем. Ребенок - это преимущественно спящее и сновидящее существо.
В иных, еще не тронутых цивилизацией племенах тип Одноглазки еще встречается единичным образом. Это природно-ясновидящий человек, живущий в состоянии сновидения. Гораздо чаще встречается человек - Трехглазка, прежде всего за пределами нашего европейского культурного пространства. Он, вероятно, пребывает в состоянии бодрствования в чувственном мире, но древние способности ясновидения еще наличествуют, так что он не может продвинуться к логическому мышлению. Лишь человек нового времени - по-существу европейский - это выраженный человек-Двуглазка. Он живет в чувственном мире, обретает свои представления с помощью восприятия, формирует их в понятия и идеи и, мысля, постигает мир в своем Я. Переход от эпохи Одноглазки и Трехглазки к эпохе Двуглазки означает сначала определенное обеднение. Мифологическая эпоха предвидела время «Сумерек Богов» и затемнения Богов, как необходимый с точки зрения судьбы проходной этап, который однажды снова будет сменен «светлой» эпохой. Миф говорит: Бальдур вернется, когда восплачут все существа.
Древние, прошедшие, ставшие атавистическими способности могут еще быть представлены в отдельных людях, они могут даже преобладать и создавать трудности душе, продвигающейся вперед в своем развитии. Прошедшее и будущее пребывают в конфликте. Такую ситуацию изображает наша сказка. Она должна быть понята с точки зрения развития человечества и отдельного человека.
«И оттого, что Двуглазка выглядела так же, как и все остальные люди, сестры и мать очень ее не любили. Они ей говорили:
- Уж ты со своими двумя глазами никак не лучше простого люда, ты совсем не нашего роду.
Они постоянно толкали ее, давали ей платья поплоше, и приходилось ей есть одни только объедки, и они еще издевались над ней, как только могли.
И вот пришлось Двуглазке однажды идти на поле пасти козу; но была Двуглазка очень голодна - поесть дали ей сестры совсем мало. Села она на меже и заплакала, да так стала плакать, что полились у нее из глаз слезы ручьями».
Три основных силы живут в человеческой душе: чувствование, мышление и воление. На образном языке сказок - это три дочери одной матери. Изображенная в нашей сказке-драме мать несет на себе печать прошлого. Чувствование развивается в человеке первым и живет еще целиком из ясновидения (Одноглазка). Мышление разума (Трехглазка) живет уже в чувственном мире, но духовное не постигается еще полностью мышлением, оно принимается в состоянии сновидения. И лишь третья дочь (Двуглазка) живет целиком и полностью в чувственном мире, воля направлена в основном на исследование внешнего мира. В то время, как мать и обе другие дочери обладают сновидчески-ясновидческим опытом, который их насыщает и питает, душа, освободившаяся от этого опыта, голодает. Вследствие этого сила излучения ее сущности идет на убыль, ее аура истончается. (Ей дают платья поплоше.)
«И вот в горе глянула она, вдруг видит - стоит перед нею женщина и спрашивает ее:
- Двуглазка, чего это ты плачешь?
Двуглазка говорит:
- Как же мне не плакать? Очень уж не любят меня мои сестры и мать за то, что у меня, как и у всех людей, два глаза; все толкают меня, дают мне донашивать старые платья, и есть мне приходится только то, что от них остается. Сегодня дали они мне так мало поесть, что я осталась совсем голодная.
И говорит ей ведунья:
- Двуглазка, вытри слезы, я скажу тебе такое слово, что отныне ты никогда не будешь голодная. Стоит тебе только сказать своей козе:
- Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! -
и будет стоять перед тобой чисто убранный столик с самыми прекрасными кушаньями на нем, и сможешь ты есть, сколько твоей душе будет угодно. А когда наешься ты досыта и столик будет тебе не нужен, то скажешь ты только:
- Козочка, ме-е,
Столик, на место! -
и он снова исчезнет.
И, сказав это, ведунья ушла. А Двуглазка подумала: "Надо будет сейчас попробовать, правда ли то, что она говорит, уж очень мне есть хочется", - и сказала:
- Козочка ме-е,
Столик, ко мне!
И только вымолвила она эти слова, как стоял перед нею столик, накрытый белой маленькой скатертью, а на нем тарелка, нож и вилка, и серебряная ложка, а кругом самые прекрасные кушанья; и шел от них пар, и были они еще горячие, словно их только что принесли из кухни. Тогда Двуглазка прочитала самую короткую молитву, какую она знала: "Господи, не оставь нас во всякое время. Аминь", и села она к столу и стала есть. Наевшись досыта, она сказала, как научила ее ведунья:
- Козочка, ме-е,
Столик, на место!
И вмиг исчез столик и все, что стояло на нем. "Славное, однако, хозяйство ", - подумала Двуглазка, и стало ей хорошо и весело».
Если Двуглазка-душа равнодушно принимает потерю своей духовной лучезарной ауры, то помощь ей не оказывается. Если же она испытывает боль от этого - сказка говорит, она плачет от того, что лишена всего, - тогда происходит изменение. Когда все существа восплачут, вернется Бальдур, говорит германский миф. Всеобъемлющая боль от всеобъемлющего лишения снова возвращает ясновидение, делает человека ясно видящим мир. Боль творит изменение. В то время, когда Двуглазка плачет, появляется старая ведунья. Мы все ее знаем, как знаем и то, насколько часто мы не следовали ее совету, а после говорили: если бы я только послушался своего предчувствия. Слова «предчувствие» и «предок» (По-нем. «Ahnung» и «Ahne». - Прим. лерев.) имеют родственный корень. Полное предчувствий знание рождается из печали и нужды и дает мудрый совет: «Стоит тебе только сказать своей козе: "Козочка, ме-е, столик, ко мне", - и будет стоять перед тобой чисто убранный столик с самыми прекрасными кушаньями на нем».
«Ты, любопытная коза», - говорит кто-то и, ничего не подозревая, употребляет при этом старое образное выражение. И правда, ни одно животное не отличается таким любопытством, как коза, заглядывающая во все углы и за все заборы, повсюду лакомящаяся травой и ветвями. Так она стала символом того влечения, которое называют любопытством и любознательностью.
«Вести козу на поле» означает: использовать свою естественную любознательность, то есть вбирать в себя чувственный мир. Но Двуглазка, хоть и ведет козу на поле, все-таки испытывает голод, потому что она питается тем, что оставили для нее мать и сестры, а именно - жалкими остатками древнего знания. Однако душа современного человека не может насытить себя этим, а чего-либо нового у нее еще нет. Она чувствует: я не имею права довольствоваться жалкими остатками прошлого, которые больше не насыщают меня; я сама должна стать деятельной и достать себе свежей духовной пищи. Это должно произойти с помощью того открывающего мир влечения, которое зовется любознательностью. Я должна побудить любопытство к тому, чтобы оно заговорило, высказалось и дало мне поучение. Если любознательность так основательно и ласково рассматривает внешний чувственный мир, что все видимое ею - камень, растения, сама земля и венец ее, человек - переживается как чудо, если она, рассматривая мир, копирует в себе это чудо природы, то она получает внутреннюю пищу - столик накрыт.
«Вечером, возвратясь домой со своей козой, нашла она глиняную миску с едой, что оставили ей сестры, но она к ней и не прикоснулась. На другой день вышла она снова со своею козой в поле и не стала есть тех крох, что ей оставили. В первый и во второй раз сестры не обратили на это никакого внимания, но так как это случалось всякий раз, то наконец они это заметили и сказали: "Что-то неладное творится с нашей Двуглазкой: каждый раз она оставляет еду, а раньше ведь все съедала, что ей давали: она, должно быть, что-то придумала". И вот, чтобы узнать правду, было решено, что когда Двуглазка погонит козу на пастбище, с нею пойдет и Одноглазка, чтобы посмотреть, что она там делает и не приносит ли ей кто-нибудь еду и питье.
Собралась Двуглазка идти на пастбище, а Одноглазка подходит к ней и говорит:
- Я пойду с тобой вместе, посмотреть, хорошо ли ты пасешь козу, пасется ли она там как следует.
Но Двуглазка поняла, что задумала Одноглазка, загнала козу в высокую траву и говорит:
- Одноглазка, пойдем сядем, я тебе что-нибудь спою.
Села Одноглазка, устала она от непривычной ходьбы по солнцепеку, а Двуглазка запела:
- Ты не спишь, Одноглазка?
Ты уж спишь, Одноглазка?
И закрыла свой глаз Одноглазка и уснула. Увидала Двуглазка, что Одноглазка крепко спит и узнать ничего теперь не сможет, и говорит:
- Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! -
и села она за столик, наелась-напилась досыта и молвила снова:
- Козочка, ме-е,
Столик, на место!
И вмиг все снова исчезло. Разбудила тогда Двуглазка Одноглазку и говорит:
- Одноглазка, что же ты, пасти козу собираешься, а сама-
то уснула? Ведь она может вон куда забежать. Вставай,
пора уж и домой возвращаться.
Пошли они домой, а Двуглазка опять к своей мисочке с едой так и не прикоснулась, и Одноглазка ничего не могла объяснить матери, почему та не хочет есть, и сказала в свое оправдание:
-А я-то на поле уснула».
Одноглазка вообще не может воспринимать это чудо, она засыпает, пока коза пасется в поле. Люди, которые, упорствуя, останавливаются на этой ступени, никогда не узнают удовлетворения, которое может нам дать задействованность наших внешних чувств. И как внутреннюю драму, мы должны рассматривать следующий момент: до тех пор, пока душа чувствующая в нас спит и грезит днем, она не может принимать участия в том, что может пережить, как радость и насыщение, душа волящая.
«На другой день и говорит мать Трехглазке:
- На этот раз надо будет пойти тебе да повнимательней
проследить, что ест на поле Двуглазка, не приносит ли ей кто еду и питье,
- должно быть, она ест и пьет тайком.
Подошла Трехглазка к Двуглазке и говорит:
- Я пойду с тобой вместе, посмотреть, хорошо ли ты
пасешь козу и ест ли она там как следует.
Но Двуглазка поняла, что задумала Трехглазка, и загнала козу в высокую траву и говорит:
- Пойдем, Трехглазка, да сядем, я тебе что-нибудь спою. Села Трехглазка, устала она идти по солнцепеку, а Двуглазка и затянула свою прежнюю песенку и начала петь:
- Ты не спишь все, Трехглазка? И вместо того чтобы спеть дальше:
- Ты уснула, Трехглазка? - спела она по забывчивости:
- Ты уснула, Двуглазка?
И все пела она:
- Ты не спишь все, Трехглазка?
Ты уснула, Двуглазка? И закрылись у Трехглазки два глаза и уснули, но третий глаз не был песенкой той заговорен, и не уснул он. Хотя из хитрости Трехглазка его и закрыла, будто он спит, но он моргал и мог все хорошо видеть. Подумала Двуглазка, что Трехглазка уже крепко спит, и сказала она тогда свой заговор:
- Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! -
И напилась она и наелась досыта, а затем велела столику уйти:
- Козочка, ме-е,
Столик, на место!
А Трехглазка все это видела. Тогда Двуглазка подошла к ней, разбудила ее и говорит:
- Э, да ты, кажется, спала, Трехглазка? Хорошо ты, однако, пасешь козу! Давай-ка пойдем домой! Пришли они домой, а Двуглазка опять ничего не стала есть, вот Трехглазка и говорит матери: - Ну, теперь я знаю, почему эта гордая девчонка ничего не ест - стоит ей только сказать:
- Козочка, ме-е,
Столик, ко мне!
- и тотчас является перед нею столик, уставленный самыми прекрасными кушаньями, - куда лучше, чем то, что едим мы здесь; а как наестся она досыта, то стоит ей сказать:
- Козочка, ме-е,
Столик, на место!
- и все снова исчезает. Я все в точности сама это видела. Два глаза она мне усыпила своим заговором, но тот, что у меня на лбу, к счастью, не спал.
Стала тогда завистливая мать кричать на Двуглазку: - Ты что же это, хочешь есть лучше, чем мы? Я тебя от этого отучу! - Принесла она большой нож и ударила им козу прямо в сердце, и упала коза замертво наземь».
По-иному, чем с Одноглазкой, обстоит дело с душой-Трехглазкой; она уже сформировала предметное сознание и живет, мысля, в чувственном мире, но кроме этого она еще и ясновидящая. Будучи видящей на обеих уровнях, она может понять, чем питается Двуглазка и постичь процесс «Столик, накройся (ко мне)». Но будучи направленной преимущественно в прошлое, она отвергает науку будущего и становится высокомерной и ведет себя предательски. Вследствие этого древнее в человеке призывается к сопротивлению, и в своей ненависти оно убивает то невинное влечение естественной любознательности (козу), которое так много значило для души волящей. Острая, как нож, критика, режущая острота суждения, уничижительная ирония - все это уплотняется и превращается в большой нож, убивающий козу. «Увидела это Двуглазка, и ушла она с горя из дому, села в поле на меже и залилась горькими слезами. Вдруг смотрит она - стоит перед ней снова ведунья и говорит ей:
- Двуглазка, чего ты плачешь?
- Да как же мне не плакать! - отвечала она. - Заколола мать мою козочку, что, бывало, как скажу я ей ваш заговор, накрывала мне так чудесно каждый день столик; а теперь придется мне снова голодать да горе терпеть.
Говорит ей ведунья:
- Двуглазка, я дам тебе добрый совет: попроси своих сестер, чтобы отдали они тебе внутренности убитой козы, и закопай их у порога в землю, и будет тебе от того счастье.
Ведунья исчезла, а Двуглазка вернулась домой и говорит сестрам:
- Милые сестры, дайте мне что-нибудь от моей козы, хорошего куска я у вас не прошу, дайте мне только внутренности.
Засмеялись они и говорят:
- Это ты можешь, пожалуй, получить, если другого не просишь.
Взяла Двуглазка внутренности козы и закопала их вечером тайно, по совету ведуньи, возле порога».
Двуглазка вступила в тяжелый кризис. Наивное, доверчивое влечение умерло, и душе снова угрожает голод. Но из боли рождается полное предчувствия знание. Ведунья дает совет закопать внутренности козы у порога.
Вместо «похоронить» и «захоронить» говорят также «опустить в землю». Мертвое опускается в землю. Мы же говорим о том, что мы опускаемся, погружаемся в себя, когда мы упражняем способность рассматривать что-либо. Человек хоронит и углубляет свои мысли для того, чтобы заново воскресить их, чтобы они дали плоды. «Опустить внутренности козы в землю» означает: углубить внутреннее содержание этого влечения, целиком опустить его в земное. Тогда, как направленность чувств и мыслей другой части (матери и сестер) была чужда земному, содержание желания, охватывающего чувственный мир, должно быть «углублено» и обращено к познанию земного. В материалистическом смысле «убить» означает «закончить». В духовном смысле смерть означает превращение, изменение. Наивное желание было убито, а теперь должно перетерпеть изменение.
«На другое утро, когда все проснулись и вышли на порог, видят - стоит перед ними дивное дерево, листья у него все серебряные, висят между ними золотые плоды, - и такого прекрасного и драгоценного дерева не было еще во всем свете. Но они не могли понять, откуда могло ночью вырасти тут дерево. Только одна Двуглазка знала, что выросло оно из внутренностей козы, потому что стояло оно как раз на том самом месте, где закопала она их в землю».
Серебряное дерево с золотыми плодами произрастает из этого превращения. Наша нервная система растет и разветвляется подобно дереву. Достигшая законченности душа до этого момента с величайшим интересом отдавалась впечатлениям чувственного мира и таким образом вбирала их, что могла насыщаться и питаться ими. Это наивное отношение было разрушено чинящими препятствия, направленными в прошлое силами. Она постигает, что должна все углублять. Это же означает: проникать во все, мысля и постигая. Рассудочное мышление может теперь возникнуть в образе серебра, которое может быть таким прекрасным и блестящим, но это еще не собственно мудрость, а лишь ее отблеск и отсвет. Подобно тому, как серебряный месяц отражает Солнце, так и рассудочное мышление отражает истинную мудрость. В своей холодности это мышление родственно Луне, в то время как мудрость тепла и родственна Солнцу. Когда живущая в чувственном мире Двуглазка пришла от восприятий и представлений к понятиям и, мысля, постигает мир, ее «нервное дерево» похоже на серебряное дерево, и это дерево дает великолепный плод - золотое яблоко.
Человек потерял рай, вкусив яблока от древа познания добра и зла. Почему яблоко стало символом грехопадения? Яблоко, здесь прототип сочных плодов, с точки зрения ботаники является, как и все они, ложным плодом, потому что он растет из завязи не вверх, как «настоящий» плод, а вниз; он есть набухание плодоложа. Человек, благороднейший плод из Сада Божьего, обособился от «верхнего» духовного мира, где он имел свою прародину, и «пал» своим сознанием в нижний чувственный мир, обособление его стало грехом. К познанию добра присовокупилось познание зла. Это яблоко становится в нашей сказке золотым яблоком, потому что оно превратилось в мудрость. Мысля, Двуглазка познала материальный чувственный мир, как сотворенный духом. Со всем правом сказка может сказать: нет ничего более прекрасного и драгоценного, чем это дерево. «Вот мать и говорит Одноглазке:
- Дитя мое, полезай на дерево да нарви нам с него плодов.
Взобралась на дерево Одноглазка, но только хотела она сорвать одно из золотых яблок, а ветка и выскользнула у нее из рук, - и не пришлось ей сорвать ни одного яблока, как она ни старалась. Тогда мать и говорит:
- Трехглазка, ну, полезай ты, ведь тебе-то лучше видать твоими тремя глазами, чем Одноглазке.
Спустилась Одноглазка с дерева, а Трехглазка на него взобралась. Но и Трехглазка оказалась не более ловкой, чем ее сестра; и как уж она ни старалась, а все же золотые яблоки никак не давались ей в руки. Наконец, у матери не хватило терпения, и она сама полезла на дерево, но и ей, как и Одноглазке и Трехглазке, не удалось схватить ни одного яблока. Тогда говорит Двуглазка:
- Дозвольте мне полезть на дерево, может, у меня лучше получится.
Хотя сестры и посмеялись: "Где уж тебе с твоими двумя глазами достать-то!", но Двуглазка влезла па дерево, и вот золотые яблоки от нее не уходили, а падали сами к ней в руки, и нарвала она их полный передник. Взяла мать у нее яблоки; и вот надо бы теперь Одноглазке и Трехглазке обращаться с бедной Двуглазкой лучше, чем прежде, но они стали ей завидовать, что только ей одной и удалось достать золотые яблоки, и стали они с ней обращаться еще хуже.
Стояли от раз все вместе у дерева, а в ту пору проезжал мимо молодой рыцарь.
- Скорей, Двуглазка, - крикнули ей сестры, - полезай под дерево, чтобы нам не пришлось за тебя стыдиться!
Они поспешили накрыть Двуглазку пустой бочкой, стоявшей около дерева, и попрятали туда же и золотые яблоки, которые она сорвала.
Вот подъехал рыцарь ближе, и оказался он красивым юношей. Он остановил коня, изумился, глядя на чудесное дерево, что было все из золота да серебра, и говорит сестрам:
- Чье это прекрасное дерево? Кто даст мне ветку с него, тот может потребовать от меня чего захочет.
И ответили Одноглазка и Трехглазка, что дерево это принадлежит им и что они охотно сломают ему ветку с него. Но как они ни старались, а сделать этого не смогли, - ветки и плоды всякий раз от них ускользали. Тогда рыцарь и говорит:
- Странно, дерево ваше, а вы не можете и ветки с него
сломать.
Но они стояли на том, что дерево все же принадлежит им. В то время как они разговаривали, выкатила Двуглазка из-под бочки два золотых яблока, и покатились они прямо к ногам рыцаря. Двуглазка рассердилась, что Одноглазка и Трехглазка говорят неправду. Как увидел рыцарь яблоки, удивился и спросил, откуда они взялись. Одноглазка и Трехглазка ответили, что у них есть сестра, но она не смеет людям на глаза показаться, оттого что у нее только два глаза, как у всех простых людей. Но рыцарь потребовал, чтобы ее показали, и крикнул:
- Двуглазка, выходи!
И вот вылезла Двуглазка спокойно из-под бочки, и рыцарь был поражен ее дивной красотой и сказал:
- Ты, Двуглазка, наверное, можешь сорвать мне ветку с этого дерева?
- Да, - ответила Двуглазка, - это, конечно, сделать я могу, ведь дерево-то мое.
Взобралась она на дерево и легко сорвала ветку с красивыми серебряными листьями и золотыми плодами и подала ее рыцарю.
Тогда рыцарь и говорит:
- Двуглазка, что мне дать тебе за это?
- Ах, - ответила Двуглазка, - я терплю голод и жажду, нужду и горе с раннего утра и до позднего вечера; я была бы счастлива, если бы вы взяли меня с собой и выручили бы меня из беды.
Тогда посадил рыцарь Двуглазку на своего коня и повез ее домой в свой отчий замок. Там одел он ее в прекрасные платья, накормил ее досыта. И полюбил он ее, и обвенчался с нею, и отпраздновали они свадьбу в великой радости.
Как увез прекрасный рыцарь Двуглазку, стали завидовать сестры ее счастью. "А волшебное-то дерево останется у нас, - думали они, - хоть и нельзя сорвать с него плодов, а все же всякий будет останавливаться у нашего дома и к нам приходить да его расхваливать, и кто знает, где найдешь свое счастье!"
Но на другое утро дерево исчезло, а с ним и их надежды. Глянула Двуглазка из своей светелки в окошко, видит - стоит перед нею, к ее великой радости, дерево - оно перешло следом за нею.
Долго жила Двуглазка в счастье и в довольстве. Но пришли раз к ней в замок две нищенки и попросили у нее милостыни. Глянула им в лицо Двуглазка и узнала в них своих сестер Одноглазку и Трехглазку - они так обеднели, что пришлось им теперь ходить по дворам да выпрашивать кусок хлеба. Двуглазка позвала их к себе, приняла их ласково и о них позаботилась; и они от всего сердца раскаялись в том, что причинили своей сестре так много зла в молодости».
Атавистические силы любят обладать богатством, плод же этого дерева они никогда не смогут сорвать. Душа-Двуглазка, женственное в человеке в его прогрессивном аспекте, сорвала этот плод. Он должен быть передан мужественной части Я, когда должен реализоваться гармоничный человек. Я является в образе рыцаря. Сестры с досады хотели бы помешать тому, чтобы развивающаяся вперед душа была узнана в ее истинном измерении (они накрывают Двуглазку бочкой). Они хотели бы заполучить рыцаря себе. Но Я, закованное в железную силу воли, не дает себя обмануть. В тот момент, когда Двуглазка дает ему золотое яблоко, миф о рае звучит высочайшей октавой.
Двуглазка и чудесный столик (иллюстрации Германа Фогеля, 1854-1921 гг.)
Яблоки для рыцаря
Двуглазка принимает сестёр
«Одноглазка, Двуглазка и Трёхглазка» (нем. Einäuglein, Zweiäuglein und Dreiäuglein ) - сказка братьев Гримм о трёх сёстрах, с разным числом глаз, из которых одна, похожая на обычного человека, но обижаемая остальными, нашла своё счастье. По системе классификации сказочных сюжетов Aарне-Томпсона , имеет номер 511.
Сюжет
У женщины было три дочери, имеющие различное количество глаз: Одноглазка, Двуглазка и Трёхглазка. С Двуглазкой мать и сёстры обращались очень дурно, так как та выглядела как прочие люди. И бедняжке приходилось питаться объедками. Однажды, когда голодная Двуглазка сидела со своёй козой и плакала, перед ней явилась ведунья, которая научила её чудесным словам. Сказать их следовало козе, и девушка могла всегда получить всякое хорошее кушанье. Изречение было следующим: «Козочка, мэ-мэ, стол накрывай!» После насыщения нужно было сказать: «Козочка, мэ-мэ, столик убирай!» - и столик тут же исчезал.
Когда Двуглазка таким образом получила средство для пропитания, то перестала есть домашние объедки, оставляемые сёстрами. Тогда Одноглазка решила сходить с Двуглазкой в поле, чтобы узнать причину. Когда Одноглазка, утомлённая от ходьбы и зноя уселась в траве, то Двуглазка убаюкала её глаз, и та ничего не заметила. На следующий день в поле пошла Трёхглазка, но когда Двуглазка её убаюкивала, то забыла про третий глаз, и той удалось подсмотреть откуда Двуглазка берёт себе пищу. Когда мать узнаёт тайну Двуглазки, она от зависти убивает козу. Двуглазка ушла в поле и там горько плакала. Снова перед ней явилась вещая дева и дала совет закопать кишочки козы перед входной дверью. Следующим утром на этом месте выросло дерево с серебряными листьями и золотыми яблоками, которые не даются в руки никому, кроме Двуглазки. Мать же от зависти обращается с ней хуже чем раньше.
Как-то мимо дерева проезжал молодой рыцарь . Увидев рыцаря, сёстры прячут Двуглазку, накрыв её пустой бочкой. Любуясь деревом, рыцарь спрашивает, кому оно принадлежит. Одноглазка и Трёхглазка утверждают, что дерево их. Однако, им не удается сорвать ни плодов, ни ветвей для рыцаря. Тем временем Двуглазка выкатывает из-под бочки под ноги рыцаря два золотых яблока. Удивлённый рыцарь расспрашивает сестёр, и те признаются, что у них есть ещё сестра, Двуглазка, которая выглядит как обыкновенные люди. Увидев Двуглазку, рыцарь очарован её красотой и вскоре сочетается с ней браком. Вслед за Двуглазкой, к её новому жилищу приходит чудесное дерево.
Долгое время спустя тех событий, перед замком Двуглазки появляются две нищенки, в которых она узнаёт своих сестёр. Несмотря на всё зло, причиной которого сёстры были для неё в прошлом, Двуглазка ласково их приняла и облагодетельствовала, так что Одноглазка и Трёхглазка от всего сердца сожалеют о зле, которое причинили своей сестре в молодости.
Происхождение сюжета
Интерпретации
Двуглазка - единственная из сестёр, которая не обладает глазом посреди лба, который считался «злым взглядом» .
Фридель Ленц в образе Двуглазки усматривает современную разумную душу, которая должна уйти из мира фантазии, который больше не даёт ей пищи .
Памела Треверс в образе Одноглазки видела «недочеловеческое», в образе Трёхглазки - «сверхчеловеческое», которые равно чудовищны и не могут питаться духовной пищей, которая доступна только нормальным людям
Одноглазка, Двуглазка и Трехглазка - Сказка братьев Гримм - Гримм сказки - Сказки братьев Гримм - Сказки братья Гримм
Одноглазка, Двуглазка и Трехглазка
Жила-была женщина, и было у ней три дочери; старшую звали Одноглазкой, оттого что был у ней один только глаз на лбу; средняя звалась Двуглазкой, оттого что у ней, как и у всех людей, было два глаза; а младшую звали Трехглазкой, потому что было у ней три глаза, и третий был у нее посреди лба. И оттого, что Двуглазка выглядела так же, как и все остальные люди, сестры и мать очень ее не любили. Они ей говорили:
Уж ты со своими двумя глазами никак не лучше простого люда, ты совсем не нашего роду.
Они постоянно толкали ее, давали ей платья поплоше, и приходилось ей есть одни только объедки, и они еще издевались над ней как только могли.
И вот пришлось Двуглазке однажды идти на поле пасти козу; но была Двуглазка очень голодна - поесть дали ей сестры совсем мало. Села она на меже и заплакала, да так стала плакать, что полились у нее из глаз слезы ручьями. И вот в горе глянула она, вдруг видит - стоит перед нею женщина и спрашивает ее:
Двуглазка, чего это ты плачешь?
Двуглазка говорит:
Как же мне не плакать? Очень уж не любят меня мои сестры и мать за то, что у меня, как и у всех людей, два глаза; всё толкают меня, дают мне донашивать старые платья, и есть мне приходится только то, что от них остается. Сегодня дали они мне так мало поесть, что я осталась совсем голодная.
И говорит ей ведунья:
Двуглазка, вытри слезы, я скажу тебе такое слово, что отныне ты никогда не будешь голодная, - стоит тебе только сказать своей козе:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! -
и будет стоять перед тобой чисто убранный столик с самыми прекрасными кушаньями на нем, и сможешь ты есть, сколько твоей душе будет угодно. А когда наешься ты досыта и столик будет тебе не нужен, то скажешь ты только:
Козочка, ме-е,
Столик, на место! -
и он снова исчезнет.
И сказав это, ведунья ушла. А Двуглазка подумала: «Надо будет сейчас попробовать, правда ли то, что она говорит, уж очень мне есть
хочется», и сказала:
Козочка, ме- е,
Столик, ко мне!
И только вымолвила она эти слова, как стоял перед нею столик, накрытый белой маленькой скатертью, а на нем тарелка, нож и вилка, и серебряная ложка, а кругом самые прекрасные кушанья; и шел от них пар, и были они еще горячие, словно их только что принесли из кухни. Тогда Двуглазка прочитала самую короткую молитву, какую она знала: «Господи, не оставь нас во всякое время. Аминь», и села она к столу и стала есть. Наевшись досыта, она сказала, как научила ее ведунья:
Козочка, ме-е,
Столик, на место!
И вмиг исчез столик и все, что стояло на нем. «Славное, однако, хозяйство», - подумала Двуглазка, и стало ей хорошо и весело.
Вечером, возвратясь домой со своей козой, нашла она глиняную миску с едой, что оставили ей сестры, но она к ней и не прикоснулась. На другой день вышла она снова со своею козой в поле и не стала есть тех крох, что ей оставили. В первый и во второй раз сестры не обратили на это никакого внимания, но так как это случалось всякий раз, то, наконец, они это заметили и сказали: «Что-то неладное творится с нашей Двуглазкой: каждый раз она оставляет еду, а раньше ведь все съедала, что ей давали: она, должно быть, что-то придумала». И вот, чтобы узнать правду, было решено, что когда Двуглазка погонит козу на пастбище, с нею пойдет и Одноглазка, чтоб посмотреть, что она там делает и не приносит ли ей кто-нибудь еду и питье.
Собралась Двуглазка идти на пастбище, а Одноглазка подходит к ней и говорит:
Я пойду с тобой вместе, посмотреть, хорошо ли ты пасешь козу, пасется ли она там как следует.
Но Двуглазка поняла, что задумала Одноглазка, загнала козу в высокую траву и говорит:
Одноглазка, пойдем сядем, я тебе что-нибудь спою.
Села Одноглазка, устала она от непривычной ходьбы по солнцепеку, а Двуглазка запела:
Ты не спишь, Одноглазка?
Ты уж спишь, Одноглазка?
И закрыла свой глаз Одноглазка и уснула. Увидала Двуглазка, что Одноглазка крепко спит и узнать ничего теперь не сможет, и говорит:
Козочка, ме- е,
Столик, ко мне! -
и села она за столик, наелась-напилась досыта и молвила снова:
Козочка, ме-е,
Столик, на место!
И вмиг все снова исчезло. Разбудила тогда Двуглазка Одноглазку и говорит:
Одноглазка, что же ты, пасти козу собираешься, а сама-то уснула? Ведь она может вон куда забежать. Вставай, пора уж и домой возвращаться.
Пошли они домой, а Двуглазка опять к своей мисочке с едой так и не прикоснулась, и Одноглазка ничего не могла объяснить матери, почему та не хочет есть, и сказала в свое оправдание:
А я-то на поле уснула.
На другой день и говорит мать Трехглазке:
На этот раз надо будет пойти тебе да повнимательней проследить, что ест на поле Двуглазка, не приносит ли ей кто еду и питье, - должно быть, она ест и пьет тайком.
Подошла Трехглазка к Двуглазке и говорит:
Я пойду с тобой вместе, посмотреть, хорошо ли ты пасешь козу и ест ли она там как следует.
Но Двуглазка поняла, что задумала Трехглазка, и загнала козу в высокую траву и говорит:
Пойдем, Трехглазка, да сядем, я тебе что-нибудь спою.
Села Трехглазка, устала она идти по солнцепеку, а Двуглазка и затянула свою прежнюю песенку и начала петь:
Ты не спишь все, Трехглазка?
Ты уснула, Трехглазка? -
спела она по забывчивости:
Ты уснула, Двуглазка?
И все пела она:
Ты не спишь все, Трехглазка?
Ты уснула, Двуглазка?
И закрылись у Трехглазки два глаза и уснули, но третий глаз не был песенкой той заговорен,
Жила-была женщина, и было у ней три дочери; старшую звали Одноглазкой, оттого что был у ней один только глаз на лбу; средняя звалась Двуглазкой, оттого что у ней, как и у всех людей, было два глаза; а младшую звали Трехглазкой, потому что было у ней три глаза, и третий был у нее посреди лба. И оттого, что Двуглазка выглядела так же, как и все остальные люди, сестры и мать очень ее не любили. Они ей говорили:
Уж ты со своими двумя глазами никак не лучше простого люда, ты совсем не нашего роду.
Они постоянно толкали ее, давали ей платья поплоше, и приходилось ей есть одни только объедки, и они еще издевались над ней как только могли.
И вот пришлось Двуглазке однажды идти на поле пасти козу; но была Двуглазка очень голодна - поесть дали ей сестры совсем мало. Села она на меже и заплакала, да так стала плакать, что полились у нее из глаз слезы ручьями. И вот в горе глянула она, вдруг видит - стоит перед нею женщина и спрашивает ее:
Двуглазка, чего это ты плачешь?
Двуглазка говорит:
Как же мне не плакать? Очень уж не любят меня мои сестры и мать за то, что у меня, как и у всех людей, два глаза; всё толкают меня, дают мне донашивать старые платья, и есть мне приходится только то, что от них остается. Сегодня дали они мне так мало поесть, что я осталась совсем голодная.
И говорит ей ведунья:
Двуглазка, вытри слезы, я скажу тебе такое слово, что отныне ты никогда не будешь голодная, - стоит тебе только сказать своей козе:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! -
и будет стоять перед тобой чисто убранный столик с самыми прекрасными кушаньями на нем, и сможешь ты есть, сколько твоей душе будет угодно. А когда наешься ты досыта и столик будет тебе не нужен, то скажешь ты только:
Козочка, ме-е,
Столик, на место! -
и он снова исчезнет.
И сказав это, ведунья ушла. А Двуглазка подумала: «Надо будет сейчас попробовать, правда ли то, что она говорит, уж очень мне есть
хочется», и сказала:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне!
И только вымолвила она эти слова, как стоял перед нею столик, накрытый белой маленькой скатертью, а на нем тарелка, нож и вилка, и серебряная ложка, а кругом самые прекрасные кушанья; и шел от них пар, и были они еще горячие, словно их только что принесли из кухни. Тогда Двуглазка прочитала самую короткую молитву, какую она знала: «Господи, не оставь нас во всякое время. Аминь», и села она к столу и стала есть. Наевшись досыта, она сказала, как научила ее ведунья:
Козочка, ме-е,
Столик, на место!
И вмиг исчез столик и все, что стояло на нем. «Славное, однако, хозяйство», - подумала Двуглазка, и стало ей хорошо и весело.
Вечером, возвратясь домой со своей козой, нашла она глиняную миску с едой, что оставили ей сестры, но она к ней и не прикоснулась. На другой день вышла она снова со своею козой в поле и не стала есть тех крох, что ей оставили. В первый и во второй раз сестры не обратили на это никакого внимания, но так как это случалось всякий раз, то, наконец, они это заметили и сказали: «Что-то неладное творится с нашей Двуглазкой: каждый раз она оставляет еду, а раньше ведь все съедала, что ей давали: она, должно быть, что-то придумала». И вот, чтобы узнать правду, было решено, что когда Двуглазка погонит козу на пастбище, с нею пойдет и Одноглазка, чтоб посмотреть, что она там делает и не приносит ли ей кто-нибудь еду и питье.
Собралась Двуглазка идти на пастбище, а Одноглазка подходит к ней и говорит:
Я пойду с тобой вместе, посмотреть, хорошо ли ты пасешь козу, пасется ли она там как следует.
Но Двуглазка поняла, что задумала Одноглазка, загнала козу в высокую траву и говорит:
Одноглазка, пойдем сядем, я тебе что-нибудь спою.
Села Одноглазка, устала она от непривычной ходьбы по солнцепеку, а Двуглазка запела:
Ты не спишь, Одноглазка?
Ты уж спишь, Одноглазка?
И закрыла свой глаз Одноглазка и уснула. Увидала Двуглазка, что Одноглазка крепко спит и узнать ничего теперь не сможет, и говорит:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! -
и села она за столик, наелась-напилась досыта и молвила снова:
Козочка, ме-е,
Столик, на место!
И вмиг все снова исчезло. Разбудила тогда Двуглазка Одноглазку и говорит:
Одноглазка, что же ты, пасти козу собираешься, а сама-то уснула? Ведь она может вон куда забежать. Вставай, пора уж и домой возвращаться.
Пошли они домой, а Двуглазка опять к своей мисочке с едой так и не прикоснулась, и Одноглазка ничего не могла объяснить матери, почему та не хочет есть, и сказала в свое оправдание:
А я-то на поле уснула.
На другой день и говорит мать Трехглазке:
На этот раз надо будет пойти тебе да повнимательней проследить, что ест на поле Двуглазка, не приносит ли ей кто еду и питье, - должно быть, она ест и пьет тайком.
Подошла Трехглазка к Двуглазке и говорит:
Я пойду с тобой вместе, посмотреть, хорошо ли ты пасешь козу и ест ли она там как следует.
Но Двуглазка поняла, что задумала Трехглазка, и загнала козу в высокую траву и говорит:
Пойдем, Трехглазка, да сядем, я тебе что-нибудь спою.
Села Трехглазка, устала она идти по солнцепеку, а Двуглазка и затянула свою прежнюю песенку и начала петь:
Ты не спишь все, Трехглазка?
Ты уснула, Трехглазка? -
спела она по забывчивости:
Ты уснула, Двуглазка?
И все пела она:
Ты не спишь все, Трехглазка?
Ты уснула, Двуглазка?
И закрылись у Трехглазки два глаза и уснули, но третий глаз не был песенкой той заговорен, и не уснул он. Хотя из хитрости Трехглазка его и закрыла, будто он спит, но он моргал и мог все хорошо видеть. Подумала Двуглазка, что Трехглазка уже крепко спит, и сказала она тогда свой заговор:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! -
и напилась она и наелась досыта, а затем велела столику уйти:
Козочка, ме-е,
Столик, на место!
А Трехглазка все это видела. Тогда Двуглазка подошла к ней, разбудила ее и говорит:
Э, да ты, кажется, спала, Трехглазка? Хорошо ты, однако, пасешь козу! Давай-ка пойдем домой!
Пришли они домой, а Двуглазка опять ничего не стала есть; вот Трехглазка и говорит матери:
Ну, теперь я знаю, почему эта гордая девчонка ничего не ест; стоит ей только сказать:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! - и тотчас является перед нею столик, уставленный самыми прекрасными кушаньями, - куда лучше, чем то, что едим мы здесь; а как наестся она досыта, то стоит ей сказать:
Козочка, ме-е,
Столик, на место! -
и все снова исчезает. Я все в точности сама это видела. Два глаза она мне усыпила своим заговором, но тот, что у меня на лбу, к счастью, не спал. Стала тогда завистливая мать кричать на Двуглазку:
Ты что ж это, хочешь есть лучше, чем мы? Я тебя от этого отучу! - Принесла она большой нож и ударила им козу прямо в сердце, и упала коза замертво наземь.
Увидала это Двуглазка, и ушла она с горя из дому, села в поле на меже и залилась горькими слезами. Вдруг смотрит она - стоит перед ней снова ведунья и говорит ей:
Двуглазка, чего ты плачешь?
Да как же мне не плакать! - отвечала она. - Заколола мать мою козочку, что, бывало, как скажу я ей ваш заговор, накрывала мне так чудесно каждый день столик; а теперь придется мне снова голодать да горе терпеть.
Говорит ей ведунья:
Двуглазка, я дам тебе добрый совет: попроси своих сестер, чтобы отдали они тебе внутренности убитой козы, и закопай их у порога в землю, и будет тебе от того счастье.
Ведунья исчезла, а Двуглазка вернулась домой и говорит сестрам:
Милые сестры, дайте мне что-нибудь от моей козы, хорошего куска я у вас не прошу, дайте мне только внутренности.
Засмеялись они и говорят:
Это ты можешь, пожалуй, получить, если другого не просишь.
Взяла Двуглазка внутренности козы и закопала их вечером тайно, по совету ведуньи, возле порога.
На другое утро, когда все проснулись и вышли на порог, видят - стоит перед ними дивное дерево, листья у него все серебряные, висят между ними золотые плоды, - и такого прекрасного и драгоценного дерева не было еще во всем свете. Но они не могли понять, откуда могло ночью вырасти тут дерево. Только одна Двуглазка знала, что выросло оно из внутренностей козы, потому что стояло оно как раз на том самом месте, где закопала она их в землю.
Вот мать и говорит Одноглазке:
Дитя мое, полезай на дерево да нарви нам с него плодов.
Взобралась на дерево Одноглазка, но только хотела она сорвать одно из золотых яблок, а ветка и выскользнула у нее из рук, - и не пришлось ей сорвать ни одного яблока, как она ни старалась.
Тогда мать и говорит:
Трехглазка, ну, полезай ты, ведь тебе-то лучше видать твоими тремя глазами, чем Одноглазке.
Спустилась Одноглазка с дерева, а Трехглазка на него взобралась. Но и Трехглазка оказалась не более ловкой, чем ее сестра; и как уж она ни глядела, а все же золотые яблоки никак не давались ей в руки. Наконец у матери не хватило терпенья, и она сама полезла на дерево, но и ей, как и Одноглазке и Трехглазке, не удалось схватить ни одного яблока.
Тогда говорит Двуглазка:
Дозвольте мне полезть на дерево, может, мне лучше удастся.
Хотя сестры и посмеялись: «Где уж тебе с твоими двумя глазами достать-то!» - но Двуглазка влезла на дерево, и вот золотые яблоки от нее не уходили, а падали сами к ней в руки, - и нарвала она их полный передник. Взяла мать у нее яблоки; и вот надо бы теперь Одноглазке и Трехглазке обращаться с бедной Двуглазкой лучше, чем прежде, но они стали ей завидовать, что только ей одной и удалось достать золотые яблоки, и стали они с ней обращаться еще хуже.
Стояли они раз все вместе у дерева, а на ту пору проезжал мимо молодой рыцарь.
Скорей, Двуглазка, - крикнули ей сестры, - полезай под дерево, чтоб нам не пришлось за тебя стыдиться, - и они поспешили накрыть Двуглазку пустой бочкой, стоявшей около дерева, и попрятали туда же и золотые яблоки, которые она сорвала.
Вот подъехал рыцарь ближе, и оказался он красивым юношей. Он остановил коня, изумился, глядя на чудесное дерево, что было все из золота да серебра, и говорит сестрам:
Чье это прекрасное дерево? Кто даст мне ветку с него, тот может потребовать от меня, чего захочет.
И ответили Одноглазка и Трехглазка, что дерево это принадлежит им и что они охотно сломают ему ветку с него. Но как они ни старались, а сделать этого не смогли, - ветки и плоды всякий раз от них ускользали. Тогда рыцарь и говорит:
Странно, дерево ваше, а вы не можете и ветки с него сломать.
Но они стояли на том, что дерево все же принадлежит им. В то время как они разговаривали, выкатила Двуглазка из-под бочки два золотых яблока, и покатились они прямо к ногам рыцаря, - Двуглазка рассердилась, что Одноглазка и Трехглазка говорят неправду. Как увидал рыцарь яблоки, удивился и спросил, откуда они взялись. Одноглазка и Трехглазка ответили, что у них есть сестра, но она не смеет людям на глаза показаться, оттого что у ней только два глаза, как у всех простых людей. Но рыцарь потребовал, чтоб ее показали, и крикнул:
Двуглазка, выходи!
И вот вылезла Двуглазка спокойно из-под бочки, и рыцарь был поражен ее дивной красотой и сказал:
Ты, Двуглазка, наверное, можешь сорвать мне ветку с этого дерева?
Да, - ответила Двуглазка, - это, конечно, сделать я могу, ведь дерево-то мое. - Взобралась она на дерево и легко сорвала ветку с красивыми серебряными листьями и золотыми плодами и подала ее рыцарю.
Тогда рыцарь и говорит:
Двуглазка, что мне дать тебе за это?
Ах, - ответила Двуглазка, - я терплю голод и жажду, нужду и горе с раннего утра и до позднего вечера; я была бы счастлива, если бы вы взяли меня с собой и выручили бы меня из беды.
Тогда посадил рыцарь Двуглазку на своего коня и привез ее домой в свой отчий замок. Там одел он ее в прекрасные платья, накормил ее досыта. И полюбил он ее, и обвенчался с нею, и отпраздновали они свадьбу в великой радости.
Как увез прекрасный рыцарь Двуглазку, стали завидовать сестры ее счастью. «А волшебное-то дерево останется у нас, - думали они, - хоть и нельзя сорвать с него плодов, а все же всякий будет останавливаться у нашего дома и к нам приходить да его расхваливать, и кто знает, где найдешь свое счастье!»
Но на другое утро дерево исчезло, а с ним и их надежды. Глянула Двуглазка из своей светелки в окошко, видит - стоит перед нею, к ее великой радости, дерево, - оно перешло следом за нею.
Долго жила Двуглазка в счастье и в довольстве. Но пришли раз к ней в замок две нищенки и попросили у ней милостыни. Глянула им в лицо Двуглазка и узнала в них своих сестер Одноглазку и Трехглазку, - они так обеднели, что пришлось им теперь ходить по дворам да выпрашивать кусок хлеба. Двуглазка позвала их к себе, приняла их ласково и о них позаботилась; и они от всего сердца раскаялись в том, что причинили своей сестре так много зла в молодости.