В этой главе рассматривается древняя литература на индоарийских языках: санскрите, пали и других пракритах. Древняя литература на других языках дана ниже, в главах, посвященных отдельным народам Южной Индии.
К древнеиндийской литературе относится огромное количество памятников самого различного характера, которые в подавляющем своем большинстве были созданы в северной, Индии: религиозные гимны, исторические хроники, эпические поэмы, сказки, классические драмы и стихи, научные трактаты и т. д.
Эти памятники еще не полностью изучены; правильнее даже сказать, что их изучение началось только недавно. Интерес ученых всего мира к этим памятникам обусловлен их научно-познавательным значением, со- держащимися в них богатыми историко-этнографическими данными, их высокохудожественной формой и тем, что они оказали заметное влияние не только на развитие литературы Китая, Японии, Кореи, Бирмы, Малайи, Индонезии и других стран Юго-Восточной Азии, но и на литературное, философское и научное творчество многих деятелей культуры стран Среднего и Ближнего Востока и даже Европы.
Датировка памятников древнеиндийской литературы чрезвычайно затруднена тем, что многие из них были записаны гораздо позже, чем возникли, а многие неоднократно перерабатывались в течение ряда столетий. Имена многих поэтов и время их жизни точно неизвестны, к тому же некоторые прославленные поэты выступали под псевдонимами и этими же псевдонимами часто пользовались авторы более поздних произведений.
Многие письменные памятники погибли потому, что были записаны на древесной коре или пальмовых листьях (позже стали писать на деревянных дощечках или на табличках из меди, золота, слоновой кости и т. п.). Поэтому огромную роль сыграла столь характерная для Индии традиция устной передачи текстов, благодаря которой сохранились древнейшие из них.
Ведическая литература
Самой древней по времени создания считается ведическая литература, потому что большая часть ее памятников относится к так называемой добуддийской эпохе. Язык этой литературы сохраняет следы индо-иранскои языковой общности, а название происходит от санскритского слова веда, что означает «знание».
Ведами называются большие древние сборники (самхита) гимнов, молитв, магических формул и заклинаний, послужившие основой целого комплекса более поздних литературных произведений.
Известны четыре Веды: Ригвёда, Яджурвёда, Самавёда и Атхарвавёда. Язык Вед носит название ведического санскрита или ведийского языка. Это наиболее древняя из известных нам форм индийских языков. Согласно индийской религиозной традиции, Веды считались высшим откровением и каждое их слово должно было изустно нерушимо передаваться от поколения к поколению брахманов и свято храниться в памяти.
Ригведа в той редакции, которая известна современным исследователям, состоит из 1028 гимнов (сукта), объединенных в 10 разделов (мандал). Эти гимны создавались в разное время, и авторами их были представители разных социальных слоев. Поэтому в их число вошли и народные заговоры, и жреческие молитвенные формулы, и философские рассуждения. Встречаются даже гимны атеистического содержания. Метрика гимнов Ригведы тоже очень разнообразна и только частично воспринята более поздней санскритской поэзией.
В гимнах Ригведы, создававшихся на протяжении нескольких столетий, отражены многие изменения социального строя арийцев в конце II-на-
чале І тысячелетия до н. э.: переход древнего общества к новым, более передовым формам хозяйства и жизни, имущественное расслоение внутри кровнородственных общин, появление частной собственности и формирование классовых отношений.
По гимнам и мифам Ригведы можно судить о том, как сильны были пережитки матриархата в обществе, где к главе рода - патриарху уже перешли общественные функции, принадлежавшие ранее матери рода; как постепенно роль патриарха в руководстве духовной жизнью общины переходила к жрецу-профессионалу, брахману, ставшему на много последующих столетий монопольным носителем права на отправление религиозных церемоний и на изучение священных текстов.
Ригведа содержит много повествовательных вставок, носящих характер притч, легенд или басен. Ряд сюжетов этих вставок был в последующие века положен индийскими поэтами и драматургами в основу их произведений. Многие гимны Ригведы, обращенные к богам - явлениям природы, отличаются высокой поэтичностью и красотой г.
Яджурведа состоит из молитв и особых формул, которые читали жрецы во время жертвоприношений. Ритуал богослужения имел локальные различия, и существовали разные школы, предписывавшие тот или иной порядок щертвоприношений, а поэтому сложилось несколько вариантов Яджурведы. Нам известны пять вариантов. Четыре из них называются Черной Яджурведой, а пятый - Белой Яджурведой. Четыре первых считаются более ранними, так как в них содержатся не только молитвы и жертвенные формулы, как в пятом, но также конкретные правила жертвоприношения и разные пояснения к ним.
Яджурведа служит источником, даюпщм представление не только о религии, но и о многих обычаях, частично сохранившихся до наших дней.
Атхарваведа (Веда знахарства и заклинаний) по праву может быть признана одним из наиболее интересных памятников ведической литературы. В ней поэзия переплетается с прозой, а язык очень своеобразен, благодаря обилию содержащихся в ней народных заговоров и магических формул. Многие из этих заклинаний, обращенные к духам вод, лесов, болезней, восходят к первобытной анимистической магии и являются более древними, чем самые древние гимны Ригведы. Именно поэтому некоторые индийские богословы даже отказывались считать Атхарваведу одной из Вед (так как магия противоречит сущности более поздних вероучений - буддизма и индуизма). В Атхарваведе есть и гимны, отражающие более поздний период индийской истории, чем тот, который нашел отражение в Риг- веде. Здесь уже есть специальные гимны для царей, для их домашних жрецов, военачальников и пр.
Жрецы-брахманы постепенно изменили древние магические формулы Атхарваведы и приспособили их к своему вероучению, придав им характер молитв. Многие формулы сохранили при этом свою большую эмоциональную напряженность и яркую фантастичность .
Чрезвычайно интересны также содержащиеся в гимнах Атхарваведы древнейшие представления о космосе и категории времени и сведения о народной медицине (последние изучаются современными индийскими учеными и врачами).
Гимны Самаведы, или Веды напевов, построены так, что служат образцами напевов или мелодий, на которые должны петься гимны остальных
Вед. Напевы и ритмы Самаведы легли в основу более поздней индийской науки о метрике стихосложения и послужили основой для развития индийской музыки.
Наряду с Ведами откровением богов считались также другие, близкие к ним памятники ведической литературы: Брахманы, Упанишады и Араньяки.
В период создания Вед словом «брахман» обозначали и понятие «мировой души», и молитву или жертвенную формулу, обращенную к богам г и жреца, приносившего жертву и читавшего молитву. Позже, в процессе развития классового общества, оно стало обозначать всех членов сложившейся варны брахманов и те теологические комментарии, которые были созданы брахманами-жрецами в дополнение к Ведам. Последние и объединяются названием Брахманы.
Брахман сохранилось сравнительно небольшое число. Наиболее важными по своему значению считаются две, относящиеся к Ригведе, две - к Яджурведе, три - к Самаведе и одна - к Атхарваведе.
Как памятники литературы Брахманы особенно ценны содержащимися в них элементами древнего эпоса: короткими сюжетными повествованиями^ диалогами и преданиями. Наиболее красочные из них включены в Шата- патха-брахману, относящуюся к Яджурведе.
Становление классовых отношений в древней Индии сопровождалось ожесточенной борьбой между брахманами-жрецами и кшатриями-воинами (т. е. между духовной и светской властью) за господство в стране.
В Брахманах отражено стремление жрецов закрепить свои социальные позиции, приписать себе способность подчинять самих богов с помощью жертв, молитв и аскетического покаяния. Здесь впервые говорится о том, что верховный бог Праджапати, создавая все сущее, выдохнул жрецов изо рта (т. е. изначально сообщил им самое высокое положение), воинов сделал из рук и груди, торговцев и земледельцев - из бедер* и живота, а из ног - слуг и рабов.
В процессе складывания варн жрецы вводили все больше религиозных законов, обещавших жестокие кары всем «низшим» за покушения на права и привилегии «высших».
Оковы кастового гнета связывали рост производительных сил, мешали развитию ремесла и торговли. Но общество исторически развивалось, и назревала необходимость создания новых вероучений, новых философских концепций. Появлялись ордена отшельников и секты, возникали еретические учения, проповедуемые членами варны кшатриев, а также и более «низких» каст. Рациональное мышление народа, сомнения в правильности брахманских законов, поиски путей к установлению равенства людей, критическая антибрахманская и антикастовая мысль, очевидно расцветавшая главным образом в неарийской этической среде - все это нашло свое выражение в таких памятниках литературы, как Упанишады и Араньяки v которые могут быть названы первыми сборниками философских и теологических трактатов.
В Араньяках, или «лесных книгах», народу предлагался иной путь религиозного самоусовершенствования, чем в Брахманах. - не подаяние брахману и не принесение при помощи брахмана бесчисленных жертв ^ а размышление над сутью всего земного и достижение познания. Здесь впервые появляется будущий тезис буддизма - к божественной сущности может приблизиться каждый. Появление большого "количества Араньяк связано с ростом отшельничества и аскетизма.
Упанишады вместе с Араньяками обозначаются словом Веданта - «конец Вед». Содержание их, по сравнению с Брахманами, отличается большей жизненностью; литературные достоинства тоже значительно выше. Ранние Упанишады, создававшиеся около середины I тысячелетия до н. э., состоят из прозаических текстов с небольшим количеством стихотворных вставок. Наиболее ценной из поздних Упанишад считается- «Катхака-упанишада», относящаяся к Черной Яджурведе. Самая поздняя группа Упанишад, написанная прозой, уже близка по языку и стилю санскритской прозе классического периода.
В Упанишадах сформулированы основы философского учения об атамане как о душе (и «мировой» душе и личной душе человека), о брахмане как об абсолютной сущности мироздания, о дхарме - нравственном законе жизни, о карме - воздаянии. Здесь впервые формулируются и другие догмы, ставшие позже составными частями философии индуизма._
В науке существует мнение, что эти памятники отражают процесс внедрения в мировоззрение арийского общества понятий, свойственных местному доарийскому населению и во многом направленных против ведических вероучений.
Последним разделом ведической литературы являются Веданги и Упавёды. Они создавались приблизительно между V в. до н. э. и II - III вв. н. э. Ведангами, или «частями Вед», называются трактаты, посвященные шести областям древнеиндийской науки; «Кальпа-веданга» охватывает различные произведения о правилах жизни и поведения человека; «Шикша-веданга» является наукой о языке, о фонетике: «Вьякарана» - о грамматике; «Нирукта» - об этимологии и лексикографии; «Чханда» - о метрике и «Джьбтиша» - об астрологии.
В каждую Ведангу входит много трактатов и научных произведений. Эти трактаты - дальнейшее развитие тех ростков научной мысли, которые были в изобилии рассеяны в текстах более ранних произведений ведической литературы. Для них характерен совсем особый стиль - они состоят из так называемых сутр. Сутры (на санскрите - «нити») - краткие правила, сформулированные так сжато, что без разъяснительного комментария их часто невозможно понять. Такая краткость формулировок была необходима для облегчения заучивания их наизусть. Смысл многих ранних сутр утрачен для науки, так как комментарий к ним не был обязателен для запоминания и забылся ко времени широкого распространения письменности, т. е. к тому времени, когда в Индии стали записывать тексты памятников ведической литературы.
Большой интерес представляют «Грихья-сутры», или домашние правила, содержащие предписания, касающиеся повседневной жизни человека, его поведения, семейных отношений и т. п.
Другой группой древних памятников индийской науки являются четыре Упаведы: «Аюр-веда» - о медицине, «Дханур-веда» - о ведении войны, «Гандхарва-веда» - о музыке и «Шйльпа-веда» - об архитектуре и механике. Каждая из этих четырех ветвей охватывает большое количество трактатов, служащих как бы сводом знаний, накопленных народом за много столетий своего культурного развития. Упаведы и Веданги легли в основу дальнейшего роста основных направлений индийской науки.
Вслед за Ведангами и Упаведами было создано большое количество трактатов, известных под названием гиастр, т. е. руководств или учебников.
На основе «Кальпа-веданги» выросла целая литература по древнеиндийской юриспруденции, состоящая из Дхармашастр - своего рода сводов законов, а вернее - сводов предписаний обычного права. Первые из них являлись итогом развития обычного права и его отражения в законодательстве за период формирования и роста классовых отношений в рабовладельческой Индии, а более поздние относятся к феодальному обществу. Одна из наиболее интересных шастр - «Манава-дхармашастра» («Законы Ману»), которая обычно датируется рубежом нашей эры. В этом произведении отражено развитие кастового строя; в нем разработаны правила жизни членов разных каст и вопросы взаимоотношений между кастами- Ряд глав этих «Законов» направлен на упрочение общественного и эконо.
мического положения членов «высших» каст. Здесь очень четко сформулированы запреты взаимного общения «высших» с «низшими» и предписаны жестокие наказания «низших» за оскорбления, нанесенные «высшим» и даже просто за общение с «высшими». Но вместе с тем, хорошо понимая необходимость производственного общения между членами разных каст, составители этих правил сопроводили запреты общения такими разъяснениями, как например: «Всегда чиста рука ремесленника и товар, выставленный [на продажу]. . .» г.
Из древних шастр большой известностью пользуется и «Артхашастра» - трактат о политике, экономике и управлении государством. Его создателем считается Каутилья - министр первого царя из династии Маурья, Чан- драгупты I (правившего в Магадхе в IV в. до н. э.). В Артхашастре показана жизнь индийского государства с монархическим образом правления, характеризующаяся сложной внутренней и внешней политикой и развитыми экономическими отношениями.
Существовали также шастры по грамматике, служащие до наших дней ценнейшими пособиями для изучения санскрита. Наиболее известными из них являются грамматики, созданные учеными Панини (V в. до н. э.) и Патанджали (И в. до н. э.).
Создавались также шастры, посвященные вопросам театра и драматургии, религии, искусства, любви и даже косметики. В них можно найти очень ценные для историка и особенно для этнографа описания жизни и быта разных слоев индийского общества той эпохи.
Эпическая литература
Первыми ростками древнеиндийского эпоса должны быть признаны прозаические и стихотворные повествовательные вставки в гимны Вед и в Брахманы - маленькие истории о богах и демонах, о царях и мудрецах, о доблести героев. Барды-сказители (суша) хранили в памяти большой запас этих повествований и песен, обновляя и обогащая их с течением времени. Одна из таких героических песен - песня о битве между двумя ветвями царского рода - Пандавами и Кауравами - за господство в стране явилась смысловым стержнем большой эпической поэмы Махабхараты. Эту поэму по праву считают целой литературой. В нее вошли и воинские песни, и мифологические предания, и философские рассуждения, и генеалогия царских родов, и сказки. Точное время ее возникновения еще не определено исследователями. Считается, что она стала складываться как единая поэма и получила широкую известность на рубеже и в первые века нашей эры.
Вполне возможно, что она приобрела свой окончательный вид в эпоху Гупта, т. е. в IV-V вв. н. э., когда на базе раннефеодальных общественных отношений создавалась огромная империя и появилась необходимость идеологически обосновать стремление правителей объединить страну. Одним из таких факторов была в ту эпоху религия индуизма, вобравшая в себя многие народные культы и призванная стать общеиндийской религией, а роль другого фактора мог сыграть эпос, пронизанный идеей объединения страны. Вероятно, именно в эту эпоху были собраны и объединены вокруг основного сюжетного ядра - повести о битве двух воинских групп за власть, - многие бытовавшие в народе разрозненные героические песни и повествования, возникшие в разное время (и, возможно, даже не имевшие прямого отношения к героям поэмы). Науке известно теперь, что первая запись Махабхараты как единой поэмы относится именно к этому историческому периоду.
В индийской литературной и религиозной традиции Махабхарата часто рассматривается как одна из Вед. Она и являлась по сути дела Ведой воинского сословия - кшатриев, жизни, мыслям, делам и подвигам которых она посвящена. Вишну, выступающий в своих аватарах (перевоплоБой Равана с армией Рамы. Народный лубокщениях) как бог-герой и воитель, является одним из центральных действующих лиц поэмы. «Чтение Махабхараты есть благочестие. Поэтому если верующий прочтет хотя бы один стих, ему отпускаются все грехи». «Как океан лучше всех озер, а корова - лучшее из животных, так Ма- хабхарата лучше всего», - говорится во вступлении к поэме.
Махабхарата состоит из 18 книг. Индийская традиция часто присоединяет к ней в качестве ее 19-й книги и созданную приблизительно в эту же эпоху поэму «Харивамша» (История рода Хари). В Махабхарату включено такое большое количество сюжетных эпизодов, что в течение многих столетий индийские поэты и драматурги обращались к ней, как к источнику тем для своих произведений. До наших дней сказители и брахманы- священнослужители читают толпе отрывки из этой поэмы во время праздников или в дни паломничества, ее читают и пересказывают детям, пьесы на сюжеты из Махабхараты постоянно ставятся любительскими и профессиональными театральными коллективами.
Махабхарата целиком и в отрывках неоднократно переводилась на все новоиндийские и многие европейские языки.
Другой, не менее прославленной эпической поэмой является Рамаяна (Сказание о Раме). Основной сюжет Рамаяны встречается в кратком виде и в Махабхарате. Автором Рамаяны считается полумифическое лицо - поэт Вальмики. Возможно, именно он и создал поэму в ее первоначальном виде, т. е. в форме героической песни, но с течением времени Рамаяна разрослась до значительного размера (хотя и не достигла даже четверти объема Махабхараты).
В своем первоначальном виде эпическая Рамаяна нам неизвестна. В окончательном виде она имеет 24 тысячи гилок (двустиший), объединенных в семь книг. И подобно Махаб- харате, ее считают самостоятельным родом литературы, так как она явилась основой-для создания самых разнообразных произведений, развивающих, поясняющих и пересказывающих ее сюжет полностью и в отрывках.
В противоположность Махаб- харате Рамаяна отличается единством композиции; но так же как и Махабхарата, она является произведением эпического характера, однако в ней уже можно отыскать истоки более поздних поэтических приемов.
В той форме, в какой она известна нам, она может считаться прообразом широко распространенного в Индии типа поэм с героическим содержанием - кавья. Эти кавья изобилуют поэтическими сравнениями, иногда замысловатыми оборотами речи, красочными метафорами и многословными описаниями.
Сюжет Рамаяны развивается очень стройно и последовательно, и в ней нет того огромного количества вставных эпизодов, которыми изобилует Махабхарата.
Содержание поэмы посвящено жизни и героическим делам Рамы, царившего в древнеиндийском государстве Кошала. В поэме повествуется о детстве Рамы, о его браке с прекрасной Ситой - дочерью Земли, о том, как из-за интриги младшей жены своего отца Рама провел 14 лет в изгнании, как десятиголовый Равана - владыка острова Ланки и повелитель всех демонов, сеющих зло на земле, похитил Ситу, и как Рама в сопровождении своего верного брата Лакшмана и в союзе с обезьянами и медведями атаковал Ланку, убил Равану и таким образом не только освободил Ситу, но и избавил всех людей от власти зла.
Рамаяна является героическим, воинским эпосом, а ее герой Рама считается одним из воплощений бога Вишну на земле. Эта поэма стала библией вишнуитов, и в эпоху средневекового реформаторского движения вишнуизма переложена и переведена на" все новоиндийские языки (наиболее популярным переложением является «Рамаяна» Тульси Даса на языке авадхи, завершенная поэтом в 1575 г.) .
Рамаяна, подобно Махабхарате, является достоянием всего индийского народа и прочно вросла в его быт, искусство и религию.
По легенде сам бог Брахма вдохновил Вальмики на сотворение поэмы и сказал: «До тех пор, пока стоят горы и реки текут по земле, песнь о Раме будет жить повсюду».
Эти мифические слова вполне соответствуют реальной действительности, так как и в современной Индии все жители городов и сел знают и любят Рамаяну. Имена героев поэмы стали нарицательными, а сами герои служат образцами храбрости, благородства и верности. Разыгрывание тех или иных сцен из Рамаяны является обязательным элементом всех общеиндийских храмовых и деревенских праздников.
Поэма переведена и на многие европейские языки как целиком, так и в отрывках.
К эпической литературе могут быть также отнесены Пураны - предания о делах богов, полубогов и пророков, а также царей и героев. По содержанию самых древних из Пуран можно заключить, что они возникли еще в родовом обществе, тогда как в более поздних уже содержатся рассуждения о кастах, о брахманских правилах и законах, о богах индуистского п&нтеона и т. п. Пураны создавались и в I тысячелетии н. э.
В них иногда затрагиваются вопросы повседневной жизни, поэтики, театра и т. п. Главная ценность многих из них заключается в историческом содержании, в списках и генеалогиях царских династий. Считается, например, что нет лучшего источника для изучения династии Маурья, чем «Виш- ну-пурана», тогда как «Вайу-пурана» содержит интересное описание эпохи Гупта, и т. п.
В период оформления религиозносоциальной системы индуизма брахманы стали придавать этим народным сказаниям выгодный для себя философский и теологический смысл и даже предписали женщинам и «низшим» кастам считать Пураны своей Ведой (потому, что ни те, ни другие не имели права слушать или изучать настоящие Веды).
Всего известно 18 Пуран и довольно большое количество так называемых Упапуран, которые стали каноническими книгами различных религиозных сект.
‘ Например, заклятие против червей, считающихся источником всех болезней: « . . да будут уничтожены черви с белыми плечами, а также черные черви с белыми руками и пестрые,и другие. А червям мужского и женского пола да будут камнями аздроблены головы и да сгорят их лица в огне».
Новейшие переводы на русский язык: В. И. Кальянов. Махабхарата, Адипарва. «П., 1950; см. «Послесловие» этой книги о более ранних русских переводах; Б.Л.Смирнов. Махабхарата, II. Бхагавадгита. Ашхабад, 1956; его же. Махабхарата, III. Эпизоды из книги III, V. Ашхабад, 1957; его же. Махабхарата, I. Две поэмы из 4 III книги. Ашхабад, 1959; его же. Махабхарата, Мокшадхарма. Ашхабад, 1961.
О литературных традициях Индии принято говорить во множественном числе, — такое богатство и многообразие они собой представляют, хотя и питались издревле из единого источника, — великого наследия ведийско-санскритской словесности. Трудно переоценить значение для индийских литератур этой преемственности с культурной и духовной традицией санскритской литературы, — она обусловила расцвет региональных комплексов словесности индийского средневековья, она же, порою явно, а порой — подспудно, проявляет себя как субстрат развития литератур современности во всем множестве культур Индийского субконтинента и на всех индийских языках.
Начало традиции словесной культуры в Индии принято относить к эпохе складывания крупнейших памятников религиозной словесности ― Ригве ды («Веды гимнов», XV -IX вв. до н.э.) и трех более поздних (IX -VII вв. до н.э.) вед ― Атха рваве ды («Веды заговоров»), Я джурве ды («Веды жертвенных восклицаний»), Са маве ды («Веды жертвенных воспеваний»). Редкая в истории мировой литературы особенность этих произведений, оказавшая влияния на весь последующий литературный процесс в Индии, заключается в том, что эти сочинения были созданы и впоследствии на протяжении тысячелетий продолжали бытовать исключительно в устной традиции. Сакральный характер вед, их первостепенная роль в религиозном ритуале требовали абсолютно точного их воспроизведения и, соответственно, передачи их текста в учительской традиции из поколения в поколение; эту задачу обеспечивали развитые мнемонические техники и наука о правильной рецитации, в первую очередь, стихотворных гимнов Ригведы, обращенных к различным божествам. Более позднюю (сер. 1 тыс. до н.э.) комментаторскую литературу древнейшей эпохи представляют прозаические брахманские ритуальные тексты ― бра хманы (толкования жертвенных правил), их продолжение ― аранья ки (тексты для лесных отшельников), дающие схоластическое обоснование описанного в брахманах ритуала, и упаниша ды («сокровенные учения»), ранние памятники философской литературы, — изложенные в них постулаты легли в дальнейшем в основу всех философских систем Индии. Все произведения этого цикла, начиная с вед и кончая упанишадами, определяются в индийской традиции термином шру ти (литература «откровения», имеющая божественное происхождение), в отличие от смри ти, или литературы «предания», созданной людьми.
Древняя литературная традиция, также складывавшаяся в устной форме, но уже на основе фольклорных героических преданий и мифов, оформилась в крупнейшую эпическую поэму Махабха рата («Сказание о великой битве потомков Бха раты», IV -III в. до н.э.-IV в. н.э.). Ядро поэмы, повествование о вражде двух царских родов и великой битве между ними, в которой приняли участия все племена и народы Индии, на протяжении веков обрастало разнородными сказаниями, текстами теологического и философского содержания, составившими в совокупности многогранный, но органически единый комплекс. Другой великий эпос, Рама яна («Сказание о Ра ме», ок. IV в. до н.э.), считается в индийской традиции первым авторским произведением, созданным легендарным «первым поэтом» Ва льмики; этот памятник дошел до нашего времени в форме, более близкой к первоначальной. Центральный образ поэмы, выступающий в ней как героический персонаж, образец идеального, справедливого царя-защитника, сакрализован в последующей религиозной традиции и обретает статус воплощения бога Вишну. Такой же божественный статус получил Кришна, один из царей-героев Махабхараты, — на позднем этапе складывания этот эпос включил в себя религиозную поэму-наставление Бха гавадги та («Песнь Господа»), в которой устами Кришны проповедана заповедь служения и любовной преданности (бха кти) единому богу. Сакрализация героев и событий, о которых повествуют эпосы, также возвела эти произведения или их части в ранг священных текстов.
Для других жанров санскритской литературы, начавших свое формирование примерно с IV в до н.э., освященная традиция древнейших памятников религиозной и эпической словесности послужила как культурным и сюжетным основанием, так и духовным руководством и художественным образцом: сакрализация санскрита, унаследованная им от ведийского языка, поэтических размеров, сюжетов и персонажей, идеализация социальных типов и отношений обусловили появление строгого и многопланового литературного канона, регламентировавшего все стороны литературного произведения. В период, называемый в древнеиндийской литературе «классическим» (IV в. до н.э.-X в. н.э.), наибольшее развитие получили жанры эпических религиозно-мифологических поэм (пура ны) и светских эпических поэм (ка вья), лирической поэзии, повествовательной литературы и в особенности драматургии. Одним из значительных достижений индийской словесности можно считать формирование прозаических повествовательных жанров, ведущих свое начало от буддийского религиозно-философского канона Типи така («Три корзины [закона]», ок. III в.до н.э.), включающие в себя джа таки, притчи-проповеди, созданные на языке па ли на основе обработки обширнейшего фольклорного сказочного материала. Преемственная санскритская повествовательная литература создала оригинальный жанр «обрамленной повести», оказавшей существенное влияние на формирование художественной прозы не только Востока (арабской, персидской, народов Юго-Восточной Азии), но и Европы. Образцом памятника этого жанра является сборник дидактических сказок и басен Па нчата нтра («Пятикнижие», руб. III -IV вв. н.э.), в котором ряд повествовательных сюжетов обрамляет нравоучительные рассказы, последовательно инкорпорированные один в другой. Другие жанры эпохи расцвета санскритской литературы ярко представлены классической поэмой Ашвагхо ши «Жизнь Будды» (Бу ддхача рита, I -II вв. н.э.), лирическими и эпическими поэмами Калида сы (V в.) «Род Ра гху» (Ра гхува мша), «Облако-вестник» (Мегхаду та), драмами Шу драки (ок. IV в.) «Глиняная повозка» (Мри ччхака тика), Калидасы «Шаку нтала», «Мужеством добытая У рваши» (Викрамо рваши»), Вишакхада ты (VI в.) «Перстень ра кшасы» (Му драра кшаса), лирическими произведениями Бхартриха ри и собранием любовно-эротических стихов в жанре ша така («стостишие») Ама ру (оба ― VI -VII вв.). Дух традиционализма и преемственности, господствовавший в индийской культуре в целом и сохраняющийся в ней вплоть до ХХ в., в литературных памятниках этой эпохи проявлен в сложном переплетении эпико-героических и мифологических сюжетов и мотивов, религиозных и дидактических тем, фольклорных образов и техник оформления произведений словесности, унаследованных от древнейших времен. Интенсивная литературная жизнь Северной Индии послужила импульсом к созданию особой теоретической дисциплины, поэтики, которая выделила в самостоятельную сферу решаемые литературой художественно-эстетические задачи. Ранее всего теоретической разработке были подвергнуты задачи индийской драматургии и театрального искусства, что нашло отражение в трактате На тьяша стра («Наука о театре», от IV в. до н.э.- до VIII в. н.э.), авторство которого относят к легендарному мудрецу Бха рате. Позднее из этой традиции выделяется нормативная дисциплина «науки о поэзии», регламентирующая языковые средства художественной выразительности, устанавливающая природу эстетического воздействия поэтического текста (теория ра сы, «эстетической эмоции») и непрямого (скрытого) выражения замысла поэта (теория дхва ни, букв., «отзвук»). Теоретический анализ поэтико-эстетических категорий, отраженный в наиболее авторитетных трудах Бха махи (IV -VII вв.), Да ндина (VII в.), Ана ндава рдханы (IX в.), Абхина вагу пты (X -XI вв.), окончательно определил оформление разветвленного поэтического канона, охватывающего как тематическую, сюжетную и эмоционально-эстетическую, так и жанровую, композиционную и стилистическую стороны поэтических произведений.
Вместе с тем, отсутствие исторических хроник, агиографической литературы и указаний точной датировки, устное бытование и по здняя, сравнительно с временем создания, письменная фиксация многих памятников индийской словесности породили проблему аутентичности их языка, многочисленные текстологические вопросы, связанные с позднейшим редактированием и дополнениями, а также проблемы авторства ряда произведений, которые, возможно, создавались на протяжении поколений в линии преемственности признанного литературного, ученого или духовного авторитета. Те же проблемы весьма характерны и для последующего этапа развития литератур Индии на новоиндийских и дравидийских языках, который принято определять как индийское средневековье; они усугубляются наличием значительных лакун в фиксации литературной традиции, долгое время развивавшейся в устной форме на среднеиндийских народно-разговорных пра критах и языках апабхра нша. Верхняя граница нового цикла складывания литературно-словесного творчества устанавливается, таким образом, примерно на начало Х в. н.э.; специфика этого этапа определяется, в первую очередь, постепенным расхождением региональных литературных традиций на различных новоиндийских языках и диалектах, на языках дравидийского юга, обретающих свою самобытность на фоне преемственности с санскритской культурной традицией. На Северо-Западе Индии преимущественное развитие получили жанры лирико-эпических и героических поэм-жизнеописаний феодальных князей (ви р-ра со) на языках брадж и раджастха ни (X -XIV вв.), в Северной и Восточной Индии начало литературного творчества связано с деятельностью буддийских и шиваитских сект; наибольшее своеобразие представляют собой переложения памятников эпической и классической санскритской литературы на дравидийские языки и формирование новых жанров лирико-дидактических поэм (праба ндха) и поэтических сборников религиозных песнопений в литературах Юга Индии. Дальнейший «обратный» процесс влияния религиозно-лирической и гимновой поэзии южноиндийских литератур на североиндийскую словесность связан с распространением религиозно-реформаторского движения бхакти (XV - сер. XVII вв.) различных толков, породившего в северном и восточном регионах Индии обширную и разнообразную в жанровом и концептуальном плане стихотворную проповедническую, религиозно-мистическую, гимновую, лирическую, эпико-героическую и т.п. литературу на средневековых языках брадж и ава дхи. Наиболее представительными памятниками этой эпохи считаются мистико-религиозные поэтические проповеди Каби ра (1398-1518), сочинения гуру На нака (1469-1538), основателя религиозного учения сикхизма, относимые к той же реформаторской эпохе лирико-эпические поэмы индийских суфиев, в частности, поэма «Падма ват» Мухаммада Джа яси (1499-1542), лирические стихи бенгальского проповедника-вишнуита Чойто нно (Чайта нья, 1486-1533), мифо-эпическая поэма проповедника кришнаитского бхакти Сурда са (1483-1563) «Сурса гар» («Океан гимнов Сурдаса»), лирика Ми ры Ба и (1499-1547), знаменитое в индийской традиции переложение и переосмысление эпической Рамаяны поэта-проповедника рамаитского бхакти Тулсида са (1532-1623) и др.
В литературах позднего индийского средневековья и нового/новейшего времени наблюдаются сходные тенденции, сводимые в типологически общий, хотя и разделенный веками процесс. В числе общих черт следует отметить переосмысление и новую интерпретацию традиционных эпических и мифологических сюжетов и героев в русле религиозно-философских идей бхакти и националистической реформации индуизма в XIX - начале XX вв., отказ от классических форм литературного канона, первоначально, на основе фольклорной образности и системы жанров песенно-лирической, гимновой, дидактической и т.п. народной поэзии, и более радикальный ― в рамках литературы ХХ в., находившейся под влиянием западных просветительских идей и, далее, в формальном плане воспринявшей художественные концепции европейского романтизма, реализма, авангарда и постмодернизма. Очевиден и процесс типологического сближения как в формально-литературном, так и в идеологическом плане произведений индийской словесности с инокультурными литературными традициями: в средневековье это проявилось в создании в контексте индо-мусульманского культурного синтеза суфийских проповеднических поэм и ряда произведений бхакти, в новейшее время ― в восприятии и ассимиляции европейских художественных направлений, религиозно-философских и социально-политических доктрин, на всех уровнях отраженных в литературном творчестве. Специфику литературной эпохи позднего средневековья составляет сравнительно небольшой (XVII -XVIII вв.) период расцвета светской придворной литературы на основе возрождения категорий и стилистических принципов классической санскритской поэтики, внесший, тем не менее, немаловажный в художественном отношении вклад в общий литературный процесс новоиндийской поэзии в лице наиболее значительных его представителей ― Кешавда са (1555-1617), Бху шана (1613-1725), Падма кара (1753-1833) и др. Особенность литератур Индии нового/новейшего времени (кон. XVIII - XX вв.) ― в переходе всего литературного творчества на современные государственные официальные и региональные языки (хинди, урду, бенгальский, телугу, тамили и т.п.), формирование их литературной нормы и освоение прозаических литературных и публицистических жанров (почти не представленных в литературах средневековья), новой актуальной тематики, востребованной идеологической, социальной и политической обстановкой времени, и более развитой в концептуальном, психологическом и формальном планах рефлексией творческого процесса. Указанные тенденции, заданные, прежде всего, произведениями классиков бенгальской литературы Раби ндрана та Таго ра (1861-1941), Ш.Чо ттопаддха я (1876-1938), а также родоначальника прозаических и драматургических жанров литературы хинди Бхарате нду Харишча ндры (1850-1885) и редактора литературно-публицистического журнала на хинди «Сара свати» (перв. четв. ХХ в.) Махави ра Праса да Двиве ди, воплотились на протяжении ХХ в. в многочисленных литературных направлениях, практически, во всех разноязычных национальных литературах Индии.
Cмотрите также:
Monographs and Papers
Monographs and Papers
Индийские танцы
Индийский танец – понятие более многогранное; это целый мир, неразрывно связанный с музыкой, пением, театром, литературой, религией и философией.
Центры изучения Индии в России
Где в России изучают Индию
Языки Индии
Индия - огромная страна, она сама по себе представляет собой целый мир, поражает разнообразие во всём, и языки - не исключение.
Зографские Чтения
Международная конференция "Зографские Чтения"
Изучение Древней Индии
Преподавание индийских языков и литературы в Санкт-Петербургском университете началось в 1836 г, когда для чтения лекций по санскриту и сравнительному языкознанию был приглашен Р. Х. Ленц. (1808-1836), но систематическое изучение индийской филологии началось уже после создания Факультета Восточных Языков и открытия на нем кафедры индийской филологии (1958 г.).
Центры изучения России в Индии
Где в Индии изучают Россию
Краткая история Индии
Индия - государство Южной Азии, расположенное на полуострове Индостан. Индия как государство в своих настоящих границах было создано в 1947 г., когда она британским правительством была разделена на два самостоятельных доминиона Индию и Пакистан.
История Индии, цивилизация долины Инда
До начала ХХ столетия считалось, что история Древней Индии начинается с прихода в неё с северо-запада воинственных кочевников - арийских племён, носителей архаичной ведической культуры, а то, что было до них - лишь первобытные примитивные племена, история которых покрыта мраком
Древнеиндийская литература
Вступительная статья и составление П. Гринцера
Литературы Древнего Востока, отделенные от нашего времени десятками столетий, дошли до нас двумя принципиально отличными путями. Одни литературы, замкнутые в своем существовании рамками древнего мира, стали известны в основном благодаря счастливым находкам и археологическим открытиям. Другие, чье развитие так или иначе было продолжено в последующие века, сохранились в русле собственной, далеко не исчерпанной периодом древности культурной традиции. Естественно, что литературы первого рода (такие, как египетская, шумеро-аккадская, хеттская, угаритская) знакомы нам по большей части в случайных извлечениях и фрагментах. Однако как раз случайности знакомства с ними мы во многом и обязаны тем, что предстают они перед нами в живой динамике роста и разнообразии типов текстов. Памятники других литератур, напротив, были сознательно и планомерно отобраны, объединены в обширные своды, - обычно религиозного характера, - тщательно отредактированы составителями сводов. У нас есть все основания полагать, что отобранными оказались наиболее значительные и совершенные произведения; но поскольку при этом они подверглись целенаправленной обработке, требуется известного рода умозрительная реконструкция и немалая доля исследовательского воображения, чтобы правильно оцепить их в первоначально присущих им функциях и облике. Именно к таким древним литературам, наряду с китайской, иранской и еврейской, принадлежит литература индийская.
Подавляющее большинство памятников индийской литературы древности (условно: до первых веков нашей эры) вошло в четыре грандиозных литературных комплекса: ведийский, буддийский, джайнский и эпический (Поскольку отрывки из древнеиндийских эпических поэм «Махабхараты» и «Рамаяны» составят отдельный том «Библиотеки всемирной литературы», а тексты священного канона религиозной секты джайнов узкопрагматитны по содержанию и имеют относительно малую художественную ценность, и те и другие не включены в настоящий раздел. В дальнейшем поэтому мы будем говорить в основном о двух из четырех названных литературных комплексов - ведийском и буддийском.). Индийской традицией каждый из этих комплексов и формально, и по существу рассматривается как строго единый, всецело связанный с тем или иным религиозным движением внутри индийского общества I тыс. до н. э. Но в то же время очевидно, что все они состоят из множества независимо друг от друга сложившихся текстов, сочетают в себе гетерогенные и противоречивые элементы, нередко поэтому радикально переосмысленные. Ведийский, буддийский, эпический и даже джайнский комплексы и по масштабам своим, и по разнообразию памятников являются своего рода «литературами в литературе», и, как любая иная литература, они претерпели по ходу своего создания долгую эволюцию, имеют сложную историю и предысторию.
Одна из важнейших страниц этой предыстории открылась для нас сравнительно недавно. За последние пятьдесят лет на обширной территории бассейна реки Инда и прилегающих к нему районов была обнаружена городская цивилизация, которую археологи и историки относят к III–II тыс. до н. э. Эта цивилизация, названная цивилизацией Долины Инда или Хараппы, по имени одного из главных ее центров, нисколько не уступала современным ей передовым культурам Египта и Месопотамии. Ее отличали высокоразвитые экономика, архитектура, изобразительное искусство; обладала она, несомненно, и литературой, причем не только устной, но, возможно, и письменной, так как археологические раскопки познакомили нас с многочисленными образцами хараппской письменности, до сих пор, правда, окончательно еще не дешифрованной.
Новейшие разыскания установили между цивилизацией Хараппы и последующей, так называемой арийской, цивилизацией Индии приблизительно ту же преемственность, что существовала между цивилизациями Шумера в Вавилона или микенской и гомеровской Греции. Преемственность эту можно проследить в самых разных областях культуры, в том число и в литературе. В индуистском пантеоне очевидны хараппские истоки таких божеств, как Адити, Притхиви, Шива; многие фольклорные и литературные мотивы (например, буддийских джатак и «Панчатантры») обнаруживают явные параллели с изображениями на хараппских печатях-амулетах; из далекого до-арийского прошлого проникли в индийские религии и эпические сказания центральные фигуры Рамы и Кришны. Через хараппскую цивилизацию, находившуюся в тесных, а быть может, и генетически обусловленных связях с цивилизацией шумерской, индийская литература усвоила некоторые месопотамские сюжеты, среди которых нельзя не отметить всемирно известную легенду о потопе, засвидетельствованную и в эпосе, и в ведийских брахманах.
Открытие хараппской культуры заново поставило также вопрос об отношениях разных по языку древних индийских литератур. Поскольку первые дошедшие до нас памятники на тамильском (дравидском) языке датируются приблизительно с III в. н. э., само понятие «древнеиндийская литература» ранее прилагалось только к текстам, составленным на языках индоарийских: санскрите и его диалектах, пракритах, пали. При этом казались не заслуживающими доверия указания тамильских источников, что за ними стоит литературная традиция, уходящая в глубь I, II и даже III тыс. до н. э. Теперь, когда большинство специалистов склонно видеть в языке хараппских надписей язык протодравидский, эти указания неожиданно обрели под собой реальную почву, и приходится считаться с наличием в древнеиндийской культуре и литературе обширного и существенно важного дравидского субстрата.
Если, реконструируя культурный вклад цивилизации Долины Инда, мы вправе говорить лишь о предыстории древнеиндийской литературы, то собственно ее история начинается с прихода в Индию (около XIV–XIII вв. до н. э.) индоарийских племен, которые до этого составляли территориальную, а отчасти и этническую общность с племенами древнеиранскими. Со своей прародины индоарии принесли верования, принадлежащие их индоиранскому прошлому, сказавшемуся на удивительной иногда близости древнейших индийских и иранских текстов. Одновременно они усвоили многое из наследия доарийского населения Индии, а также выработали новые представления и обычаи, отвечавшие потребностям изменившихся условий их жизни. И весь этот сложный синтез принесенных извне, автохтонных и заново созданных традиций и был тем культурным фоном, на котором появились первые произведения древнеиндийской литературы - веды.
Слово «веда» означает «знание», точнее - высшее духовное знание, и памятники вед рассматриваются приверженцами индуистской религии как вечно существующее и непреходящее божественное откровение. Эта культовая функция ведийской литературы не мешает ей, как мы уже говорили, быть собранием текстов самого разного происхождения, назначения и облика. В состав вед входят сочинения в стихах и прозе, гимны богам и фольклорные песни, героические легенды и житейские притчи, дидактические наставления и философские комментарии. Соответственно ведийские памятники делятся на несколько разрядов. К первому разряду ведийской литературы относятся четыре сборника (самхиты) гимнов, заговоров и жертвенных заклинаний; ко второму - брахманы , теологические трактаты в прозе, к третьему - араньяки и упанишады , философские поучения и диалоги.
По отношению к самхитам, брахманам, араньякам и упанишадам индийская традиция употребляет термин шрути (букв.: «услышанное»). Термин этот по смыслу соответствует понятию «священное писание» у христиан, однако в то же время он как бы призван подчеркнуть, что в своем ритуальном качестве ведийские тексты никогда не записывались и не читались, но сначала были «услышаны» от бога их творцами, святыми мудрецами-риши, а затем «выслушивались» от жрецов на религиозных церемониях и от учителя его учениками. В свою очередь к текстам категории шрути примыкают памятники четвертого (и уже не «божественного», а «земного») разряда ведийской литературы - веданги (букв.: «части вед»), которые излагают необходимые для правильного понимания этой литературы шесть вспомогательных дисциплин: ритуал, фонетику, грамматику, этимологию, метрику и астрономию.
Обилие и разнообразие ведийских памятников уже само по себе подсказывает, что в диахронической перспективе ведийская литература прошла много ступеней развития. И действительно, время создания вед охватывает целую эпоху: от конца II до середины I тыс. до н. э. При этом древнейшая ведийская самхита «Ригведа» сложилась, по-видимому, к 1000 г. до н. э., оформление других самхит, «Самаведы», «Яджурведы» и «Атхарваведы», приходится на IX–VII вв. до н. э, а конечная редакция брахман и ранних упанишад состоялась в VIII–VI вв. до н. э. (некоторые упанишады и веданги относятся даже к более позднему периоду - IV–III вв. до н. э.). Отделенные друг от друга столетиями, памятники вед, естественно, отражают различные уровни социально-политических отношений (от первобытно-общинного до сословно-кастового строя), различные уровни художественного осмыслении действительности. И тем не менее в рамках ведийского канона, в его основной функции целостного религиозно-культового комплекса, эти памятники воспринимаются индийской традицией, да в какой-то мере и современным европейским читателем, как единая и взаимосвязанная система текстов.
Гимны четырех ведийских самхит формально предназначены для четырех главных жрецов ведийского ритуала и непосредственно входят в его состав, освящая и интерпретируя каждое ритуальное действие. Брахманы объясняют экзотерический аспект ритуала, происхождение, смысл и назначение отдельных ритуальных церемоний, а араньяки и упанишады - эзотерический его аспект, предлагая метафизическое толкование ведийской догматики. Соответственно самхиты вед принято, по традиции, рассматривать как собственно веды, а брахманы, араньяки и упанишады как экзегетическую («разъяснительную») литературу вед, причем каждый из разрядов этой литературы связан с определенным уровнем (ритуальным, дидактическим, философским) содержания самхит.
Конечно, подобного рода синхронный, системный подход достаточно условен, ведийские памятники, взятые порознь, вполне самостоятельны и обладают ясно выраженной спецификой. Но при этом несомненно, что любой из них в общей структуре ведийской литературы занимает свое, особое место и приобретает функциональную нагрузку, вытекающую из особенностей этой структуры. Заметим попутно, что так же обстоит дело и в других литературах Древнего Востока: объединение гетерогенных текстов в религиозный канон типа Библии или «Авесты» ведет, как правило, к их переосмыслению и подчинению общим задачам канона.
Разнородность и вместе с тем функциональное единство характеризуют и отдельные памятники ведийской литературы. Среди самих вед своими художественными достоинствами и глубиной содержания выделяется «Ригведа» («Веда гимнов»), из которой, кстати говоря, заимствованы почти весь текст «Самаведы» и некоторые части «Яджурведы» и «Атхарваведы». Подавляющее большинство гимнов «Ригведы» - восхваления, молитвы и просьбы, обращенные к богам. Все они призваны обеспечить просителю расположение богов и желанные для него материальные или духовные блата. Их объединяет, таким образом, общее культовое, магическое назначение, нивелирующее при функциональном к ним подходе их индивидуальные особенности.
Однако нельзя не заметить, что в пределах этой культовой функции каждый из тысячи двадцати восьми гимнов «Ригведы» обнаруживает особые качества и облик, являясь по своему происхождению иногда фольклорной песней, иногда героическим мифом или легендой (см. «Гимн Индре», прославляющий его победу над демоном Вритрой - I, 32), иногда переосмысленным фрагментом светской поэзии (например, знаменитый «Гимн игрока» - X, 34). Специалисты находят в «Ригведе» зачатки эпических, лирических и даже драматических жанров типа мистерий либо диалогов (см. гимн-диалог Агастьи и Лопамудры - I, 179). Словно в процессе ее созидания представлена в «Ригведе» вся древняя мифология - от изображения персонифицированных природных явлений (гимны богине утренней зари Ушас, богу солнца Сурье, богу ветра Вате и т. п.) до обращений к верховным правителям мира, олицетворяющим понятие космического порядка (см. «Гимн Варуне» - VII, 86), или к таким уже чисто абстрактным божествам, как Вишвакарман - строитель мира, Шраддха - вера, Манью - гнев и т. д. При этом древние слои текста, связанный с натуральным мифом, часто оказывались переработанными в духе более позднего мифа - символического. Так, бог огня Агни обычно рисуется как простое воплощение огненной стихии: он с пламенными волосами и рыжей бородой, у него множество языков и золотых зубов, он - пожиратель деревьев, подобный бушующему в лесу разъяренному быку или скаковому коню, и одновременно Агни - жрец и наставник богов, посредник между богами и людьми, абстрактный символ конечного единства трех миров: земли, воздуха и неба (см. «Гимн Агни» - VI, 12). К позднему слою текста «Ригведы», в свете которого зачастую приобретают новый, усложненный смысл ее более ранние части, принадлежат и так называемые философские гимны, трактующие вопросы происхождения бытия, сущности богов и нераздельности их природы, первопричины и цели творения (см. «Гимн всем богам» - X, 72 и «Гимн о сотворении мира» - X, 129).
Немногим уступает «Ригведе» по своей историко-культурной ценности четвертая ведийская самхита - «Атхарваведа» («Веда заклинаний»). Она считается четвертой, поскольку вошла в ведийский канон позже других самхит и долгое время не признавалась священной. Полагают, что ее редакция была закончена уже после того, как сложились три первые веды. Однако сравнительно позднее происхождение «Атхарваведы» как сборника в целом отнюдь не означает такого же позднего происхождения отдельных ее гимнов, многие среди них даже превосходят в возрасте ранние гимны «Ригведы». В значительной своей части они являются продуктом весьма архаической культуры, представляют собой фрагменты народной магической поэзии и, возможно, были заимствованы ариями из фольклора аборигенов Индии. К такого рода гимнам в «Атхарваведе» в первую очередь относятся многочисленные полные экспрессии заклинания против всяческих болезней (см, «Заговор против проказы» - I, 23), злых демонов и враждебных человеку существ, любовные заговоры (см. «Заговор - привораживание женщины» - VI, 9), мольбы о здоровье и долгой жизни (см. «Заговор на продление жизни» - V,30). Включая эти гимны в «Атхарваведу», жрецы - составители самхиты, стремились подчинить народные верования и культы потребностям ведийской религии, ввести их, соответствующим образом приспособив и трансформировав, в ведийский ритуал. С этой же целью заклинания и заговоры в составе «Атхарваведы» были дополнены обычными обращениями к ведийским божествам, которые по вдохновенности и выразительности нередко способны выдержать сравнение с лучшими гимнами «Ригведы» (например, «Гимн силе богов» - IV, 6), а также космогоническими и философскими гимнами, отражающими еще более высокую ступень абстрагирования и усложнения ведийской религии (см. «Гимн времени»» - XIX, 53).
Ко второму разряду ведийской литературы - брахманам («толкования высшей сути») принадлежат «Айтарейя-" и «Каушитаки-брахманы» «Ригведы», «Тайттирия-" и «Шатапатха-брахманы» «Яджурведы», «Джайминия-", «Шадвинша-" и «Тандьямаха-брахманы» «Самаведы», а также около десятка других сочинений, менее древних и значительных. Содержание брахман в основном ограничено толкованием ритуала, в них скрупулезно и пространно объясняются происхождение, смысл и назначение каждой детали и каждого атрибута жертвоприношения, которому брахманы приписывают силу выше силы богов и в котором они видят первопричину творения и основу жизни. Объяснения эти даются вне связи с реальной исторической почвой, они строятся, как правило, на отождествлении понятий разных уровней, магии чисел, игре слов и ложных этимологиях. И хотя в использовании этих приемов творцы брахман достигают большого искусства, в целом стиль брахман остается сухим и монотонным, лишь иногда ритмичное чередование повторов и ритуальных формул придает ему величественность и внутреннее напряжение. Поэтому с художественной точки зрения наибольший интерес вызывают вкрапленные в прозу брахман мифы, легенды и сказания. Обычно они приводятся «к случаю», иллюстрируя происхождение того или иного ритуального акта или в качестве комментария к уже не вполне ясному ведийскому тексту (см. легенды о Пуруравасе и Урваши в «Шатапатха-брахмане» и о Шунахшепе в «Айтарейя-брахмане»). Но часто даже в культовом контексте они сохраняют относительную независимость и могут рассматриваться как древнейшие, и притом весьма яркие, образцы индийской повествовательной прозы. Иногда эти сказания, восходящие в своих истоках к общеиндийскому фольклору, обнаруживают поразительное сходство со сказаниями других народов. Неоспорима, в частности, близость легенды о Пуруравасе и Урваши к римской сказке об Амуре и Психее или легенды о потопе в «Шатапатха-брахмане» к соответствующим шумерским, семитским и греческим мифам.
Уже в брахманах (особенно в мифах о сотворении мира «владыкой живых существ» Праджапати) мы сталкиваемся с попытками философских спекуляций о сущности мироздания, богов и людей. Однако специально философской экзегезе ведийской религии посвящены произведения третьего разряда ведийской литературы - упанишады (букв.: «сидение-[ученика]-подле-[учителя»], впоследствии - «сокровенное знание»). Число упанишад чрезвычайно велико (всего их свыше двухсот), но подлинно древними, непосредственно примыкающими вместе с араньяками («лесными книгами») к брахманам и заключающими ведийскую литературу «шрути», являются десять - четырнадцать сочинений. Среди них наиболее известны «Брихадараньяка-упанишада», «Чхандогья-упанишада», «Каушитаки-упанишада», «Катха-упанишада», «Иша-упанпшада» и некоторые другие, написанные частично стихами, частично прозой. Упанишады, в отличие от брахман, ставят себе целью научить не точному и неукоснительному исполнению культовых предписаний, но, переосмыслив само понятие ритуальной жертвы в жертву духовную, - глубокому постижению законов и смысла бытия. Именно в упанишадах развиты - впоследствии ставшие кардинальными для индийской религии и философии - доктрины сансары (круговорота рождений), кармы (предопределенности форм существования индивидуума его же собственными деяниями в прошлом), мокши (освобождения) и, прежде всего, учение о Брахмане и Атмане (единстве всего сущего, объекта и субъекта). Так, в одном из самых знаменитых отрывков из «Чхандогья-упанишады» (6 гл.) мудрец Уддалаки Аруни наставляет своего сына Шветакету, что объективно сущее (Брахман) нераздельно присутствует во всех явлениях живой и неживой природы и одновременно эта высшая объективная субстанция тождественна началу субъективному, индивидуальному (Атману). Сконденсированное в формуле tat tvam аsi («Ты есть То»), поучение это составляет краеугольный камень философии упанишад.
Как это вообще свойственно древним религиозно-философским текстам, создатели упанишад облекали свои идеи в форму аллегории, притчи, развернутого сравнения, нашли, подобно Платону, такой специфический прием изложения абстрактных концепций, как диалог учителя и ученика. Выразительность и своеобразие стиля упанишад, преломлявшего отвлеченную мысль в конкретно-чувственные образы, содействовали распространению их учения не только в Индии, но и далеко за ее пределами. Влияние упанишад можно обнаружить в сочинениях раннехристианских мыслителей и неоплатоников, у персидских суфиев и средневековых европейских мистиков, наконец, в новой западной философии, начиная с Шопенгауэра и Эмерсона.
Упанишады в какой-то мере отражали свободную интеллектуальную реакцию на окостеневшие и уже не вполне отвечающие изменившимся социально-историческим условиям догматы ведийской религии. Однако и формально и по существу они не порывали с ними, а лишь намечали новую возможность их интерпретации. Между тем в середине I тыс. до н. э. возникают два реформаторских движения, которые, хотя и уходят своими корнями в индийскую религиозную и культурную традицию, тем не менее пытаются предложить решительно отличную от вед систему духовных ценностей. Влияние первого из этих движений - джайнизма - исторически оказалось весьма ограниченным, зато другому - буддизму - суждено было стать одной из великих мировых религий.
Основатель буддизма Гаутама Будда выступил со своими проповедями в конце VI в. до н. э. Будда сознательно уклонялся от решения абстрактных, метафизических проблем, его учение носило практический, по преимуществу этический характер. Будда стремился указать новый путь жизни, который избавил бы человека от страдания. Этот путь он видел не в ритуале и жертвах, но и не в аскетизме, а в добродетели, самовоспитании, знании, дающих свободу от жизненных пут и привязанностей. Только такой путь, согласно учению Будды, может избавить человека от страданий сансары - бесконечной цепи существований то в одном, то в друго облике. Проповеди Будды составили, как утверждают его последователи, основу священного буддийского канона, отрывки из которого дошли до нас на многих языках (в том числе и санскрите), а полная версия - на языке пали. Палийский канон «Типитака» («Три корзины [закона]») был записан в 80 г. до н. э. на Цейлоне, но история его создания начинается много раньше, и он включает в себя тексты, складывавшиеся на протяжении многих столетий - от VI до II в. до н. э.
«Типитака» состоит из трех разделов: «Виная-питаки» («Корзины наставлений»), «Сутта-питаки» («Корзины текстов») и «Абхидхамма-питаки» («Корзины мудрости»). Каждый из разделов, в свою очередь, делится на части, а каждая часть содержит несколько книг.
В целом «Типитаку» характеризует, казалось бы, совершенно свободное смешение стилей, жанров и форм, часто в рамках не только одной части, но и одной книги имеются отрывки разного по времени и содержанию происхождения, однако все вместе они дают широкую и взаимосвязанную панораму учения раннего буддизма, последовательно излагая правила поведения и жизни в буддийской общине, буддийскую этику и дидактику.
Само собой разумеется, что тексты «Типитаки» интересны прежде всего для историка буддийской религии. Но этим их значение далеко не исчерпывается. Многие книги канона по своим чисто литературным, художественным качествам принадлежат к выдающимся произведениям и индийской и мировой литературы. В этом отношении выделяется второй раздел «Типитаки» - «Сутта-питака», которая, будучи адресованной широкому кругу слушателей, излагает буддийское учение - дхамму наименее догматически. Тексты «Сутта-питаки» написаны прозой и стихами, содержат поучительные диалоги, легенды и притчи, связанные с именами Будды или его учеников. Самой известной частью «Сутта-питаки» является ее последняя, пятая часть - «Кхуддака-никая» («Собрание коротких поучений»). В нее, наряду с другими памятниками, включены книги, которые по праву считаются шедеврами буддийской классики: «Дхаммапада» («Путь добродетели»), «Сутта-нипата» («Малое собрание текстов»), «Тхера-гатха» и «Тхери-гатха» («Строфы монахов и монахинь») и «Джатаки» («Истории былых рождений [Будды]»).
«Дхаммапада» - своего рода компендиум буддийской мудрости, в ней в виде коротких сентенций, которые традиция приписывает самому Будде, полно и просто изложены основные моральные принципы буддизма. Каждая сентенция составляет одну строфу, звучащую лаконично и афористично, по исключительно емкую по мысли. Отдельные строфы вполне самостоятельны и закончены, тем не менее они связаны едва заметными переходами, то примыкая друг к другу как тезис и антитезис, то развивая и углубляя какую-либо одну идею. Это позволило составителям «Дхаммапады» объединить группы сентенций в главы и главы эти назвать либо тематически (о мудрых, о зле, о наказании, о счастье, о гневе и т. п.), либо по центральному, обычно аллегорическому образу, связующему отдельные строфы (глава о цветах, глава о слоне). Сравнения, метафоры, аллегории «Дхаммапады» зиждутся на явлениях повседневного опыта и почерпнуты из житейских наблюдений. Каждое из них искусно, многосторонне обыгрывается и получает дополнительные окраску и смысл в контексте всего памятника в целом. Это придает образам «Дхаммапады» необычную объемность, многозначность, и, став традиционными в последующей буддийской литературе, они всегда вызывают у читателей или слушателей множество разноплановых ассоциаций.
Та же, что и в «Дхаммападе», глубина и подкупающая простота идей, находящих созвучие в эпической литературе иных народов, та же убедительность художественных средств их воплощения обусловили мировую славу другого буддийского памятника - «Сутта-нипаты». Отдельные афоризмы «Дхаммапады» в «Сутта-нипате» как бы развернуты в небольшие поэмы - сутты, иллюстрирующие какую-либо поучительную мысль или ситуацию и композиционно организованные с помощью приемов рефрена и синтаксического параллелизма. Повествовательные отрывки чередуются в «Сутта-нипате» с диалогическими (см., например, сутту о Дханийе), многие из которых, пересказывая эпизоды из жизни Будды, послужили позднее толчком к созданию эпических его жизнеописаний. Роль «Сутта-нипаты» в буддийской традиции вообще велика, поскольку, как свидетельствуют ее язык и содержание, это одна из древнейших книг канона, и этическая доктрина Будды, еще свободная от позднейших напластований, представлена в ней наиболее адекватно.
Особое место в «Типитаке» занимают два собрания коротких лирических поэм «Тхера-гатха» и «Тхери-гатха», приписываемые соответственно монахам и монахиням, ближайшим сподвижникам и ученикам Будды. Среди других книг канона они выделяются ярко выраженной эмоциональной окраской, подробными описаниями явлений природы и различных оттенков человеческих чувств. Поэтому, оставаясь взволнованной проповедью величия Будды и его учения, они в то же время предвосхищают некоторые линии развития классической индийской лирики. С лиризмом гатх связано разнообразие используемых в них поэтических приемов (аллитераций и ассонансов, тропов, игры слов, рефренов, повторов), обилие всевозможных намеков, аллюзий и ассоциаций, иногда уже для нас непонятных, но придающих стилю гатх исповедальный пафос и ощущение непосредственности. Как и в других частях канона, тщательная реконструкция позволяет отличить в составе «Тхера-гатхпи и «Тхери-гатхи» более ранние и более поздние части, но это не противоречит конечному единству сборников, в целом дающих возможность заглянуть во внутренний мир членов древней буддийской общины.
Наконец, последнее из выдающихся произведений, входящих в «Сутта-нипату», - «Джатаки», или рассказы о былых существованиях Будды. Джатаки наиболее наглядно воплотили в себе тот синтез общеиндийских литературных и фольклорных традиций и буддийского учения, который вообще характерен для палийского канона. Большая часть сюжетов джатак (всего их в «Типитаке» пятьсот сорок семь) почерпнута из индийского народного творчества. Поэтому многие басни, легенды и сказки, которые используются в джатаках, встречаются в других памятниках индийской литературы (эпосе, «Панчатантре», «Катхасаритсагаре» и т. д.), в индийском и мировом фольклоре (например, джатака о верном изречении, за которой стоит общеизвестная сказка о благодарных зверях и неблагодарном человеке). Присутствуют в джатаках и традиционные для индийской литературы приемы обрамления, чередования стихов и прозы, резюмирующих сентенций и т. п., а кардинальная для религиозно-философских учений Индии идея метапсихоза реализуется в них как серия эпизодов из различных рождений Будды на пути к конечному его просветлению. В этой связи каждая джатака распадается на три части: введение, в котором изложены события, побудившие Будду рассказать последующую историю, затем сама история о прошлом и, наконец, отождествление героев этой истории с Буддой и его слушателями. Поучительность и серьезный тон сочетаются в джатаках с занимательностью рассказа, и не случайно они были главным средством буддийской пропаганды, отражая наиболее распространенное и доступное для широких масс понимание буддизма. По своей популярности с джатаками могут сравниться немногие произведения мировой классики. Они переводились и перелагались на языки всех тех стран Азии, куда проник буддизм, а кроме того, лишенные буддийской морали, вошли в десятки произведений дидактической и развлекательной литературы. Поэтому люди, не имеющие никакого отношения к буддизму и никогда не слышавшие о джатаках, тем не менее хорошо знают часть их сюжетов из книг Эзопа и Бабрия, Лафонтена и Крылова, из «Тысячи и одной ночи» и «Калилы и Димны».
Сопоставляя буддийский канон с ведийским, мы убеждаемся, что каждый из них обладает особой, только ему присущей спецификой. Мифологические представления, которые, хотя и на разных уровнях интерпретации, определили общий характер содержания и образности ведийской литературы, в книгах «Типитаки» отошли на второй план, лишь иногда выступая в качестве декоративного фона. По-разному расставлены стилистические акценты: ведийские тексты возвещают истину, буддийские - убеждают в ней; величественному, безусловному тону проповеди вед противостоит более интимный, доверительный топ «Типитаки», ее стиль диалогичен не просто по форме, но и по внутренней сути. Человеческий опыт и мироощущение представлены в ведах в отвлеченных категориях и символах, буддийские памятники стремились найти для них конкретное и осязаемое воплощение. Эти и другие подобного рода отличия обусловлены особенностями ведийской и буддийской религии, обусловлены разрывом во времени между ведийским» и буддийскими памятниками. И тем не менее между ними есть много общего, что позволяет отнести их (а вместе с ними джайнские и эпические тексты) к одному, а именно к первому периоду древнеиндийской литературы. Прежде всего, история других литератур древности показывает, что становление этих литератур обычно начинается с появления памятников двух типов: религиозных сводов и эпоса. Первыми произведениями китайской литературы считаются «Шуцзин», «Шицзин» и «Ицзин», вошедшие в конфуцианское «Шестикнижие», история иранской литературы открывается «Авестой», еврейской - Библией, греческой - «Илиадой» и «Одиссеей». Среди древнейших памятников месопотамской, угаритской, хеттской и египетской литератур преобладают фрагменты мифологического эпоса и ритуальных текстов. Таким образом, со сравнительной точки зрения создание четырех литературных комплексов, о которых шла речь (ведийского, буддийского, джайнского и эпического), знаменует собой начало развития индийской литературы.
Далее, и веды, и «Типитака», и эпос сложились как целое в течение многих веков, причем складывались в русле устной, а не письменной традиции. Мы знаем, что письмо было уже известно населению долины Инда в III–II тыс. до н. э., затем его навыки оказались утраченными, и возродилась письменность в Индии лишь приблизительна в середине I тыс. до н. э. Однако первоначально ею пользовались, по-видимому, в сугубо утилитарных, экономических и административных целях. Поэтому, хотя «Ригведа» существовала уже к 1000 г. до н. э., ведийская литература в целом к 500 г. до н. э., а ранние версии эпоса и первые буддийские и джайнские тексты к 400–200 гг. до н. э., записаны они были не сразу, а где-то на рубеже или в первых веках нашей эры и долгое время функционировали как памятники устные. Это привело к нескольким важным для всей индийской литературы периода древности последствиям. Поскольку произведения ее не были фиксированы, а существовали в текучей и динамической устной традиции, мы часто имеем дело не с одним, а с несколькими текстами (рецензиями) какого-либо памятника; и в таком случае бессмысленно отыскивать его оригинал или архетип, но приходится считаться с тем, что различные рецензии отражают регулярно менявшиеся от исполнения к исполнению его состав и облик. Устным бытованием объясняются и такие особенности стиля вед, эпоса, «Типитаки», как обилие в них устойчивых фразеологических оборотов (так называемых «формул»), повторов, рефренов и т. п. В формулах и повторах часто видят наследие присущих, например, гимнам вед магических функций, однако прежде всего они были необходимым условием создания любого рода текста в устной форме и последующего его воспроизведения «по памяти» новыми исполнителями. Устным происхождением определены, наконец, основные способы построения древних индийских памятников (в виде проповеди, диалога, призыва, обращения и т. п.), а также некоторые дошедшие к нам по традиции их названия (шрути, упанишады и др.).
Уже сам по себе устный характер творчества говорит об известной условности применения термина «литература» (от слова «литера» - письменный знак) к рассмотренным нами памятникам. Условность использования этого термина возрастает и оттого, что в рамках периода древности еще не произошла автономизация литературы среди иных видов духовной деятельности. Было бы неправильным утверждать, что каждый древний индийский текст преследовал только практические (религиозные либо дидактические) цели, но в целом эстетические, собственно художественные задачи еще не выдвинулись на первый план. И хотя мы имеем дело с произведениями, чьи художественные достоинства по-своему уникальны, они не случайно входят в состав религиозных сводов, так же как не случайно, что характер санскритского эпоса, «Махабхараты» и «Рамаяны», во многом определен ясно выраженной моральной и философской тенденцией.
Отсутствие художественного самосознания сказалось и на том обстоятельстве, что в древнеиндийской литературе представление о творце текста еще не кристаллизовалось в понятие поэта. Гимны «Ригведы» приписывались святым пророкам, вдохновленным самим богом, проза брахман и диалоги упанишад - древним мудрецам, палийский канон - вероучителю Будде и его сподвижникам. При этом литература оставалась по существу анонимной, имя легендарного автора не столько отражало его реальное участие в создании памятника, сколько освящало этот памятник своим авторитетом. Литературно» произведение рассматривалось скорее как одно из проявлений жизнедеятельности коллектива, чем как творение отдельной личности. Отсюда (а также в связи с ее устной природой) трудно говорить о приметах индивидуального стиля в древнеиндийской словесности, отсюда тот традиционализм тематики и средств выражения, который долго сохранялся в индийской литературе, даже на письменной ее стадии.
Естественно, что тогда, когда литература еще не осознает своей автономности, не может сложиться и литературная теория, поэтика, хотя неограниченные возможности Слова как такового не раз восхвалялись творцами ведийских песнопений. А поскольку не было литературной теории, нельзя говорить по отношению к древнеиндийской литературе и о четкой дифференциации в ней жанров. Поэтому, когда в ведийских самхитах мы различаем эпические, лирические и даже драматические гимны, в брахманах отделяем теологические наставления от нарративных эпизодов, в упанишадах вычленяем философские диалоги, а в «Типитаке» - басни, притчи, жизнеописания и т. п., мы в какой-то мере накладываем на синкретические по своей сути памятники жанровую сетку позднейшей литературы. В древнеиндийской литература произведение существовало как нечленимое, подчиняющееся особым законам целое, и оценивать эту литературу нужно в первую очередь сообразно признанным ею самой нормам и принципам. Однако это отнюдь не означает, что в древней литературе, правда еще в диффузном, смешанном состоянии, не вызревали новые жанры и формы. Эти жанры и формы восприняла, разработав и уточнив их в устойчивых очертаниях, последующая литературная традиция. Вместе с ними она усвоила все то, что оказалось жизнестойким в идейных концепциях, тематике и изобразительных средствах вед, эпоса, буддийских и джайнских текстов. И памятники эти, хотя они и остаются самоценными и неповторимыми в своих достижениях, в то же время можно рассматривать как пролог всего дальнейшего развития индийской литературы.
П. Гринцер
Вступительная статья и составление П. Гринцера
Литературы Древнего Востока,отделенные от нашего времени десятками столетий, дошли до пас двумя принципиально отличными путями. Одни литературы, замкнутые в своем существовании рамками древнего мира, стали известны в основном благодаря счастливым находкам и археологическим открытиям. Другие, чье развитие так плп иначе было продолжено в последующие века, сохранились в русле собственной, далеко не исчерпанной периодом древности культурной традиции. Естественно, что литературы первого рода (такие, как египетская, шумеро-аккадская, хеттская, угарптская) знакомы нам по большей частп в случайных извлечениях и фрагментах. Однако как раз случайности знакомства с ними мы во многом и обязаны тем, что предстают они перед нами в живой динамике роста и разнообразии типов текстов. Памятники другпх литератур, напротив, были сознательно и планомерно отобраны, объединены в обширные своды,- обычно религиозного характера,- тщательно отредактированы составителями сводов. У нас есть все основания полагать, что отобранными оказались наиболее значительные и совершенные произведения; но поскольку при этом они подверглись целенаправленной обработке, требуется известного рода умозрительная реконструкция и немалая доля исследовательского воображения, чтобы правильно оцепить их в первоначально присущих им функциях и облике. Именно к таким древним литературам, наряду с китайской, иранской я еврейской, принадлежит литература индийская.
Подавляющее большинство памятников индийской литературы древности (условно: до первых веков нашей эры) вошло в четыре грандиозных литературных комплекса: ведийский, буддийский, джайиский и эпический (Поскольку отрывки из древнеиндийских эпических поэм «Махабхараты» и «Рамаяны» составят отдельный том «Библиотеки всемирной литературы», а тексты священного канона религиозной секты джайнов узкопрагматитны по содержанию и имеют относительно малую художественную ценность, и те и другие не включены в настоящий раздел. В дальнейшем поэтому мы будем говорить в основном о двух из четырех названных литературных комплексов - ведийском и буддийском. ). Индийской традицией каждый из этих комплексов и формально и но существу рассматривается как строго единый, всецело связанный с тем или иным религиозным. движением внутри индийского общества I тыс. до н. э. Но в то же время очевидно, что все они состоят из множества независимо друг от друга сложившихся текстов, сочетают в себе гетерогенные и противоречивые элементы, нередко поэтому радикально переосмысленные. Ведийский, буддийский, эпический и даже джайнскии комплексы и по масштабам своим, и по разнообразию памятников являются своего рода «литературами вдитературе», и, как любая иная литература, они претерпели по ходу своего создания долгую эволюцию, имеют сложную историю и предысторию.
Одна из важнейших страниц этой предыстории открылась для нас сравнительно недавно. За последние пятьдесят лет на обширной территории бассейна реки Инда и прилегающих к нему районов была обнаружена городская цивилизация, которую археологи и историки относят к III-II тыс. до п. э. Эта цивилизация, названная цивилизацией Долины Инда или Харашш, по имени одного из главных ее центров, нисколько не уступала современным ей передовым культурам Египта и Месопотамии. Ее отличали высокоразвитые экономика, архитектура, изобразительное искусство; обладала она, несомненно, и литературой, причем не только устной, но, возможно, и письменной, так как археологические раскопки познакомили нас с многочисленными образцами хараппской письменности, до сих пор, правда, окончательно еще не дешифрованной.
Новейшие разыскания установили между цивилизацией Хараппы и последующей, так называемой арийской, цивилизацией Индии приблизительно ту же преемственность, что существовала между цивилизациями Шумера в Вавилона или микенской и гомеровской Греции. Преемственность эту можно проследить в самых разных областях культуры, в том число и в литературе. В индуистском пантеоне очевидны хараппские истоки таких божеств, как Адити, Притхивл, Шива; многие фольклорные и литературные мотивы (например, буддийских джатак и «Панчатантры») обнаруживают явные параллели с изображениями па хараппских печатях-амулетах; из далекого до-арийского прошлого проникли в индийские религии и эпические сказания центральные фигуры Рамы и Кришны. Через хараппскую цивилизацию, находившуюся в тесных, а быть может, и генетически обусловленных связях с цивилизацией шумерской, индийская литература усвоила некоторые месо-потамские сюжеты, среди которых нельзя не отметить всемирно известную легенду о потопе, засвидетельствованную и в эпосе, и в ведийских брахманах.
Открытие хараппской культуры заново поставило также вопрос об отношениях разных по языку древних индийских литератур. Поскольку первые дошедшие до нас памятники па тамильском (дравидском) языке датируются приблизительно с III в. н. э., само понятие «древнеиндийская литература» ранее прилагалось только к текстам, составленным на языках индоарийских: санскрите и его диалектах, пракритах, пали. При этом казались не заслуживающими доверия указания тамильских источников, что за ними стоит литературная традиция, уходящая в глубь I, II я даже III тыс. до н. э. Теперь, когда большинство специалистов склонно видеть в языке хараппских надписей язык протодравидекий, эти указания неожиданно обрели под собой реальную почву, и приходится считаться с наличием в древнеиндийской культуре и литературе обширного и существенно важного дравидского субстрата.
Если, реконструируя культурный вклад цивилизации Долины Инда, мы вправе говорить лишь о предыстории древнеиндийской литературы, то собственно ее история начинается с прихода в Индию (около XIV-XIII вв. до н. а.) индоарийских племен, которые до этого составляли территориальную, а отчасти и этническую общность с племенами древнеиранскими. Со своей прародины индоарпи принесли верования, принадлежащие их индоиранскому прошлому, сказавшемуся на удивительной иногда близости древнейших индийских и иранских текстов. Одновременно они усвоили многое из наследия доаринского населения Индии, а также выработали новые представления и обычаи, отвечавшие потребностям изменившихся условий их жизни. И весь этот сложный синтез принесенных извне, автохтонных и заново созданных традиций и был тем культурным фоном, на котором появились первые произведения древнеиндийской литературы - веды.
Слово «веда» означает «знание», точнее - высшее духовное знание, и памятники вед рассматриваются приверженцами индуистской религии как вечно существующее и непреходящее божественное откровение. Эта культовая функция ведийской литературы не метает ей, как мы уже говорили, быть собранием текстов самого разного происхождения, назначения и облика. В состав вед входят сочинения в стихах и прозе, гимны богам и фольклорные песни, героические легенды и житейские притчи, дидактические наставления и философские комментарии. Соответственно ведийские памятники делятся на несколько разрядов. К первому разряду ведийской литературы относятся четыре сборника (самхиты.) гимнов, заговоров и жертвенных заклинаний; ко второму - брахманы, теологические трактаты в прозе, к третьему - арань-яки и упапишады, философские поучения и диалоги.
По отношению к самхитам, брахманам, араиьякам и упаиишадаи индийская традиция употребляет термин шрути (букв.: «услышанное»). Термин этот по смыслу соответствует понятию «священное писание» у христиан, однако в то же время он как бы призван подчеркнуть, что в своем ритуальном качестве ведийские тексты никогда не записывались и не читались, но сначала были «услышаны» от бога их творцами, святыми мудрецами-риши, а затем «выслушивались» от жрецов на религиозных церемониях и от учителя его учениками. В свою очередь к текстам категории шрути примыкают памятники четвертого (и уже не «божественного», а «земного») разряда ведийской литературы - веданги (букв.: «части вед»), которые излагают необходимые для правильного понимания этой литературы шесть вспомогательных дисциплин: ритуал, фонетику, грамматику, этимологию, метрику и астрономию.
Обилие и разнообразие ведийских памятников уже само по себе подсказывает, что в диахронической перспективе ведийская литература прошла много ступеней развития. И действительно, время создания вед охватывает целую эпоху: от конца II до середины I тыс. до н. э. При этом древнейшая ведийская самхита «Ригведа» сложилась, по-видимому, к 1000 г. до н. э., оформление других самхит, «Сачаведы», «Яджурведы» и «Атхарваведы», приходится на IX-VII вв.до н. э, а конечная редакция брахман и ранних упанишадсостоялась в VIII - VI вв. дон. э. (некоторые упанншады и веданги относятся даже к более позднему периоду - IV-III вв. до н. э.). Отделенные друг от друга столетиями, памятники вед, естественно, отражают различные уровни социально-политических отношений (от первобытно-общинного до со славно-кастового строя), различные уровни художественного осмыслении действительности. И тем не менее в рамках ведийского канона, в его основной функции целостного религиозно-культового комплекса, оти памятники воспринимаются индийской традицией, да в какой-то мереи современным европейским читателем, как единая и взаимосвязанная система текстов.
Гимны четырех ведийских самхит формально предназначены для четырех главных жрецов ведийского ритуала л непосредственно входят в его состав, освящая и интерпретируя каждое ритуальное действие. Брахманы объясняют экзотерический аспект ритуала, происхождение, смысл и назначение отдельных ритуальных церемоний, а араньяки и упанишады - эзотерический его аспект, предлагая метафизическое толкование ведийской догматики. Соответственно самхиты вед принято, по традиции, рассматривать как собственно веды, а брахманы, араньяки и упанишады как экзегетическую («разъяснительную») литературу вед, причем каждый из разрядов этой лите ратуры связан с определенным уровнем (ритуальным, дидактическим, философским) содержания самхит.
Конечно, подобного рода синхронный, системный подход достаточно условен, ведийские памятники, взятые порознь, вполне самостоятельны и обладают ясно выраженной спецификой. Но при этом несомненно, что любой из лнх в общей структуре ведийской литературы занимает свое, особое мости и приобретает функциональную нагрузку, вытекающую из особенностей этой структуры. Заметим попутно, что так же обстоит дело и в других литературах Древнего Востока: объединение гетерогенных текстов в религиозный канон типа Библии или «Авесты» ведет, как правило, к их переосмыслению и подчинению общим задачам канона.
Разнородность и вместе с тем функциональное единство характеризуют и отдельные памятники ведийской литературы. Среди саыхпт вед свопми художественными достоинствами и глубиной содержания выделяется «Ригведа» («Веда гимнов»), из которой, кстати говоря, заимствованы почти весь текст «Самаведы» и некоторые части «Яджурведы» и «Атхарваведы». Подавляющее большинство гимнов «Ригведы» - восхваления, молитвы и просьбы, обращенные к богам. Все они призваны обеспечить просителю расположение богов и желанные для него материальные или духовные блата. Их объединяет, таким образом, общее культовое, магическое назначение, нивелирующее при функциональном к ним подходе их индивидуальные особенчости.
Однако нельзя не заметить, что в пределах этой культовой функции каждый из тысячи двадцати восьми гимнов «Ригведы» обнаруживает особые качества и облик, являясь по своему происхождению иногда фольклорной песней, иногда героическим мифом или легендой (см. «Гимн Ивдре», прославляющий его победу над демоном Вритрой - I, 32), иногда переосмысленным фрагментом светской поэзии (например, знаменитый «Гимн игрока» - X, 34). Специалисты находят в «Ригведе» зачатки эпических, лирических и даже драматических жанров типа мистерий либо диалогов (см. гимн-диалог Агастьи и Лопамудры - I, 179). Словно в процессе ее созидания представлена в «Ригведе» вся древняя мифология - от изображения персонифицированных природных явлений (гимны богине утренней зари Ушас, богу солнца Сурье, богу ветра Вате и т. п.) до обращений к верховным правителям мира, олицетворяющим понятие космического порядка (см. «Гимн Варуне» - VII, 86), или к таким уже чисто абстрактным божествам, как Вишвакарыаы - строитель мира, Шраддха - вера, Манью - шев и т. д. При этом древние слои текста, связанный с натуральным мифом, часто оказывались переработанными в духе более позднего мифа - символического. Так, бог огня Агни обичпо рисуется как простое воплощение огненной стихии: он с пламенными волосами и рыжей бородой, у него множество языков и золотых зубов, он - пожиратель деревьев, подобный бушующему в лесу разъяренному быку или скаковому коню, и одновременно Агни - жрец и наставник богов, посредник между богамв и людьми, абстрактный символ конечного единства трех миров: земли, воздуха и неба (см. «Гимн Агпп» - VI, 12). К позднему слою текста «Ригвсды», в свете которого зачастую приобретают новый, усложненный смысл ее болео ранпио части, принадлежат и так называемые философские гимны, трактующие вопросы происхождения бытия, сущности богов и нераздельности их природы, первопричины и цели творения (см. «Гимп всем богам» - X, 72 и «Гимп о сотворении мира» - X, 129).
Немногим уступает «Ригведе» по своей историко-культурной ценности четвертая ведийская самхята - «Атхарваведа» («Веда заклинаний»). Она считается четвертой, поскольку вошла в ведийский канон позже других, самхит и долгое время не признавалась священной. Полагают, что ее редакция была закопчена уже после того, как сложились три первые веды. Однако сравнительно позднее происхождение «Атхарваведы» как сборника в целом отнюдь пе означает такого же позднего происхождения отдельных ее гимнов, многие среди них даже превосходят в возрасте ранние гимны «Ритведы». В значительной своей части они являются продуктом весьма архаической культуры, представляют собой фрагменты народной магической поэзии и, возможпо, были заимствованы ариями из фольклора аборигенов Индии. К такого рода гимнам в «Атхарваведе» в первую очередь относятся многочисленные полные экспрессии заклинания против всяческих болезней (см, «Заговор против проказы» - I, 23), злых демонов и враждебных человеку существ, любовные заговоры (см. «Заговор - привораживание женщины» - VI, 9), мольбы о здоровье и долгой жизни (см. «Заговор на продление жизни» - V,30). Включая эти гимны в «Атхарваведу», жрецы - составители самхиты, стремились подчинить народные верования и культы потребностям ведийской религии, ввести их, соответствующим образом приспособив и трапе-формировав, в ведийский ритуал. С этой же целью заклинания и заговори в составе «Атхарваведы» были дополнены обычными обращениями к ведийским божествам, которые по вдохновенности и выразительности передко спо-собпы выдержать сравнение с лучшими гимнами «Ригведы» (например, «Гимп силе богов» - IV, 6), а также космогоническими и философскими гимнами, отражающими еще более высокую ступень абстрагирования и усложнения ведийской религии (см. «Гимн времени» »- XIX, 53).
Ко второму разряду ведийской литературы - брахманам («толкования высшей оути») принадлежат «Айтарейя-» и «Каушитаки-брахманы» «Риг-веды», «Тайттирпя-» и «Шатапатха-брахманы» «Яджурведы», «Джайминия», «Шадвинша-» и «Тандъямаха-брахманы» «Самаведы», а также около десятка других сочинений, менее древних и значительных. Содержание брахман в основном ограничено толкованием ритуала, в них скрупулезно и пространно объясняются происхождение, смысл и назначение каждой детали и каждого атрибута жертвоприношения, которому брахманы приписывают силу выше силы богов и в котором они видят первопричину творения и основу жизни. Объяснения эти даются вне связи с реальной исторической почвой, они строятся, как правило, на отождествлении понятий разных уровней, магии чисел, игре слов и ложных этимологиях. И хотя в использовании этих приемов творцы брахман достигают большого искусства, в целом стиль брахман остается сухим и монотонным, лишь иногда ритмичное чередование повторов и ритуальных формул придает ему величественность и внутреннее напряжение. Поэтому с художественной точки зрения наибольший интерес вызывают вкрапленные в прозу брахман мифы, легенды и сказания. Обычно они приводятся «к случаю», иллюстрируя происхождение того или иного ритуального акта или в качестве комментария к уже не вполне ясному ведийскому тексту (см. легенды о Пуруравасе и Урваши в «Шатапатха-брахмане» и о Шунахше-пе в «Айтарейя-брахмапе»). Но часто даже в культовом контексте они сохраняют относительную независимость и могут рассматриваться как древнейшие, и притом весьма яркие, образцы индийской повествовательной прозы. Иногда эти сказания, восходящие в своих истоках к общеиндийскому фольклору, обнаруживают поразительное сходство со сказаниями других пародов. Неоспорима, в частности, близость легенды о Пуруравасе и Урваши к римской сказке об Амуре и Психее или легенды о потопе в «Шатапатха-брахмане» к соответствующим шумерским, семитским и греческим мифам.
Уже в брахманах (особенно в мифах о сотворении мира «владыкой живых существ» Праджапати) мы сталкиваемся с попытками философских спекуляций о сущности мироздания, богов и людей. Однако специально философской экзегезе ведийской религии посвящены произведения третьего разряда ведийской литературы - упанишады (букв.: «сидение-[учепика]-подле-[учителя»], впоследствии - «сокровенное знание»). Число упанишад чрезвычайно велико (всего их свыше двухсот), но подлинно древними, непосредственно примыкающими вместе с арапьякамп («лесными книгами») к брахманам и заключающими ведийскую литературу «шрути», являются десять - четырнадцать сочинений. Среди них наиболее известны «Брихадараньяка-упанишада», «Чхандогья-упанишада», «Каушитаки-упанишада», «Катха-упанишада», «Иша-упанпшада» и некоторые другие, написанные частично стихами, частично прозой. Упаип-шады, в отличие от брахман, ставят себе целью научить не точному и неукоснительному исполнению культовых предписаний, но, переосмыслив само понятие ритуальной жертвы в жертву духовную,- глубокому постижению законов и смысла бытия. Именно в упанишадах развиты - впоследствии ставшие кардинальными для индийской религии и философии - доктрины сансары (круговорота рождений), кармы (предопределенности форм существования индивидуума его же собственными деяниями в прошлом), мокши (освобождения) и, прежде всего, учение о Брахмане и Атмане (единстве всего сущего, объекта и субъекта). Так, в одном из самых знаменитых отрывков из «Чхандогья-упанишады» (6 гл.) мудрец Уддалаки Аруни наставляет своего сына Шветакету, что объективно сущее (Брахман) нераздельно присутствует во всех явлениях живой и неживой природы и одновременно эта высшая объективная субстанция тождественна началу субъективному, индивидуальному (Атману). Сконденсированное в формуле tat tvam аsi («Ты есть То»), поучение это составляет краеугольный камень философии упанишад.
Как это вообще свойственно древним религиозно-философским текстам, создатели упанишад облекали свои идеи в форму аллегории, притчи, развернутого сравнения, нашли, подобно Платону, такой специфический прием изложения абстрактных концепций, как диалог учителя и ученика. Выразительность и своеобразие стиля упанишад, преломлявшего отвлеченную мысль в конкретно-чувственные образы, содействовали распространению их учения не только в Индии, но и далеко за ее пределами. Влияние упанишад можно обнаружить в сочинениях раннехристианских мыслителей и неоплатоников, у персидских суфиев и средневековых европейских мистиков, наконец, в новой западной философии, начиная с Шопенгауэра и Эмерсона.
Упанишады в какой-то мере отражали свободную интеллектуальную реакцию на окостеневшие и уже не вполне отвечающие изменившимся социально-историческим условиям догматы ведийской религии. Однако и формально и по существу они не порывали с ними, а лишь намечали новую возможность их интерпретации. Между тем в середине I тыс. до н. э. возникают два реформаторских движения, которые, хотя и уходят своими корнями в индийскую религиозную и культурную традицию, тем не менее пытаются предложить решительно отличную от вед систему духовных ценностей. Влияние первого из этих движений - джайнизма - исторически оказалось весьма ограниченным, зато другому - буддизму - суждено было стать одной вз великих мировых религий.
Основатель буддизма Гаутама Будда выступил со своими проповедями в конце VI в. до п. э. Будда сознательно уклонялся от решения абстрактных, метафизических проблем, его учение носило практический, по преимуществу втический характер. Будда стремился указать новый путь жизни, который избавил бы человека от страдания. Этот путь он видел не в ритуале и жертвах, но и не в аскетизме, а в добродетели, самовоспитании, знании, дающих свободу от жизненных пут и привязанностей. Только такой путь, согласво учению Будды, может избавить человека от страданий сансары - бескоаечиой цепи существований то в одном, то в друюм облике. Проповеди Будды составили, как утверждают его последователи, основу священного буддийского канона, отрывки из которого дошли до нас на многих языках (в том числе и санскрите), а полная версия-на языке пали. Палийский канон «Типитака» («Три корзины [закона]») был записан в 80 г.до н. э. па Цейлоне, но история его создания начинается много раньше, и он включает в себя тексты, складывавшиеся на протяжении многих столетий - от VI до II в. до н. э.
«Типитака» состоит из трех разделов: «Виная-питаки» («Корзины наставлений»), «Сутта-питаки» («Корзины текстов») и «Абхидхамма-питаки» («Корзины мудрости»). Каждый из разделов, в свою очередь, делится оа части, а каждая часть содержит несколько книг.
В целом «Типитаку» характеризует, казалось бы, совершенно свободное смешение стилей, жанров и форм, часто в рамках не только одной части, но и одной книги имеются отрывки разного по времени и содержанию происхождения, однако все вместе они дают широкую и взаимосвязанную панораму учения раннего буддизма, последовательно излагая правила поведения и жизни в буддийской общине, буддийскую этику п дидактику.
Само собой разумеется, что тексты «Типитакп» интересны прежде всего для историка буддийской религии. Но этим их значение далеко не исчерпывается. Многие книги канона по своим чисто литературным, художественным качествам принадлежат к выдающимся произведениям и индийской и мировой литературы. В этом отношении выделяется второй раздел «Типитакп» - «Сут-та-питака», которая, будучи адресованной широкому кругу слушателей, излагает буддийское учение - дхамму наименее догматически. Тексты «Сутта-питаки» написаны прозой и стихами, содержат поучительные диалоги, легенды и притчи, связанные с именами Будды или его учеников. Самой известной частью «Сутта-питаки» является ее последняя, пятая часть - «Кхуддака-никая» («Собрание коротких поучений»). В нее, наряду с другими памятниками, включены книги, которые по праву считаются шедеврами буддийской классики: «Дхаммапада» («Путь добродетели»), «Сутта-нипата» («Малое собрание текстов»), «Тхера-гатха» и «Тхери-гатха» («Строфы монахов и монахинь») и «Джатаки» («Истории былых рождений [Будды]»).
«Дхаммапада» - своего рода компендиум буддийской мудрости, в ней в виде коротких сентенций, которые традиция приписывает самому Будде, полно и просто изложены основные моральные принципы буддизма. Каждая сентенция составляет одну строфу, звучащую лаконично и афористично, по исключительно емкую по мысли. Отдельные строфы вполне самостоятельны и закончены, тем не менее они связаны едва заметными переходами, то примыкая друг к другу как тезис и антитезис, то развивая и углубляя какую-либо одпу идею. Это позволило составителям «Дхаммапады» объединить группы сентенций в главы и главы эти назвать либо.тематически (о мудрых, о зле, о лака-зании, о счастье, о гневе и т. п.), либо по центральному, оОычпо аллегорическому, образу, связующему отдельные строфы (глава о цветах, глава о слоне-). Сравнения, метафоры, аллегории «Дхаммапады» зиждутся па явлениях повседневного опыта и почерпнуты вз житейских наблюдений. Каждое из них искусно, многосторонне обыгрывается и получает дополнительные окраску и смысл в контексте всего памятника в целом. Ото придает образам «Дхаыма-пады» необычную объемность, многозначность, и, став традиционными в последующей буддийской литературе, они всегда вызывают у читателей пли слушателей множество разноплановых ассоциаций.
Та же, что и в «Дхаммападе», глубина и подкупающая простота идей, находящих созвучие в эпической литературе иных народов, та же убедительность художественных средств их воплощения обусловили мировую славу другого буддийского памятника - «Сутта-нипаты». Отдельные афоризмы «Дхаммапады» в «Сутта-нивате» как бы развернуты в небольшие ПОЭУЫ - сутты, иллюстрирующие какую-либо поучительную мысль или ситуацию и композиционно организованные с помощью приемов рефрена и синтаксического параллелизма. Повествовательные отрывки черед} ются в «Сутта-нипате» с диалогическими (см., например, сутту о Дханийе), многие из которых, пересказывая эпизоды из жизни Будды, послужили позднее толчком к созданию эпических его жизнеописаний. Роль «Сутта-нипаты» в буддийской традиции вообще релика, поскольку, как свидетельствуют ее язык и содержание, ото одна из древнейших книг канона, и этическая доктрина Будды, еще свободная от позднейших напластований, представлена в ней наиболее адекватно.
Особое место в «Тяпитаке» занимают два собрания коротких лирических поэм «Тхера-гатха» и «Тхери-гатха», приписываемые соответственно монахам и монахиням, ближайшим сподвижникам и ученикам Будды. Средп др>гпх книг канона они выделяются ярко выраженной эмоциональной окраской, подробными описаниями явлений природы и различных оттенков человеческих чувств. Поэтому, оставаясь взволнованной проповедью величия Будды и его учения, они в то же время предвосхищают некоторые линии развития классической индийской лирики. С лиризмом гатх связано разнообразие используемых в них поэтических приемов (аллптерацн"1 и ассонансов, тропов, игры слов, рефренов, повторов), обилие всевозможных намеков, аллюзий и ассоциаций, иногда уже для нас непонятных, но придающих стилю гатх исповедальный пафос и ощущение непосредственности. Как и в других частях капона, тщательная реконструкция позволяет отличить в составе «Тхера-гат-кп» и «Тхери-гатхи» более ранние и более поздние части, но это не противоречит конечному единству сборников, в целом дающих возможность заглянуть во внутренний мир членов древней буддийской общины.
Наконец, последнее из выдающихся произведений, входящих в «Сутта-питаку»,- «Джатаки», или рассказы о былых существованиях Будды. Джл-такн наиболее наглядно воплотили в себе тот синтез общеиндийских литературных и фольклорных традиций и буддийского учения, который вообще характерен для палийского канона. Большая часть сюжетов джатак (всего их в «Типитаке» пятьсот сорок семь) почерпнута из индийского народного творчества. Поэтому многие басни, легенды и сказки, которые используются в джатаках, встречаются в других памятниках индийской литературы (эпосе, «Панчатантре», «Катхасаритсагаре» и т. д.), в индийском и мировом фольклоре (например, джатака о верном изречении, за которой стоит общеизвестная сказка о благодарных зверях и неблагодарном человеке). Присутствуют в джатаках и традиционные для индийской литературы приемы обрамления, чередования стихов и прозы, резюмирующих сентенций и т. п., а кардинальная для религиозно-философских учений Индии идея метемпсихоза реализуется в них как серия эпизодов из различных рождений Будды на пути к конечному его просветлению. В этой связи каждая джатака распадается на три части: введение, в котором изложены события, побудившие Будду, рассказать последующую историю, затем сама история о прошлом и, наконец, отождествление героев этой истории с Буддой и его слушателями. Поучительность и серьезный тон сочетаются в джатаках с занимательностью рассказа, и не случайно они были главным средством буддийской пропаганды, отражая наиболее распространенное и доступное для широких масс понимание буддизма. По своей популярности с джатаками могут сравниться немногие произведения мировой классики. Они переводились и перелагались на языки всех тех стран Азии, куда проник буддизм, а кроме того, лишенные буддийской морали, вотлп в десятки произведений дидактической и развлекательной литературы. Поэтому люди, не имеющие никакого отношения к буддизму и никогда не слышавшие о джатаках, тем не менее хорошо знают часть их сюжетов из книг Эзопа и Бабрия, Лафонтена и Крылова, из «Тысячи п одной ночи» и «Калилы и Димны».
Сопоставляя буддийский канон с ведийским, мы убеждаемся, что каждый из них обладает особой, только ему присущей спецификой. Мифологические представления, которые, хотя п на разных уровнях интерпретации, определили общий характер содержания и образности ведийской литературы, в книгах «Типптакп» отошли на второй план, лишь иногда выступая в качестве декоративного фона. По-разному расставлены стилистические акценты: ведийские тексты возвещают истину, буддийские - убеждают в ней; величественному, безусловному тону проповеди вед противостоит более интимный, доверительный топ «Типитаки», ее стиль диалогичен не просто по форме, но и по внутренней сути. Человеческий опыт и мироощущение представлены в ведах в отвлеченных категориях и символах, буддийские памятники стремились найти для них конкретное и осязаемое воплощение. Эти и другие подобного рода отличия обусловлены особенностями ведийской и буддийской религии, обусловлены разрывом во времени между ведийским» и будднйскими памятниками. И тем не менее между ними есть много общего, что позволяет отнести их (а вместе с ними джайнские и эпические тексты) к одному, а именно к первому периоду древнеиндийской литературы. Прежде всего, история других литератур древности показывает, что становление этих литератур обычно начинается с появления памятников двух типов: религиозных сводов и эпоса. Первыми произведениями китайской литературы считаются «Шуцзин», «Шицзин» и «Ицзин», вошедшие в конфуцианское «Шестикнижие», история иранской литературы открывается «Авестой», еврейской - Библией, греческой - «Илиадой» и «Одиссеей». Среди древнейших памятников месопотамской, угаритской, хеттской и египетской литератур преобладают фрагменты мифологического эпоса и ритуальных текстов. Таким образом, со сравнительной точки зрения создание четырех литературных комплексов, о которых шла речь (ведийского, буддийского, джайнского и эпического), знаменует собой начало развития индийской литературы.
Далее, и веды, и «Типптака», и эпос сложились как целое в течение многих веков, причем складывались в русле устной, а не письменной традиции. Мы знаем, что письмо было уже известно населению долины Инда в III-II тыс. до н. э., затем его навыки оказались утраченными, и возродилась письменность в Индии лишь приблизительна в середине I тыс. до н. э. Однако первоначально ею пользовались, по-видимому, в сугубо утилитарных, экономических и административных!целях. Поэтому, хотя «Ригведа» существовала уже к 1000 г. до н. э., ведийская литература в целом к 500 г. до н. э., а ранние версии эпоса и первые буддийские и джайнские тексты к 400-200 гг. до н. э., записаны они были не сразу, а где-то на рубеже или в первых веках нашей эры и долгое время функционировали как памятники устные. Это привело к нескольким важным для всей индийской литературы периода древности последствиям. Поскольку произведения ее не были фиксированы, а существовали в текучей и динамической устной традиции, мы часто имеем дело не с одним, а с несколькими текстами (рецензиями) какого-либо памятника; и в таком случае бессмысленно отыскивать его оригинал или архетип, но приходится считаться с тем, что различные рецензии отражают регулярно менявшиеся от исполнения к исполнению его состав и облик. Устным бытованием объясняются и такие особенности стиля вед, эпоса, «Типитаки», как обилие в них устойчивых фразеологических оборотов (так называемых «формул»), повторов, рефренов и т. п. В формулах и повторах часто видят наследие присущих, например, гимнам вед магических функций, однако прежде всего они были необходимым условием создания любого рода текста в устной форме и последующего его воспроизведения «по памяти» новыми исполнителями. Устным происхождением определены, наконец, основные способы построения древних индийских памятников (в виде проповеди, диалога, призыва, обращения и т. п.), а также некоторые дошедшие к нам по традиции их названия (шрути, упанишады и др.).
Уже сам по себе устный характер творчества говорит об известной условности применения термина «литература» (от слова «литера» - письменный знак) к рассмотренным нами памятникам. Условность использования этого термина возрастает и оттого, что в рамках периода древности еще не произошла автономизация литературы среди иных видов духовной деятельности. Было бы неправильным утверждать, что каждый древний индийский текст преследовал только практические (религиозные либо дидактические) цели, но в целом эстетическпе, собственно художественные задачи еще не выдвинулись на первый план. И хотя мы имеем дело с произведениями, чьи художественные достоинства по-своему уникальны, они цр случайно входят в состав религиозных сводов, так же как не случайно, что характер санскритского эпоса, «Махабхараты» и «Рамаяны», во многом определен ясно выраженной моральной и философской тенденцией.
Отсутствие художественного самосознания сказалось и на том обстоятельстве, что в древнеиндийской литературе представление о творце текста еще не кристаллизовалось в понятие поэта. Гимны «Ригведы» приписывались святым пророкам, вдохновленным самим богом, проза брахман и диалоги упанишад - древним мудрецам, палийский канон - вероучителю Будде н его сподвижникам. При этом литература оставалась по существу анонимной, имя легендарного автора не столько отражало его реальное участие в создании памятника, сколько освящало этот памятник своим авторитетом. Литературно» произведение рассматривалось скорее как одно из проявлений жизнедеятельности коллектива, чем как творение отдельной личности. Отсюда (а также в связи с ее устной природой) трудно говорить о приметах индивидуального стиля в древнеиндийской словесности, отсюда тот традиционализм тематики и средств выражения, который долго сохранялся в индийской литературе, даже на письменной ее стадии.
Естественно, что тогда, когда литература еще не осознает своей автономности, не может сложиться и литературная теория, поэтика, хотя неограниченные возможности Слова как такового не раз восхвалялись творцами ведийских песнопений. А поскольку не было литературной теории, нельзя говорить по отношению к древнеиндийской литературе и о четкой дифференциации в ней жанров. Поэтому, когда в ведийских самхитах мы различаем эпические, лирические и даже драматические гимны, в брахманах отделяем теологические наставления от нарративных эпизодов, в упанпшадах вычленяем философские диалоги, а в «Типптаке» - басни, притчи, жизнеописания и т. п., мы в какой-то мере накладываем на синкретические по своей сути памятники жанровую сетку позднейшей лптературы. В древнеиндийской литература произведение существовало как нечленимое, подчиняющееся особым законам целое, и оценивать эту литературу нужно в первую очередь сообразно признанным ею самой нормам и принципам. Однако это отнюдь не означает, что в древней литературе, правда еще в диффузном, смешанном состоянии, не вызревали новые жанры и формы. Эти жанры и формы восприняла, разработав и уточнив их в устойчивых очертаниях, последующая литературная традиция. Вместе с ними она усвоила все то, что оказалось жизнестойким в идейных концепциях, тематике и изобразительных средствах вед, эпоса, буддийских и джайнских текстов. И памятники эти, хотя они и остаются самоценными и неповторимыми в своих достижениях, в то же время можно рассматривать как пролог всего дальнейшего развития индийской литературы.
Вплотную к ведической литературе примыкают «Священные предания», включающие сутры - руководства по жертвенным ритуалам, законодательству, изложение философских доктрин, правилам домашней жизни (одна из таких частей «Камасутра» - трактат об искусстве любви).
Ценнейшим источником для изучения древнеиндийских общественно-экономических отношений, а также науки и культуры первой половины I тыс. до н.э. служит эпическая литература. Основные памятники - «Махабхарата » и «Рамаяна», записанные на санскрите в первых веках новой эры, но в своей основе существовавшие уже в IV в. до н.э.
Сюжетная основа «Махабхараты» («Великой войны потомков Бхараты»), состоящей из 107 тысяч двустиший, - борьба за власть внутри одного из самых могущественных царских родов Северной Индии, потомков мифического царя Бхараты. По объему эпос превосходит в восемь раз «Илиаду» и «Одиссею», вместе взятые. Древнее сказание о кровопролитной войне со временем обросло множеством дополнительных эпизодов, содержащих различные сказания и легенды (например, мифы о сотворении мира, потопе), рассуждения на религиозно-философские и другие темы. «Махабхарата», по сути, стала не поэмой, а огромным сборником древнеиндийского эпоса.
Большой стройностью композиции и тщательной обработкой отличается поэма «Рамаяна», включающая около 24 тысяч двустишей, повествующих о победе царевича Рамы (земного воплощения божества Вишну) над царем демонов Раваной. Рама и его друг Хануман (обезьяний царь) прилагают все свои силы, чтобы освободить жену Рамп-Ситу, похищенную Раваной. Уже более двух тысячелетий обе эти поэмы чрезвычайно популярны.
Образцы народной мудрости содержат многочисленные индийские народные сказки, басни, рассказы. В них простые люди обладают смелостью, честностью, находчивостью, а власть имущие зачастую показаны критически, с юмором.
На основе народных и культовых образов в Древней Индии сложилась драматургия. Ее родоначальником стала танцевальная пантомима , сопровождаемая комментарием сказителя; позднее заговорили и актеры. Подлинным классиком древнеиндийской драматургии и лирической поэзии признан Калидаса (IV-V вв.). В его драмах, сюжеты которых заимствованы из эпоса, раскрыт внутренний мир героев. Наряду с прозаическими диалогами и стихотворными монологами они содержали и танцевально-песенные интермедии.
^ Трансцендентальное знание (фрагмент из «Бхагават-гиты»)
- 16 Даже умные люди не знают, что есть действие и что - бездействие. Теперь Я объясню тебе, что есть действие, и, зная это, ты освободишься от всех несчастий.
- 17 Все хитросплетения деятельности очень сложны для понимания. Поэтому следует хорошо знать, что есть действие, что - запрещенное действие и что - бездействие.
- 18 Тот из людей разумен, кто видит бездействие в действии и действие в бездействии; его положение трансцендентально, хотя занят разнообразной деятельностью.
- 19 Тот считается обладающим полнотой знания, кто свободен от стремлений к чувственному удовлетворению. Мудрецы говорят о таком, что последствия его деятельности сожжены огнем совершенного знания.
- 20 Отказавшись от всякой привязанности к результатам деятельности, всегда удовлетворенный и независимый, он не совершает действий, приносящих плоды, хотя и занят постоянно всевозможными делами.
- 21 Этот знающий человек действует, полностью контролируя ум и разум, отрешается от всех собственнических инстинктов и трудится только ради жизненно необходимого, и тогда на него не действуют последствия его греховных поступков Бхагават-Гита - часть поэмы «Махабхарата».
Заметна по объему и исторической значимости каноническая религиозная литература, жизнеописания Будды, религиозные трактаты. О высоком уровне древнеиндийской литературы свидетельствуют также труды по теоретическим вопросам поэзии и литературы
Возникнув в глубокой древности, индийская художественная культура стала одной из наиболее значительных и своеобразных культур народов Азии. В Декане и на юге страны найдены художественные памятники первобытной эпохи: пещерные рисунки, запечатлевшие сцены охоты, и пр. Позднее изобразительное искусство и архитектура Индии обогатились городскими постройками из кирпича и скульптурой (изображением животных, людей, божеств), расписной керамикой, ювелирными изделиями.
вообще, по тщательно разработанным грамматикам санскритского языка и др. Ученый брахман Панины (V-IV вв. до н.э.) осуществил обработку языка поздневедической литературы, названного санскритом и получившего широкое распространение в стране как важное средство общения между многочисленными племенами и народностями.
- Санскрит - один из основных древнеиндийских языков индоевропейскойгруппы языковой семьи. Отличался строго нормализованной и унифицированной грамматикой.