Дагестан
Людям и нациям надо было самим решать свои проблемы. Сначала из Чечни, совершенно мирно, дали уйти всем военным и даже вывести контейнеры с личными вещами. Не дозволяли вывозить лишь военное имущество и вооружение.
Вначале 90-ых пытались стравить чеченцев между собой, топорно поддерживая вооружением, нашими людьми и пропагандой из них «хороших». Это вылилось в массовую, поголовную резню русских. Затем бездарнейшей «Первой чеченской кампанией» и Хасавюртовским мирным договором, позволили террористам перенести военные действия на мирную территорию России и только такие действия велись вплоть до августа 1999 года, когда была начата «Вторая чеченская кампания».
Отслужив три года, на строгом, державном северо-западе, только-только переехал с семьёй сюда за полторы тысячи километров, на воспетый и загадочный северный Кавказ. Где другие люди, вольные нравы, складчатые горы, Черное море и фрукты прямо на улице. Какие войны? Это же почти рай. Но чуть не первая услышанная фраза: «В Дагестан поедешь».
«Первая чеченская» уже осталась в прошлом: позором на совести разносортных политиков, общественных деятелей, откровенных предателей; и незаживающими ранами на сердцах потерявших близких.
Чечня фактически стала независимым (но только от России), государством, управляемым всеми, кто накачивал её деньгами. Чем всё это закончится, можно было прогнозировать, и наверняка это делали неглупые люди новой (де-факто), тогда уже, власти. Ибо, первый удар, явившийся поводом для «Второй Чеченской компании», был нанесён не по густонаселённым районам, граничащим с Чечней и не по болевым точкам Северного Кавказа, а по нескольким горным сёлам Дагестана, с минимальным (простите меня люди за это слово) количеством жертв среди населения.
Да, да, сначала был Дагестан…
Всевозможные войсковые группировки ВС РФ располагались тогда вокруг Чечни, а вакхабизм распространялся «мирно», создавая свои пропитанные ядом ненависти анклавы за спинами «приграничных» группировок.
Наша БТГ (батальонная тактическая группа) стояла в Ботлихе, вскоре её перевели в Каспийск, куда я и попал через некоторое время. 1999 год январь – апрель проведён мною (и не только) в солнечном (летом) Дагестане.
Нас отправляли в Дагестан на полгода. Для меня, тогда, это был очень большой срок.
Кстати и о смысле перевода группировки из Ботлиховского района, граничащего с Чечней (на который и напали впоследствии боевики), в «центр» Дагестана – ни с чем не граничащий Каспийск, у меня есть догадки.
Впрочем, ни догадок, ни анализа глобальных ситуаций здесь больше не будет. Расскажу лишь о том, что видел или знаю сам.
*
Так вот. Что-то около суток пути в объезд Чечни, на автобусе с экзотическими пассажирами, периодически выходя из автобуса «для проверки документов», и глубокой ночью в Махачкале. Где-то далеко горит фонарь или прожектор - очень далеко. Он один, потому видно. Ни души. Но я знаю куда идти.
Утром веселее: солнышко и люди как люди кругом.
Э-эй, такси! Седой, грузный таксист разговорчивый, по-восточному оценивающе смотрит, но не поймет. Ещё бы: молодой, самоуверенный (днём-то!), странно одетый, коротко стриженный, явно не местный.
- Садись уважаемый, договоримся.
Живо поддерживает разговор, пара вопросов (с его то опытом), короткий вздох и внезапная смена темы:
- Это будет стоить тридцать рублей, - главное он обо мне уже знает.
Первое КПП морпехов.
- Куда мне?
- Вон так, мол, и так.
Вот родные тельняшки и незнакомые, пока лица. Мне все рады. Особенно Саня он в этой командировке пять с половиной месяцев – я его смена.
Представился командиру.
Экскурсия по лагерю: «Два капитальных здания: кухня и склад, остальное – палатки. Вот наш «дом», а вот твоя кровать. Кидай вещи, располагайся, сейчас сходим за водкой, она здесь стоит семь рублей», - Саня надолго глубоко задумался, глядя в Космос под соседней койкой, потом он в него негромко свистнул, поднялся и мы пошли…
Здесь мне предстояло провести три месяца и шестнадцать дней вычтенных из лучших лет моей никчемной жизни.
Мама пишет: «Ну, как там знаменитые Каспийские пески»?
А я до приезда сюда и не знал что здесь пески, да ещё и знаменитые.
Жили в палатках вместе с солдатами своего подразделения и больными со всего батальона. Обычная УСБ (универсальная санитарно-барачная), две печки, у нас, медпункт всё-таки: были кровати; позже выложили пол кирпичом, а когда приехал, даже в палатках, ходили по песку.
Песок, везде песок. В сапогах, в карманах, в вещах, в волосах, во рту, под ногами, перед глазами, вблизи, вдали. Песок. А ещё по нему ходить трудно. Но, привыкаешь.
Огромным полукольцом, вдали горы.
Туманы очень часто. Ночные, утренние, вечерние, дневные, круглосу¬точные.
Палатки. Лагерь обнесён МЗП* и колючей проволокой. Вот она в 50 сан¬тиметрах от моего окна. По периметру часовые. Зона.
Выход за пределы – событие.
*МЗП – малозаметное препятствие – спутанные между собой и растянутые в трех измерениях спирали тонкой стальной проволоки.
Каждое утро зарядка по берегу великого Каспия. Из его глубин Солнце всходит. И если правда, что тому, кто восход встретил, грех прощается, то там, нам, многое прощено.
В нескольких тысячах метров от берега, как мираж, прямо из воды (никакой там суши) огромное по площади здание в несколько этажей. Оно давно заброшено; серые стены, черные проёмы окон. Это уникальный, уникально построенный, единственный в своём роде, когда-то жутко секретный торпедный завод, а ныне памятник былому могуществу и схрон браконьеров…
Здесь, в целом, ещё мирно. Вот только прапорщик на фугасе по¬дорвался. Утром, на зарядке по берегу древнего Каспия: от маршрута отклонился.
От зарядки иногда отлынивали, все. В большей или меньшей степени. Мы в меньшей, но бывало.
Проснулись, сидим в палатке. Бежать никуда неохота. Разговариваем, потихоньку просыпаясь, вдруг где-то взрыв. Обратили на него внимание – неплановый какой-то.
А служил у нас прапорщик, все в какой-то спецназ перевестись хотел и зарядку вдвое делал. В тот день показалось маленькой ему огороженная территория ОГВ (оперативной группы войск) СКВО и он на пробежку за КПП (что строго настрого запрещалось), в сторону нашего стрельбища выбежал.
За ближайшим поворотом и ждал его установленный за ночь фугас: мешок селитры перемешанный с серебрянкой, детонатор, батарейка, проводки, да замыкатель: две доски на дороге, присыпанные песком, на одной гвозди на другой фольга. Это ж надо было на доску ему попасть…
Спасло его тогда несколько обстоятельств:
-селитра за ночь осырела и заряд взорвался не весь;
-направлялось и устанавливалось устройство на людей в кузове «Урала» или сидящих на броне, потому основная сила удара прошла выше;
-сам прапорщик очень маленького роста.
С тяжелейшей контузией с сильными повреждениями всей правой половины тела, истекающего кровью без сознания его доставили в МОСН (медицинский отряд особого назначения) и далее вертушкой в госпиталь.
Его спасли. А он своей недисциплинированностью спас пацанов, которые, облепив броню, через час на стрельбы поехали…
Вот так эта война начиналась.
После зарядки: завтрак, построение, больные, построение, … стрельба, баня, сопровождение колонны, учения, безделье …, совещание, ужин, вечер¬няя поверка, отбой. И так каждый день. А ещё круглые сутки личный состав, техника, командиры, конфликты, водка (такой вкусной больше нет) и хороший Кизлярский коньяк.
Это для нас Дагестан.
И так месяц, второй, третий, четвертый. Я триста солдат в лицо знал и 50 офицеров в тумане со спины.
Мы там зверели.
Я - точно.
До сих пор душа в язвах.
Нигде таким милитаризированным не был как там. В моём подчинении был прапорщик и пять солдат. И хозяйство: две палатки под личный состав и больных, автоперевязочная (развёрнутая тут же), автобус санитарный, «Урал», и БМП. Это на семь то человек! А ещё здесь же были автоматы, патроны, запас промедола, бронежилеты, медикаменты НЗ, радиостанции и прочее и прочее.
Бесконечные стрельбы, вождения, радиотренировки, учения, с выходом боевой техники, пару раз с десантированием с вертушек и один раз с моря, с огромных военно-транспортных кораблей на воздушной подушке, с выездом этой махины на берег; как в кино.
Здесь довелось второй раз в жизни стрелять из всего вообще, что стреляет, и было у нас на вооружении. В целом, моё мнение, оружие у нас хорошее: надежное и пули летят куда хочется. С СВД (снайперская винтовка) первым выстрелом, метров со ста, попал в осколок шифера с пол ладошки величиной. А заодно узнал, что снайперу ставит задачу лично командир подразделения и хороший снайпер делает один выстрел в час…
И даже с БМД-1 поупражнялся (до этого стрелял, только с БМД-3 которыми до сих пор ВДВ не переоснащены). Как там что называется? Кладешь снаряд, досылаешь его вручную, так, чтобы отсекателем пальцы не перебило. Целишься в прицел и стреляешь…
Беру снаряд, он длинный как палка, кладу, досылаю, целюсь. Рядом сидит боец и с неподдельным интересом на меня смотрит. Навожу пушку на цель… Тут командир роты, Саня, сжалился. Раскрыл один секрет, до того как я сам его узнал: сначала глаз от прицела убрать надо, он во время отдачи с пушкой ходит, а то: «Шестнадцать тонн в глаз получишь».
- Шестнадцать?
- Так говорят.
Выстрел. Внутри только пороховой дым и лязг железа, даже странно. Все остальные звуки там за бронёй.
И из ПКТ (танковый пулемет) когда стреляешь только лязг затвора и в прицел видно, как и куда пули летят: по плавной дуге, туда, куда целишься. Каждую рассмотреть успеваешь… до чего медленно…
Для нас Буйнакск – центр мировой цивилизации там: склады, прачечная, госпиталь, рынок, магазины.
Мы для него – дикари: пыльные с дороги, в поношенных камуфляжах, в бронежилетах, обвешанные оружием (а куда его девать?). Решаем быстро служебные вопросы и когортой в кафе – поесть по-человечески: картошечки, мантов, коньячок опять-таки и все там очень, очень дешево.
Колонны на Буйнакск, каждую неделю. Оружие боеприпасы, бронежилеты – у всех, радиостанции у старшего каждой машины, две вертушки сопровождения и по ходу, в безопасных местах, учения по отражению нападения на колонну.
Нас информировали, инструктировали, стращали.
Но я в игру интересную играл. Не верил, что кровь будет.
Дагестан до сих пор может служить эталоном ведения национальной политики.
На сравнительно маленькой территории проживают более тридцати национальностей. Люди одной национальности общаются здесь на родном языке, разных - на русском. Потому в городах слышится чаще всего русская речь. Это мирное равновесие достигалось веками. И в разумной национальной религиозной, да и политике вообще, заинтересованы без исключения все.
Если, к примеру, в селе или районе большинство – лаки, а затем по численности аварцы, то глава будет лак, а второй человек в администрации аварец, а третий – представитель национальности третьей по численности, например русский. Если большинство русских, то глава русский, второй человек следующей по численности национальности и так далее. Именно поэтому Дагестанцы при голосовании, любом, так единодушны. Даже на федеральном уровне: «Зачем мне другой президент, нежели моему соседу? Пусть мир будет, а там разберемся».
Восток – дело тонкое. Люди здесь другие. Не пойму я их, пока.
Вот пожилая женщина, ни с того ни с сего, сует, в карман, десятку «на сигареты».
Вот из ворот выходит маленький мальчик и щелкает в след колонне незаряженным ПМ-ом.
Вот седой гражданин показывает нам, куда стрелять надо «Если что-то начнется».
К нам здесь хорошо относятся.
Солнечному Дагестану мир нужен. Здесь это понимают почти все. Почти. И потому все в напряжении.
И беда придёт.
Но ещё почти четыре месяца размеренной восточной жизни. С её мече¬тями, базарами, праздниками, заботами, пением муэдзинов, по утрам, и нашей, здесь, службой.
Поднимаемся на МИ-8 над бетонной взлёткой, набор высоты в плавном повороте и под нами лазурное, бездонное море, слева набережная и прибрежные кварталы Махачкалы. И затем равнина, бескрайняя Дагестанская – ровная-ровная. Изредка перерезаемая длинными, извилистыми телами рек. Голые рощи да серая земля.
Километров сто и мы в Терекли-Мектеб. У нас тут взвод стоит. Вырытая землянка, в потолке окно, внутри нары человек на десять, земляной стол, в стенах углубления-полочки. «Кухня», нужник и умывальник на улице, все ниже уровня земли. Нехитрый быт. Вокруг, периметром, окопы. Круглосуточный караул. Вот в ту сторону четыре километра до «независимой» Чечни.
Форпост.
И еще впечатление: рынок в Махачкале. Продается все, но в открытую помимо всего прочего разносортная икра, красная рыба в разных видах, коньяк и телефонная связь. Да, да. Множество конурок с обычными телефонами:
- Куда звонить? … Новороссийск? Это где?... А-а… два рубля минута. Вот часы на стене. Засекай. Говори.
Непривычно.
В апреле домой. Посадили в Ил-76. Экипировка, оружие, личные вещи и запасные парашюты на подвесной системе, у каждого. Сидим, голова к голове, не вдохнуть глубоко, и летим. Домой!
А потом, в самом начале августа, заменившие нас, двинули «назад» в Ботлиховский район, длинными, обходными путями к «Ослиному уху». По дороге, избежав многих смертельных опасностей, на встречу своей судьбе.
Именно там и тогда расплатившись за уроки десятками пленных, сотнями раненных, сотнями жизней Россия научилась воевать.
В ноябре я снова побывал в Дагестане, но въехал уже со стороны Чечни…
Все части:
1 часть - http://сайт/2017/09/1.html
2
часть - http://сайт/2017/09/2.html
3
часть - http://сайт/2017/09/3.html
4
часть - http://сайт/2017/09/4.html
Военные врачи или, как их еще называли, военврачи – это военнослужащие, имеющие высшее медицинское образование и имеющие соответствующее звание. В свое время именно российские военные врачи внесли огромный вклад в военную медицину, так Николай Иванович Пирогов стал основоположником военно-полевой хирургии, основателем анестезии. В годы Великой Отечественной войны, а также во время локальных конфликтов современности: война в Афганистане и Чеченские кампании, российские военные врачи спасли сотни тысяч жизней.
13 июня 2013 года в Центральном академическом театре Российской армии состоялась очередная, 13-я по счету церемония вручения премии лучшим врачам России под названием «Призвание». Данную церемонию вели народный артист России Александр Розенбаум и известная телеведущая Елена Малышева. На церемонии в номинации «Военные врачи. Специальная премия врачам, оказывающим помощь пострадавшим во время войн, террористических актов и стихийных бедствий» награда досталась группе военных врачей Минобороны РФ, которые во время контртеррористической операции 1994-1995 годов на территории Чечни оказывали необходимую медицинскую помощь пострадавшим и раненным.
Премию военным врачам вручал лично министр обороны России генерал армии Сергей Шойгу. В приветственной речи Шойгу отметил важность работы военных врачей, а также высказал им слова признательности и благодарности за их самоотверженный труд не только во время ведения боевых действий, но и в мирной, повседневной жизни. На сцене номинантов поблагодарили российские офицеры Алексей Буздыгар и Сергей Музяков, которые в 1995 году сами прошли через заботливые руки награжденных военных медиков.
Группе военных врачей в составе начальника госпиталя Олега Попова, а также хирургов Александра Дракина, Михаила Лысенко, терапевта Александра Кудряшова в составе 696-го медицинского отряда особого назначения в декабре 1994 года пришлось развернуть свой военно-полевой госпиталь в районе города Моздок. В те дни военные медики работали по 16-18 часов в сутки, операции шли одна за другой без перерыва. Каждый день личный состав полевого госпиталя готовил к эвакуации и отправке на «большую землю» сотни раненых российских солдат и офицеров. За все время ведения боевых действий на Кавказе военные врачи спасли тысячи жизней российских военнослужащих.
Судьба доктора Олега Попова и его коллег во многом показательна и служит примером героизма и самоотверженности, преданности долгу. Всю первую войну в Чечне Олег Александрович Попов прошел, что называется «от звонка до звонка», будучи назначенным в 1993 году командиром 696-го медицинского отряда спецназначения. Именно силами врачей данного отряда в Моздоке был своевременно развернут госпиталь, где смог получить своевременное лечение почти каждый третий военнослужащий, раненный на территории Чечни. За свою отличную службу на Северном Кавказе Олег Александрович был отмечен орденом «За военные заслуги». Но это не единственные его боевые награды, предыдущие 4 боевых ордена военный врач получил, оказывая медицинскую помощь советским солдата и офицерам во время Афганской войны.
В марте 1996 года Олег Попов был уволен из рядов Вооруженных Сил: тяжелая контузия, которую он получил еще во время афганской кампании, в Чечне усугубилась, и его состояние здоровья больше не позволяло исполнять обязанности военного медика в прежнем ритме. После увольнения из российской армии Олег Попов – этот единственный во всех Вооруженных Силах офицер медицинской службы, который был награжден 5 боевыми орденами – 11 лет был простым военным пенсионером. Однако в 2007 году Попов был приглашен на свою нынешнюю должность. Олег Попов стал гендиректором межрегиональной общественной организации «Объединение ветеранов военно-медицинской службы России». С тех самых пор ветераны российской медицинской службы находятся под его непосредственной, личной опекой. Он старается сделать все возможное и невозможное, для того чтобы оказать своим коллегам необходимую социальную, медицинскую, а бывает и материальную помощь.
Если говорить о Чеченских кампаниях, то найдется немало солдат и офицеров, которые вспомнят российских военных медиков добрым словом. Относится к таким и капитан Александр Краско, которого на Кавказе «убивали» 3 раза. Два раза это был снайпер еще в первую чеченскую кампанию. В третий раз, уже полковником, он был подорван боевиками на дороге к Урус-Мартану. Он до сих пор не может забыть свое самое первое ранение. Тогда пуля снайпера вошла ему в шею и отбросила за бордюр. Этот бордюр и спас ему жизнь, снайпер не смог его добить. Позже через улицу его вытаскивал уже медик из их батальона. Во время спасения раненного он сам получил тяжелое ранение, но смог дотащить Краско до МТЛБ. Всего через 15 минут офицера уже оперировали в Ханкале.
После этого Александр Красно еще достаточно долгое время лечился в военных госпиталях. Вернулся в строй он только через год, а в августе 1996 года в Грозном он снова получил пулю. В этот раз офицера под плотным огнем боевиков эвакуировали на вертолете. Медицинская вертушка получила 37 различных пробоин. Но военные летчики и сопровождавшие раненых военные врачи смогли вовремя доставить 5-х тяжелораненых военнослужащих в военный госпиталь. С тех самых пор офицер Александр Краско отмечает свой день рождения 4 раза в году. И всегда поднимает рюмку и говорит тост за врачей в погонах. И таких историй, как с полковником Александром Краско, в российской военной медицине десятки, если даже не сотни.
Тем обиднее многим было смотреть на то, что происходило с российской военной медициной в последние годы. Недавно новый министр обороны России Сергей Шойгу отметил, что военные госпитали больше закрывать не собираются, по его словам у Минобороны России по этому вопросу существует своя «дорожная карта». «Закрывать мы больше ничего не планируем», – отметил генерал, который с визитом посетил Государственный летно-испытательный центр им. Чкалова, расположенный в Ахтубинске. При этом позднее Шойгу уточнил, что часть военных госпиталей будет передана в ведение Федерального медико-биологического агентства (ФМБА). В частности, речь идет о тех военных городках и гарнизонах, в которых мало военнослужащих и нет смысла содержать там большое число медицинских работников.
«Все-таки у нас во многих местах клиники вроде бы хорошие, и оборудование замечательное, но вот со специалистами похуже. Поэтому будем готовить новые медицинские кадры в Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге и направлять, в том числе, и в Ахтубинск», – отметил Сергей Шойгу. Напомним, что передать военные госпитали ФМБА глава Минобороны решил еще в конце 2012 года. Тогда сообщалось, что все переданные медицинские учреждения получат статус «гражданских», и обращаться туда за медицинской помощью смогут не только военнослужащие и члены их семей, но также и местные жители.
Массовое расформирование военных госпиталей, началось по инициативе бывшего министра обороны Анатолия Сердюкова еще в 2008 году в рамках реформы российской системы военной медицины. Уже к 2009 году в стране было расформировано 22 госпиталя и несколько десятков поликлиник, а число военных врачей уменьшилось с 15 000 до 5 800 человек.
Уровень медобслуживания и его эффективность в военных госпиталях России и СССР были высокими с тех пор, как эти учреждения только стали появляться в наших городах. Качество оказываемых здесь военными специалистами медицинских услуг не подвергалось сомнению ни во времена существования Российской империи, ни во времена СССР. Казалось бы, если отрасль обладает славной и приносит очевидную пользу гражданам, то ее надо всеми силами поддерживать и развивать. Но на деле все обстоит иначе. Специалисты не устают говорить о том, что в наши дни военная медицина находится не в лучшем своем состоянии. В результате реформирования, которое осуществлялось в последние годы, была нарушена четкая преемственность от построения научного, клинического, реабилитационного комплексов до получения на выходе после прохождения всей этой медицинской цепочки здорового гражданина. И это лишь малая часть проблем, с которыми почти каждый день сталкиваются военные медики.
Одна из основных проблем – это плохое состояние материальной базы больниц и госпиталей. Многие из них были построены еще в прошлом веке, а их износ составляет от 80% до 100%. Понятно, что для их восстановления требуются существенные денежные средства. По словам Сергея Шойгу, сегодня 72% зданий эксплуатируется уже более 40 лет, большая часть из них нуждается в проведении реконструкции и капремонте, помимо этого есть острая потребность в новых помещениях. Не только ветхие здания, но и качество предоставляемых услуг сегодня оставляет желать лучшего, подчеркнул министр обороны. Вызывает тревогу слабое оснащение медицинских подразделений специализированной техникой. Это достаточно серьезный вопрос, так как отсутствие необходимой аппаратуры означает невозможность оказания качественной медпомощи в полевых условиях.
Есть проблемы и с обеспечением лекарственными препаратами. Потребность военной медицины в лекарственном обеспечении в прошлом году составила 10 млрд. рублей. Но выделено было лишь 40% от необходимой суммы. Отсутствие достаточных денежных средств в бюджете по данной статье, конечно же, никак не способствовало улучшению ситуации. Похожее положение наблюдается и по финансированию постройки новых лечебных учреждений. На сегодня процент обеспечения в строительстве и капремонте составляет не более 30–40%. Отсюда и длительные хронические недострои, и изношенность материальной базы. Некоторые медицинские объекты не вводятся в строй больше 10 лет, что не позволяет оказывать медицинскую помощь в полном объеме.
Как известно, примерно 17 регионов России полностью лишились медучреждений Минобороны. Это привело к тому, что примерно 400 тысяч военнослужащих, а также военных пенсионеров теперь вынуждены обращаться за медицинской помощью в и без того переполненные пациентами гражданские медицинские учреждения. Если в ряде регионов Центральной России военные пенсионеры, теоретически, без особых проблем могут себе позволить обратиться за медпомощью в гражданские больницы и поликлиники, то есть достаточно много уголков России, где от места проживания до населенного пункта с подходящей больницей приходится преодолевать не менее нескольких сотен километров.
Но ситуация все-таки будет выправляться. Министр обороны Сергей Шойгу распорядился выделить 1,4 млрд. рублей на приобретение новой медицинской техники, а также доукомплектацию военных госпиталей выпускниками медицинских вузов. Помимо этого должен быть разрешен вопрос по введению в эксплуатацию госпитальных судов и сделан подробный анализ необходимости и целесообразности сокращения количества военных медучреждений в ряде регионов России. Все это не может не радовать.
Источники информации:
-http://www.redstar.ru/index.php/component/k2/item/9639-lechit-po-prizvaniyu
-http://medportal.ru/mednovosti/news/2013/05/07/047mil
-http://newsland.com/news/detail/id/587854
-http://blog.kp.ru/users/2763549/post261039031
Говоря о различных военных конфликтах, мы до настоящего времени почти не касались одного вопроса, который волнует всех участников: оказание медицинской помощи раненому непосредственно на поле боя. Сегодня основным принципом оказания помощи раненому в войсках стал: «Тащи его отсюда в госпиталь, там разберутся». В Чечне в 1995 году я убедился, что большинство умерших до поступления в госпиталь или в первые часы после ранения могли бы выжить, если бы им была немедленно оказана полноценная медицинская помощь в течение 30-40 минут после ранений.
В нашей армии считается (по крайней мере такое впечатление складывается), что нормально лечить раненого можно только подальше от места боевого соприкосновения и только в медицинском подразделении не ниже отдельного медицинского батальона или отряда, Для медицинского персонала там действительно работать безопаснее и спокойнее, но, как показывает опыт локальных войн и миротворческих операций, быстро эвакуировать туда раненых удается не всегда.
Например, во время декабрьских боев в Гудермесе из здания железнодорожного вокзала раненых не могли вывезти в течение недели. Эвакуация даже одного человека с блок-поста в госпиталь может длиться 3-4 часа.
Раненые умирают или попадают в госпиталь в состоянии, когда медицина уже бессильна, Это происходит потому, что при большинстве боевых ранений очень быстро — всего за 5-10 минут развивается серьезное и смертельное осложнение — шок. Он приводит к расстройству дыхания и сердечной деятельности.
В медицине есть понятие «золотого часа»: если в течение первого часа раненому оказать полноценную медицинскую помощь, то выживает 90%. Если помощь оказывается через два часа, выживет 10%.
Для того чтобы помочь пострадавшему, надо иметь в своем распоряжении обезболивавшие и гормональные препараты, которые помогают бороться с шоком, кровезамещающие жидкости для восполнения объема потерянной крови, антибиотики для пре-дотвращения инфекции и средства остановки кровотечения (перевязочные пакеты, жгуты, кровооставливающие зажимы). А также ряд медицинских приспособлений, без которых наладить эффективное лечение невозможно.
Надо отметить: действие лекарства наиболее эффективно при введении в вену, а введение в мышцу, особенно на холоде при развитии шока нужного результата не дает. Каждому военнослужащему необходимо иметь перевязочный пакет, жгут и индивидуальную аптечку. Табельная аптечка индивидуальная рассчитана на оказание помощи в первую очередь при применении противником оружия массового поражения. Входящее в нее так называемое «противоболевое средство» промедол относится к наркотическим веществам и часто в аптечку не вкладывается, так как командование опасается, и вполне справедливо, что личный состав использует его еще до ранения. Но этот набор рассчитан только на самую первую помощь.
Основную помощь раненым до их попадания в госпиталь должны оказывать санитарные инструкторы и фельдшеры. На эти должности назначаются военнослужащие, получившие медицинское образование, но ими могут быть и те, кто имеет незаконченное медицинское образование.
Санинструктору по штату положена «сумка медицинская войсковая», в которой находится содержимое все тех же индивидуальных аптечек, перевязочные средства и небольшой набор медицинского снаряжения (термометр, садовый нож, ножницы, пинцет). В вой-сках ребята эти сумки доукомплектовывают в соответствии со своим опытом, но это уже индивидуальное творчество, да и выбор у них ограничен — в основном, что выпросят по знакомству.
Медицинских средств в войсках явно не хватает (в войсковой группировке в Чечне были батальоны, где к маю оставалось 6-8 бинтов на всех). Так что помощь оказывать нечем. Вот и лежат наши раненые, иногда по несколько суток ожидая помощи.
Но ведь медицина не стоит на месте. Давно разработаны медицинские укладки для врачей и фельдшеров десанта и спецназа, для спасателей. Их показывают на выставках, ими хвастается военно-медицинское начальство. Врачи и фельдшеры из низовых струк-тур просят «дайте», ищут, где достать. Но в войска эти разработки не попадают, а если попадут, то лежат на складах. Их боятся выдавать.
В медицине есть хороший принципт: «не навреди». Он требует oт медика обязательного выполнения одного правила: лечение должно быть максимально безопасным, и уж, во всяком случае, риск от лечения не должен быть выше риска самого заболевания. Однако у нас этот принцип быстро обернулся правилом «как бы чего не вышло». Когда-то внутривенные инъекции были уделом вра-чей, сейчас их везде делают и медсестры, и фельдшеры. А вот санитарным инструкторам и фельдшерам в войсках запрещено их делать. А раз запрещено, то и при оснащении не учитывают ни инструментов, ни лекарств.
Кому-то упорно не хватает смелости отменить инструкцию, которая сегодня мешает выжить. Это понимают в ГВМУ, понимают в войсках. Но ничего не хочет слышать об этом среднее руководящее звено: «У нас инструкция, у нас запланированный процент потерь, все по плану».
С каждым годом совершенствуется современное оружие. С каждым годом новые юноши попадают а различные локальные конфлик-ты и растет количество раненых. Мы теряем молодых ребят, теряем профессионалов, которые могли бы выжить и служить.
И еще. Солдат спокойнее в бою, если понимает, что ему окажут нормальную помощь при ранении. Те, кто служит знают: ее окажут в госпитале, если доедешь. А если не доедешь?.. Эта проблема требует переработки всей системы помощи раненым на догоспитальном этапе. Именно переработки, а не перестройки, от которой всегда остаются только руины.
С полковником Владимиром Олеговичем Сидельниковым мы встретились в его кабинете в Военно-медицинской академии. О военных медиках я до этой встречи не имел практически никакого представления. Я думал примерно так: это обычные врачи, которым по торжественным случаям иногда приходится надевать военную форму.
Вполне академическая обстановка и внешность доктора медицинских наук, профессора Сидельникова, с его ослепительно белым халатом поверх зеленой хирургической одежды – всё это вполне укладывалось в моё представление об ожидаемой встрече. Разговор я начал с расспросов о его уникальной докторской диссертации «Медицинская помощь обожжённым в локальных войнах и вооружённых конфликтах», которую Владимир Олегович защитил, опираясь на собственный опыт лечения более чем двух тысяч обожжённых солдат и офицеров. Я интересовался также и другой важной проблемой, которую ему удалось решить: предотвращение негативных последствий переохлаждения бойцов армейского спецназа при ведении боевых действий зимой в горной местности в Чечне. Вроде всё было ожидаемым в нашей беседе. Но уже через некоторое время я почувствовал, что военные врачи спецподразделений (а доктор Сидельников служил именно в армейском спецназе) – это совершенно особая порода людей. Дальнейшее знакомство с доктором подтвердило это моё впечатление.
Кто же военные врачи на фронте на самом деле? Это люди, которые не могут расслабиться ни на секунду. Ведь нужно сделать всё, чтобы человек, получивший боевую травму, выжил и, если есть хоть малейшая возможность, снова вернулся в строй. И нередко при этом боевая ситуация заставляет их откладывать в сторону медицинские инструменты и брать в руки оружие.
За время своей службы в Афганистане, Таджикистане и Чечне доктор Сидельников не однажды оказывался на переднем крае. Два раза он был тяжело ранен. В Афганистане во время боевого выхода «духи» взяли его в плен, но наши десантники его быстро отбили. В другой раз, оказавшись во время боевой операции единственным офицером в боевой группе, он принял командование на себя. И потом почти сутки группа вела бой в полном окружении в немыслимых условиях, когда превосходящий по численности противник находился на расстоянии броска гранаты. Доктор Сидельников был непосредственным участником и первого, в 1994 году, и второго, в 1999 году, штурмов Грозного… В своих воспоминаниях он вновь и вновь возвращается к самым трагическим событиям афганской и чеченской войн, непосредственным участником которых он был. Но об одном его бое я решил рассказать отдельно (см. ).
Сергей Галицкий
СТАНЬ УЧАСТНИКОМ
НАРОДНОГО ФИНАНСИРОВАНИЯ
ПРОДОЛЖЕНИЯ КНИГИ «ИЗ СМЕРТИ В ЖИЗНЬ…»!
(Перевод любой суммы на карту Visa Сбербанка №4276550036471806)
Более подробно, о чём именно рассказывается в 4-й томе книги «Из смерти в жизнь…», а также о других способах перевода денег, можно прочитать в блоге Сергея Галицкого: http://сайт.
Здравствуйте друзья и просто неравнодушные читатели!
Продолжаю свои "мемуары"-воспоминания о том, что моим друзьям и мне довелось пережить на Кавказе.
Перебираю свои старые фотоплёнки, фотографии. На груди, поверх бронежилета постоянно носил небольшой фотоаппарат «Агат», 72 кадра, заправлял цветной плёнкой «Кодаком». Обгорелая техника, неубранные трупы прямо на улицах, скрученные трамвайные рельсы, «скелет» Дома Правительства.
Тяжело всё-таки некоторые моменты вспоминать. Совесть у меня чиста, но есть многое такое, что не хотелось бы повтора. Как входили, а затем выходили из Чечни, преданные "ле****ем" - хасавюртовским миротворцем, как роты-батальоны друг перед другом "выёживались" у кого банька круче, а впрочем, всё равно "бэтээры"- вши, кто не понял, одолевали, как по радио общался по прямому с "хоттабычем", как... Впрочем, надо-надо всё описать...
Я вспоминаю, как нас встречали местные русские жители, со слезами на глазах, «сынки, был бы хлеб, с хлебом-солью бы встретили, Бога ради – не уходите!»... Сентябрь 1996 года, уходили, преданные и чувствовали сами себя предателями по отношению к остающимся русским. Впрочем, катастрофа вертолёта… Наверное, наверху прислушались к пожеланиям простых людей.
Начинаю вспоминать, до утра не могу заснуть, если бы курил, то пустые пачки из-под сигарет улетали бы мусорку...
Солдаты пишут, вспоминают, благодарят за жизнь, в «Одноклассниках», в «майл.ру»
Как меня ненавидели, когда я со своими офицерами гонял их на полигоне до десятого пота, как расстреливал вместо мишеней бражку, найденную в укромных местах на блок-посту (более правильно называть - КПП), как в палатках после боевых "чистил" специальными упражнениями психику солдат, чтобы не было БПТ (боевые психотравмы), чтобы не было пресловутого "вьетнамско-афганско-чеченского" синдрома. тТак меня учили по психологии в Академии.
Как сам по приезду домой просил жену включить что-то про войну на видео, чтобы легче заснуть под выстрелы. Ну и неадекватная реакция первое время, когда шарахался от невинных хлопушек на улице (под Новый год).
Ну а главный «секрет», который настоящим офицерам известен. Солдата накорми, обучи, займи полезным делом, проконтролируй и всё будет в порядке, впрочем, всё равно найдутся те, которым неймётся…
Боевая служба на «блок-постах», вернее, КПП совместно с нарядами милиции. Постоянно в напряжении, постоянно недосыпание. Одновременно проводим с офицерами и сержантами с личным составом занятия по боевой подготовке, по информированию, по изучению законов.
Нашёл стеклянную бутыль с алычой, засыпанной сахаром – БРАЖКА… Ставлю на сто метров и на вытянутой руке прицеливаюсь из РПК-74 в бутылку… Первый одиночный выстрел – в цель!
Вздох разочарования. Снайперские упражнения из СВД – по жестяным баночкам с водкой за 300-400 метров. Кстати, тульские милиционеры отравились водкой с подмешанным туда метиловым спиртом.
Сидим после боевого расчёта у БТР с товарищем… Над головой внезапный скрежет – «работает» Град. Все в шоке, а духи-наблюдатели-то как были поражены! Они как раз были на замаскированных позициях напротив наших.
За полгода до моей «командировке» этот КПП был захвачен Хаттабом…
Расслабленный личный состав, непродублированная связь, мелкие боевые (окопы) позиции, «заказ» спонсоров чёрного араба – все в плену. Вызволили кого-то обменом, выкупом. А большинство вырвались из концлагеря ДГБ Чечни самостоятельно. История почти невероятная. Охранники лагеря отвлеклись на время намаза. Оставили оружие в стороне, да и привыкли к покорности русских. Солдаты же улучили момент и… В общем, спаслись, прошли за ночь от Аллероя до Гирзеля с десяток километров за ночь, притом нагруженные оружием бандитов. Честь им и хвала!
Родоновый источник близ Хасав-юрта. Принимали ванны в моменты передышки. Там же душ в палатках. А в каждом подразделении есть БАНЯ!!! Это невозможно описать – каждая рота нахваливает свою парилку, у кого в бане дух забористее, веники «пользительнее». Палатки, кунги, блиндажи, даже «хим-дымовская» прожарка – всё шло в ход.
Помню ещё наши рабочие лошадки – МИ-8…
«Попутный ветер-это хорошо!
Но только не при взлёте и посадке!». Песня про авиацию Внутренних войск.
Как-то на 27 марта (день ВВ) прилетел к нам Главком ВВ МВД РФ Куликов – подарил достойным часы, грамоты, «Кресты» - отдельный разговор. Знак «за отличие в службе во Внутренних войсках МВД России» 1 и 2 степени, т.н. «серебряный» и «золотой». Носят его с гордостью не только во Внутренних войсках, но и остальные военные и милиция (конечно те, кто заслужил - надеюсь).
Привозил несколько раз «командировочные» на полк. Суммы? Приличные. Сложно сказать по современным ценам. Но тогда казалось прилично. РД-ка (ранец десантника) под завязку. Идём колонной, я в головной, вслед за охранением – БТР разведки. Подрыв! Лечу… Очнулся, лежу в сбоку от дороги, первая мысль – деньги на месте? Вроде да, позвоночник? Шевелюсь… Третья – гдея, что со мной было? Вылезаю, навстречу бойцы с автоматами наизготовку. Видик у меня ещё тот, лицо в крови, сам в грязи, что-то спрашивают – ничего не слышу. Контузия, блин. Кстати, потом ничего не засчитали за ранение.
Кстати, по оплате – двойные командировочные, «окопные», тройная выслуга. Во вторую – двойная выслуга, а время непосредственного участия в боевых действиях – тройная и т.н. «боевые». А распределение «боевых»? …без комментариев, увы!
Сухой паёк – «времён очаковских и покоренья Крыма». Картонная коробка, пару банок с кашей, одна с тушёнкой, чай и сахар в пакетиках… Попал под дождь – выбрасывай, всё промокло. Любыми правдами – неправдами добывали наши тыловики и отцы-командиры ИРП (индив. рацион питания) или «лягушка», как ещё его называли за зелёный цвет.
Сидим на переговорах со старейшинами одного из аулов за одним столом, ломаем хлеб. Аллахом клянутся, что у них всё спокойно, нет бандитов, нет оружия и тут же ночью обстрелы из села по нам… Эх Буданов-Буданов! Без комментариев. Кстати, на столе сало, водка.
Их выражение: «Благослови Аллах, мясо белий овса!». Наливают, выпивают, закусывают!
Лето, подходит время замены офицеров. Как правило – 3 месяца, далее усталость, мягко говоря. Я прекращаю отпуск, беру замену ещё трёх офицеров, требование, предписание и прочая. Оформляем билеты на поезд – Москва-Кизляр. Едем, за Астраханью – «Советская» власть заканчивается, поезд – как в гражданскую, люди вповалку в проходах. Приезжаем, «вертушка» через пару дней. Нанимаем такси и едем в расположение, ну не ждать же два дня. «Не ждали!».
На переговорном пункте в Хасав-юрте женщина сожалеюще говорит мне:
-Вы русские, приехали из России сюда, ничего не знаете!
Я ей в ответ:
-Я не русский, а беларус, из России не выезжал, т.к. Чечня и даже Дагестан всегда были и остаются Россией, ну а кунаки у меня есть в Куруше, в Зандаке. В Куруше меня, например, сперва чаем напоят, затем обедом накормят (ну типа – местного Габрова).
Интересный городок такой Хасав-юрт. Большой Черкизон – город-рынок. Всё на обеспечение товарами восточной части Чечни и центрального Дагестана. Баранина стоит в три раза дороже осетрины. Чёрная икра лежит на рынке килограммами, по цене красной в Москве. Ну это мои наблюдения, может, в чём-то субъективные…
Пасха – мои солдатики всю ночь варят-красят яйца. Наутро оттъезжаю в город, в церковь, получаю благословение от местного батюшки, освещает яйца. Приезжаю и по его благословению беседую с солдатами. Бога ради, я не капеллан или какой-то воинский священник, но иногда принимаю на себя такое. Рядом стоят мои же солдаты-мусульмане. Прошу их: послушайте, постойте возле, помолитесь Аллаху, он поймёт!
Чем всё лично для меня закончилась Чечня? Определённые проблемы со здоровьем (контузия и прочее). Рапорт на стол – увольняюсь. Год в отпусках – должны были выходных-проходных-отпусков как земля колхозу.
Удостоверение ветерана боевых действий. Некоторая ежемесячная сумма к пенсии (что-то около 2 тыс. рублей). Прикрепление к поликлинике. Пожалуй и всё.
Ещё есть свои воспоминания...
1-я Чечня. Январь 1995г.
За спиной у меня солдат с матерью (отпустили её с сыном в ППД), двое солдат с автоматами в сопровождение. Предместье Грозного, уж не помню навскидку, следующее село от Толстой-юрта в сторону Моздока, вечер, я на УАЗике. Окружают машину с десяток "духов" в селе...
Терять нечего, иду с протянутой рукой навстречу.
"Салам!".
"Салам!".
Что, как, зачем? Разговор двух не мальчиков уже. Смотрю, знакомый белорусский акцент у ихнего старшего. И он начинает ко мне присматриваться внимательнее...
Я: "Ты откуда родом?"
Он: "Беларусь!"
...
Однокашник по Бобруйскому автотранспортному техникуму, распределение в Грозный, женитьба на местной (не часто такое бывает!).
Постояли с полчаса, поговорили, дал сигнал своим на пропуск обратно и до ближайших блок-постов провели обратно, а солдата с матерью они с утра посадили на маршрутку в сторону Моздока...
Как там мой земляк-белорус?
Навеяло воспоминания про войну...
Как-нибудь напишу статью поподробнее, есть что вспомнить! Чечня, Абхазия, Карабах, Ферганская долина!
Честь имею!